Инженер Петра Великого 4

Еще через двое суток, под покровом ночи, мы высадились на шведский берег. Место было пустынное — низкая болотистая низина, заросшая чахлым кустарником. Ни огонька, ни признаков жилья. Идеальное место для тихой высадки. Сходни спустили на воду, и началась самая задница. Лошадей пришлось оставить на галиотах с небольшой командой — по здешним топям им было не пройти. Все, что нам было нужно, мы должны были тащить на своем горбу.

Начался пеший переход, который я запомню на всю жизнь. Де ла Серда вел нас тропами. Мы чавкали по колено в ржавой болотной воде, продирались сквозь колючие кусты, карабкались по скользким, поросшим мхом валунам. Солдаты, навьюченные оружием, патронами, разобранными мортирами и собственным барахлом, шли поругивая шведов. Каждый шаг давался с трудом. Сырость пробирала до костей, гнус жрал заживо, а от постоянного напряжения ноги гудели, как телеграфные столбы. Я пер на себе такой же тюк, как и все, и чувствовал, как силы меня покидают.

Ночью мы не разводили костров. Дрыхли по очереди, прямо на сырой земле, завернувшись в плащи. Жрали всухомятку — размоченные в воде сухари да солонину. Это был не поход, а проверка на прочность, на излом. И мои люди этот экзамен выдержали. За двое суток этого адского марша — ни одной жалобы, ни одного отставшего. Мы перли вперед, как единый, упрямый механизм, ведомый волей старого испанца.

На рассвете третьего дня мы вышли на опушку леса. Впереди, в низине, лежал наш пункт назначения. Завод в Евле. Я смотрел на него в трубу, и сердце застучало быстрее. Это был небольшой промышленный городок. Несколько огромных доменных печей, из которых лениво тянулся дымок, длинные корпуса цехов, склады, казармы для охраны, аккуратные домики для мастеров. Все это было обнесено невысокой, но добротной каменной стеной. Мы вышли к нему с тыла, со стороны леса, точь-в-точь как и планировал де ла Серда. С этой стороны оборона была самой слабой — никто и в страшном сне не мог представить, что враг придет из непроходимых болот.

Я видел часовых, которые лениво слонялись по стене, видел, как из трубы казармы идет дым — солдаты завтракали. Они жили своей обычной, мирной жизнью и даже не подозревали, что в нескольких сотнях шагов от них, в тени деревьев, затаилась смерть. Мы сделали это. Мы прошли.

Рассвет только-только начал красить небо в блеклые, серые тона, когда мы начали. Никаких тебе боевых кличей или барабанной дроби. Наша атака подкралась в тишине, которую нарушал лишь шелест утреннего ветра. Я лежал на мокрой траве рядом с де ла Серда, вглядываясь в панораму завода. Все было готово. Мой план был прост и дерзок. Короткий, молниеносный налет, построенный на внезапности и технологическом превосходстве.

— Артиллерия, — прошептал я в темноту, и команда по цепочке ушла к расчетам.

В лесу, в полусотне саженей позади нас, четыре моих легких трехфунтовых мортирки уже стояли наготове. Солдаты сработали слаженно и беззвучно. Прицел взяли заранее. Цель — большая, длинная казарма, где дрых гарнизон.

— Огонь! — скомандовал я.

Четыре глухих хлопка, будто кашлянул великан, разорвали утреннюю тишину. Четыре черные точки взмыли в небо и через несколько секунд рухнули на черепичную крышу казармы. Первые три бомбы проломили ее и рванули уже внутри, превратив утренний сон гарнизона в огненный ад. Четвертая долбанула в стену у самого входа. Грохот взрывов, треск ломающихся балок и дикие, нечеловеческие вопли боли и ужаса прокатились над заводом. Из окон казармы повалил густой черный дым, заметались тени обезумевших от страха людей.

Это был наш сигнал.

— Первая группа, пошла! — скомандовал я, и два десятка моих лучших стрелков, элита из элит, вооруженная прототипами винтовок СМ-01, бесшумно вытекли из леса.

Их задачей был не штурм, а подавление огнем. Они не ломанулись к стенам. Они рассыпались по опушке, занимая заранее обговоренные позиции за валунами и толстыми соснами. У них была одна цель — главные ворота и прилегающие к ним участки стены, откуда сейчас, ошарашенные взрывами, должны были выскочить шведы.

И они выскочили. Из караулки у ворот высыпало с десяток солдат в наспех натянутых мундирах, пытаясь спросонья понять, что за чертовщина творится. И в этот самый момент моя элитная группа открыла огонь.

То, что было дальше, иначе как бойней не назовешь. Шведы привыкли воевать по-старинке: дали залп — и потом долго, мучительно перезаряжаешь свой мушкет. Они к такому были не готовы. Мои СМки выдавали по десять выстрелов в минуту. Это был непрерывный, опустошающий свинцовый град. Пули выбивали каменную крошку из стен, сносили головы, прошивали тела насквозь. Шведы, которые пытались занять позиции на стене, падали, не успев даже выстрелить. Их офицер, размахивавший шпагой, захлебнулся кровью, схватив пулю в горло. За полминуты вся площадка перед воротами была завалена телами. Те немногие, кто уцелел, в ужасе бросились обратно в укрытие. Оборона главных ворот была парализована.

— Вторая группа! Штурм! — заорал я уже во весь голос.

И из леса хлынула основная масса — две роты преображенцев с мушкетами наперевес. Я бежал вместе с ними, чувствуя, как адреналин заливает кровь, делая мир вокруг нереально четким и ясным. Мы тащили с собой легкие штурмовые лестницы, которые притащили с собой. Под прикрытием непрерывного огня стрелков с СМ-01 мы добежали до стены. Эту группу возглавлял «покойный» Глебов. Кажется, «смерть» на него «плохо» повлияла, придала безбашенности.

Первые лестницы с грохотом ударились о камень.

— Вперед! За мной! — ревел Глебов, первым карабкаясь наверх.

Я полез следом, перекинув винтовку за спину. Взобравшись на стену, я увидел картину полного хаоса. Несколько шведских солдат попытались было дать отпор, но их тут же смели наши гренадеры, закидав гранатами. Один швед с выпученными от ужаса глазами бросился на меня с тесаком, но я успел выстрелить почти в упор. Его отшвырнуло назад, и он мешком рухнул на каменные плиты.

Мы спрыгнули со стены внутрь. Часть солдат тут же бросилась к воротам, сбивая тяжелый засов, чтобы впустить остальной отряд. Я же с группой преображенцев двинулся к горящей казарме. Из дверей вываливались обожженные, контуженные солдаты, которые тут же либо сдавались в плен, либо падали под нашими выстрелами. Сопротивление было сломлено. Оно было бессистемным, паническим. Они так и не поняли, кто и какими силами на них напал.

Бой внутри завода был коротким и жестоким. Пленных мы не брали, на это просто не было времени. Мы зачищали цеха, склады, контору. В одном из цехов горстка рабочих и мастеров попыталась забаррикарикадироваться, но граната, влетевшая в окно, быстро решила эту проблему. Через двадцать минут после начала атаки все было кончено.

Я стоял посреди заводского двора, тяжело дыша. Вокруг валялись тела, воняло порохом, кровью и горелым мясом. Мои потери были минимальны — трое убитых и с десяток раненых. Шведы потеряли весь гарнизон, около сотни человек. Это была не просто победа. Это был триумф новой тактики, нового оружия. Мы взяли хорошо укрепленный объект силами, вдвое меньшими, чем гарнизон, и сделали это за полчаса. Я смотрел на дымящиеся руины казармы, на своих солдат, которые уже начинали собирать трофейное оружие, и чувствовал не радость, а холодное, почти ледяное удовлетворение. План сработал. Завод был наш.

Бой закончился так же резко, как и начался.

Мои преображенцы, не дожидаясь команд, уже пришли в себя и действовали. Одна группа сгоняла в кучу немногочисленных пленных — в основном, перепуганных рабочих и контуженных солдат, которых вытащили из-под обломков. Другая — методично потрошила убитых шведов, собирая оружие и патроны. Потери были на удивление небольшими, но каждый убитый отзывался во мне тупой болью. Я ведь знал их всех по именам.

— Петр Алексеич, что дальше? — рядом нарисовался Глебов. Его лицо было в копоти, на мундире темнело чужое кровавое пятно, но в глазах плясали азартные черти.