Инженер Петра Великого 6

Я видел, как Государь слушает все это. Он не был слепцом. Петр прекрасно понимал, что стал свидетелем блестяще срежиссированного спектакля. Поймав его тяжелый взгляд, я понял — Государь все понял, но делал вид, что верит, потому что результат этой манипуляции был выгоден Империи. Я впервые пошел на небольшой конфликт, но не мог поступить иначе. Петр Великий не зря один из лучших самодержцев, но при этом обладал маленькой слабостью — импульсивностью.

Меншиков оказался в полной изоляции. Его план из «простого и надежного» на глазах превращался в путь к экономическому коллапсу. И только тогда, в наступившей тишине, поднялся я.

— Государь, — мой голос звучал спокойно. — Есть путь, который позволит и дороги построить, и в кабалу не попасть, и верных твоих слуг не обидеть.

Петр с недовольством выслушал меня.

Я изложил идею «Общей Компанейской Казны». Все нужные рычаги были нажаты: Брюс опасался за безопасность, Демидов и Морозовы — за свои кошельки, а Меншиков просто оказался слишком жаден. Оставалось лишь предложить решение, от которого Государь, загнанный в угол их совместными усилиями, уже не сможет отказаться.

Петр слушал, и на его лице отражалась целая буря эмоций. Он смотрел на меня, на растерянного Меншикова, на невозмутимого Брюса.

Когда я закончил, он долго молчал, барабаня пальцами по столу. Затем поднял на меня тяжелый, полный одновременно и ярости, и восхищения взгляд.

— Быть по-твоему, хитрец! — пророкотал он так, что, казалось, задрожали стекла. — Банку быть!

Я внутренне выдохнул. Победа. Я очень боялся потерять доверие Государя. И надеялся, что он правильно поймет мои «хитрости». Так и получилось. Но я ходил по краю, это да…

— Но… — добавил он, и от этого «но» меня аж перекосило.

Петр обвел взглядом всех присутствующих и перевел его на сына. Я мельком взглянул на царевича. Он сидел, вцепившись пальцами в подлокотники кресла, и на его лице была странная смесь страха и жадного любопытства. Он не понимал, что ему дают, но чувствовал, что это нечто огромное.

— … Председателем правления сей Компанейской Казны, дабы блюсти в ней интерес государев, назначаю… царевича Алексея Петровича.

Я остолбенел. Меншиков разинул рот. Это был гениальный в своем коварстве ход. Петр отобрал у меня мое детище, самый мощный инструмент, и отдал его в руки моего самого проблемного ученика. Он связывал меня, Демидова и Морозовых по рукам и ногам, заставляя нас подчиняться тому, кого мы должны были контролировать.

Я добился своего, но цена этой победы оказалась не просто высокой.

Политические баталии и педагогические драмы отнимали дни, однако ночи принадлежали нам. Нам — это мне и Андрею Нартову. В небольшой, строго охраняемой мастерской, спрятанной в самом сердце Адмиралтейства, мы священнодействовали над подарком Морозовых. Персидский механизм, который я мысленно окрестил «Звездной машиной», лежал на бархате под ярким светом сальных свечей, и мы, как два хирурга, препарировали чужой, утерянный гений.

Я был в настоящей инженерной эйфории. Каждая шестеренка этого древнего вычислителя служила подтверждением знаний из другого тысячелетия. Глядя на конические передачи и редукторы, мой мозг мгновенно достраивал недостающие детали. На листах бумаги рождались чертежи «Бурлака». Я проектировал его «правильно», как был устроен любой автомобиль моего времени: одна мощная паровая машина, сложный редуктор, коробка передач и, венец творения, — дифференциал.

— Это единственно верный инженерный путь! — горячился я, показывая Нартову эскизы. — Мы должны сделать сразу как надо, а не изобретать костыли!

Одержимый идеей создать технически безупречный механизм, я был готов перепрыгнуть через столетия.

Нартов внимательно смотрел на мои чертежи. Его молчание сначала меня подстегивало, а потом начало раздражать. Он не спорил, зато в его глазах я видел растущий ужас. Наконец, он не выдержал.

— Петр Алексеич, это… это прекрасно. На бумаге, — тихо произнес он, осторожно коснувшись пальцем узла дифференциала. — Но кто выточит нам вот эти шестерни с такой точностью? Чтобы они выдержали чудовищную мощь «Титана» и не рассыпались в пыль? Наш лучший станок не даст такого допуска.

— Мы улучшим станок! — отмахнулся я. — Придумаем новые методы закалки!

— Допустим, — не стал спорить Андрей. Он указал на другой узел. — А этот… редуктор? По вашим же расчетам, он будет весить как малая чугунная пушка. Он сожрет половину мощности двигателя на одно лишь трение. Это все… слишком сложно. Слишком хрупко.

Он поднял на меня глаза.

— Ваше благородие, — произнес он фразу, ставшей для меня холодным душем. — Вы пытаетесь запрячь в одну телегу дюжину коней через одну сложнейшую, хрустальную упряжь. А что, если просто дать каждой паре коней своего возницу?

Я замер. Фраза Нартова гениальна. Я смотрел на свой чертеж и вдруг увидел его глазами практика XVIII века. Громоздкий, ненадежный, неремонтопригодный монстр. Моя главная ошибка — «проклятие знания». Я пытался слепо скопировать технологию XXI века, забыв про производственную базу века XVIII.

— Погоди… — выдохнул я. — Ты хочешь сказать… к черту всю эту передачу?

— А зачем она, если можно проще? — осторожно ответил Андрей. — Ведь можно же наверняка проще. Легче. Надежнее. И поворачивать можно, меняя подачу пара. Как на лодке с двумя веслами.

Я нарисовал по котлу на каждое колесо. В наступившей тишине родился новый концепт. Элегантный в своей первобытной простоте. «Бритва Нартова» отсекла все лишнее.

Но времени на постройку полноценного шасси не было. Аврал по производству «Степных таранов» не оставлял ни ресурсов, ни людей.

— Нам не нужно, чтобы оно ехало, — сказал я Нартову следующей ночью. — Нам нужно доказать, что оно может ехать. Доказать, что наш новый двигатель даст нужную тягу, а котел не взорвется. Мы построим испытательный стенд.

Наша работа превратилась в настоящую партизанщину. По ночам мы «заимствовали» из цехов медь, железо и инструменты, предназначенные для государева дела. Люди Меншикова, разумеется, заметили эту подозрительную возню и исправно доносили своему патрону, что «бригадир Смирнов тешится своими игрушками, переводя казенный материал» (ага, где вы были когда Алексей в брак все переводил?). Тем не менее я действовал на свой страх и риск.

Мы собрали на массивной чугунной раме одну V-образную паровую машину и примитивный, собранный на скорую руку прототип водотрубного котла. К валу двигателя прикрепили тяжелый маховик и ленточный тормоз, чтобы измерить крутящий момент.