Инженер Петра Великого 4

Он выдержал последнюю, самую тяжелую паузу. Затем достал из потайного кармана своего камзола сложенный вчетверо лист бумаги.

— Мой агент заплатил жизнью за этот клочок бумаги, — с этими словами он положил его на стол перед нами.

Я осторожно развернул чертеж. Это был скорее эскиз, набросанный по памяти, но от этого он не становился менее пугающим. На бумаге был изображен прототип боевого корабля — мощный деревянный фрегат, чьи борта были защищены броневым поясом из толстых железных плит. Крепления были прорисованы схематично, но сама концепция была ясна как божий день. Это была плавучая крепость. Внизу, неровным почерком шпиона, было выведено кодовое название.

— Они строят это, господа, — голос маркиза звучал глухо, как похоронный колокол. — Они объединили шведский опыт литья, ваши трофейные идеи и свой морской гений. Проект носит название «Invulnerable» — «Неуязвимый». По нашим данным, это пока лишь сырой прототип, неуклюжий и медленный. Они уже проводят испытания артиллерии против броневых плит, и ядра просто отскакивают от них, не причиняя вреда. Они еще не решили всех проблем, но они нашли верное направление. Если они доведут его до ума, ни один флот в мире не сможет ему противостоять. Англия собирается вернуть себе господство на море. И, боюсь, у них есть все шансы это сделать.

Мысленно я прикидывал все проблемы, с которыми столкнутся разработчики. И я честно говоря не думаю, что они сильно затормозили бы создание эдакого броненосца. А это плохо, очень-очень плохо.

Я смотрел на этот корявый рисунок. Гонка вооружений, в которой я считал себя единоличным лидером, только что началась по-настоящему. И мой главный противник получил опасную фору.

Глава 21

Москву я покидал с таким чувством, будто из болота вылез, — весь в тине, зато живой. Этот город давилсамим духом — вязким, тягучим, пропитанным вековой пылью интриг, где каждое слово имело двойное дно. Наш с Демидовым пакт был лишь первым актом пьесы, финал которой никто предсказать не мог. Он уехал к себе, на Варварку, и оба мы знали, что это только начало большой игры. Стрешнев пообещал уладить дела с французом, организовав ему встречу с Государем уже в Питере, и я с легким сердцем спихнул на него эту дипломатическую эквилибристику. Мое дело — железо, а не реверансы.

Обратная дорога в Питер была другой. Воздух казался чище, а мысли — яснее. В голове уже не было места рефлексии. Мозг, как хорошо отлаженный механизм, перемалывал новые данные, выстраивая стратегии.

Демидов. Железные дороги. Торговая война с Англией.

Масштаб задач вырос настолько, что мои прежние амбиции — наладить выпуск винтовок и построить пару заводов — теперь казались детскими играми в песочнице. Я сам, своими руками, влез в жернова истории, и теперь они тащили меня за собой, требуя соответствовать. Игнатовское становилось лишь одной из шестеренок в огромной машине, которую мы задумали с уральским хищником.

Питер встретил знакомым пронизывающим ветром. Но все равно здесь я дышал полной грудью. Это был мой мир порядка. Едва я успел отдать первые распоряжения по разгрузке и размещению людей, как нарисовался гонец — запыхавшийся драгун с личным письмом от царя. Петр не привык ждать, требовал меня к себе немедленно. Уже донесли, что я прибыл.

Встречу он назначил в Адмиралтействе, в одной из чертежных палат, где пахло свежей стружкой и смолой. Он стоял у огромного стола, на котором был разложен чертеж нового фрегата, и с увлечением что-то обсуждал с голландским корабельным мастером. Увидев меня, он отпустил голландца и жестом указал на стул.

— Ну, барон, докладывай, — весело начал разговор Государь. — Как ты этого уральского медведя в наше тягло запряг? Я до сих пор в толк взять не могу.

Я не стал расписывать ему все тонкости нашего торга с Демидовым. Царю был важен результат, а не процесс. Я коротко, по-военному, изложил суть нашего союза: мы с Демидовым создаем новую компанию для постройки железных дорог, деля риски и будущие барыши. Он поставляет металл и людей, я — технологии и паровые машины. Государство при этом имеет значительную долю.

— Значит, все-таки уломал, — Петр хмыкнул, и в его глазах блеснуло одобрение. — Золотыми цепями его приковал, чертяка. Это по-нашему. А что барыши от этого будут казне — то и вовсе любо.

Он замолчал, а потом его лицо снова стало серьезным.

— Стрешнев донес и про француза твоего. Про этого маркиза. И про корабль ихний, железный. Вот про это — подробнее.

Я выложил ему все, что узнал от де Торси. Про шотландскую верфь, про проект «Неуязвимый», про то, как англичане, получив в руки мои ранние наработки и шведских мастеров, пытаются создать оружие абсолютного превосходства. Я говорил, а Петр слушал, и его лицо менялось на глазах. У него появлялся азарт игрока, которому на стол выложили смертельно опасную карту.

— Значит, броней обшивают… — протянул он, когда я закончил. — Ядра отскакивают… — Он прошелся по комнате. Остановился у окна, выходившего на верфь, где под стук топоров рождались новые корабли его флота.

— Что ж, — он резко развернулся. — Ответ наш будет простым и ясным. Они строят один «Неуязвимый»? Мы построим десять! Целую эскадру железных чудищ, которые сотрут их флот в порошок! Немедля садись за чертежи, барон! Мне нужны корабли, которые не боятся их пушек. Все ресурсы компании, все твое железо — на это дело!

Я ожидал чего угодно, но не такого. В его глазах уже пылал огонь нового грандиозного проекта. Он не видел проблем, он видел вызов. А я видел катастрофу.

— Государь, — я осторожно подбирал слова. — Идея сия, конечно, велика. Но…

— Что «но»? — он нахмурился.

— Но у меня рук на все не хватит, Государь! — вырвалось у меня. — У нас паровая машина еще сырая, ее до ума доводить надо! Винтовка СМ-1, которую армия ждет, до сих пор не сделана! Конвертер латать надо после каждой плавки! Мне бы с текущими делами разобраться, а ты уже целый броненосный флот строить хочешь! У меня людей нет, Государь! Нет мастеров, способных такие сложные задачи решать! Нартов один на всю Россию, я его на части разорвать не могу!

Петр слушал мой отчаянный монолог, и его лицо расплывалось в хитрой улыбке. Он подошел ко мне и тяжело опустил свою огромную ладонь на мое плечо.

— Экий ты у меня непонятливый, барон, — пророкотал он. — Рук у него, видишь ли, не хватает. Так в чем же дело?

Он отошел к столу, схватил перо, макнул в чернильницу и на чистом листе бумаги размашисто, в несколько строк, начертал указ.

— Вот тебе руки, — он протянул мне еще не просохший лист. — Даю твоей Инженерной канцелярии право по всем городам и весям нашим ездить и собирать под свои знамена лучших людей. Ремесленников, механиков, рудознатцев, самородков всяких. Всех, у кого голова на плечах и руки из нужного места растут. Вне зависимости от сословия и чина. Забирай с заводов, с мануфактур, хоть из острога вытаскивай, коли человек дельный. Даю тебе на это мою волю. Дворян, правда, не трогай, — он усмехнулся. — Да где ж средь них толковых-то сыщешь? Так, баловство одно. А вот из простого люда таланты выгребай. И строй. Строй мне флот, барон. Такой, чтоб вся Европа ахнула.

Я вернулся в Игнатовское опустошенным. Царский указ, дающий мне право на «охоту за головами», жег карман. Это был невиданный карт-бланш, но и ярмо, которое Петр повесил мне на шею. Он требовал чуда, и требовал его вчера.

Броненосный флот… Легко сказать. У меня в голове роились сотни нерешенных задач, а он уже замахивался на проекты, сложность которых опережала это время лет на сто пятьдесят. Но спорить с царем — все равно что пытаться остановить лавину.

Игнатовское встретило меня привычной деловой суетой. Наше пыхтящее и стонущее сердце — паровая машина — уже работала в полную силу, приводя в движение станки в механическом цехе. Нартов, получив в свое распоряжение трофейные инструменты и моих мальчишек-самородков, творил настоящие чудеса. Точность обработки деталей выросла на порядок. Мы наконец-то начали делать сложные, подогнанные друг к другу механизмы.