Инженер Петра Великого 6

Финальная сцена разыгралась в темном, уединенном сарае в дальнем углу Адмиралтейства. Мы были готовы к испытаниям. Когда я развел огонь под котлом, давление на манометре нашей же кустарной работы поползло вверх — гораздо быстрее, чем в старых моделях.

— Держит! — выдохнул Нартов, не отрывая взгляда от дрожащей стрелки. — Петр Алексеич, он держит!

Медленно, боясь дышать, я открыл подачу пара.

Машина ожила. Она ревела и дрожала, закрепленная на станине, пытаясь вырваться из стальных оков. Маховик раскручивался все быстрее, превращаясь в размытый диск. Я плавно затянул тормоз. Деревянная колодка задымилась, запахло паленым. Показания примитивного динамометра, прикрепленного к тормозной ленте, поползли вправо и замерли на отметке, от которой у меня перехватило дыхание. Тяга, которую развивал этот компактный агрегат, почти вдвое превосходила мощь нашего старого, громоздкого «Титана».

В этот момент дверь сарая со скрипом распахнулась. На пороге, освещенный тусклым светом ночного фонаря, стоял царевич Алексей. Его, видимо, привело сюда любопытство или он просто искал меня, чтобы задать очередной вопрос по своему участку. Он замер. Алексей увидел ревущий, сотрясающийся механизм, окутанный клубами пара, пышущий жаром и первобытной мощью.

— Что… что это такое, барон? — чуть не заикаясь, спросил он, не решаясь войти.

Я перекрыл пар. Механизм, тяжело вздохнув, затих. В наступившей тишине был слышен лишь свист остаточного давления. Я устало вытер со лба пот.

— Это, ваше высочество, — ответил я, чувствуя, как по всему телу разливается пьянящее тепло победы, — сердце для машины, которая потащит наши пушки. И нам нужно будет сделать для него тело.

Глава 5

В воздухе мастерской еще не успел осесть дым от сальных свечей, однако рокот ревущего механизма, вибрировал до сих пор. Осунувшийся, но с горящими глазами, Андрей Нартов уже что-то прикидывал на листе бумаги, бормоча под нос расчеты. Я же наблюдал за третьим участником нашего тайного действа. Прислонившись к стене, царевич Алексей смотрел на остывающий прототип. Маска скучающего безразличия треснула и под ней проступило чистое, детское изумление.

Что же изменилось? В голове на полной скорости прокручивались записи наших предыдущих бесед: его отторжение, глухая ненависть ко всему, что связано с отцом и его «немецкими хитростями». Раньше для него любая машина была «бесовской», символом насилия над старым, богоугодным укладом. Однако сейчас в этой схеме явно перегорел какой-то предохранитель.

Кажется, до меня дошло. Он не механизм увидел.

Это всего лишь предположение, но… Всю жизнь бывший лишь объектом воли своего отца, он впервые столкнулся с властью иного рода — властью разума над косной материей. Слово власть у него всегда ассоциировалась с отцом, а тут — иное. Алексей увидел, как человек силой своего ума, а не кнута и дыбы, заставил мертвое железо ожить. Для него это было не «бесовщиной», а альтернативой отцовской тирании. Возможность влиять на мир не через приказ и насилие, а через знание и созидание. Откровение, которое ломало его привычную картину мира.

Когда мы остались одни, он подошел ко мне.

— Барон… — запнувшись, он продолжил, глядя, а на машину. — Отец… он всегда строит. Корабли, крепости, города… Он ломает людей, ломает страну, чтобы строить. Я всегда это… ненавидел. А сейчас… ты из ничего, из кусков железа, создал… силу. Я хочу понять как ты заставил ее появиться.

Вот оно. Ключ. Его интерес был в самом акте творения. Нужно оседлать волну и перенаправить его интерес так, чтобы не потерять его задор.

— Ваше высочество, — ответил я, стараясь не упустить ценнейший момент. — Сила бесполезна, если она заперта в этой мастерской. Прямо сейчас от другой, куда более простой вещи — от обычных телег — зависит исход битвы за Азов. Первая партия из ста комплектов готова и мертвым грузом лежит на складах Адмиралтейства.

Подведя его к столу, я разложил перед ним донесения.

— Здесь хаос. Приказчики ленивые, мастера не все толковые, поставщики срывают сроки. Твой отец всегда готов рубить головы, что, тем не менее, проблему не решит. Нужен хозяин, а не палач. Нужен тот, кто придет и заставит этот механизм работать.

— Ты хочешь, чтобы я… — начал он, и в его голосе прозвучало недоверие.

— Я хочу, чтобы ты доказал своему отцу и самому себе, что тоже способен создавать порядок из хаоса. Строить процесс, именно это важно Государю. Тебе дается власть и полномочия. У тебя есть время, чтобы первая сотня «Степных таранов» была полностью укомплектована, проверена и готова к отправке на юг. Тебе подчиняются и мастера, и приказчики, и интенданты. Доверши порученное тебе дело и получишь власть сына, которого ценит отец. Ты видел что можно и металлом управлять, и паром. Поверь, и интересом отца можно управлять, покажи ему себя.

Он долго молчал. Перед ним было прямое испытание его воли и способностей к управлению. Я, конечно, рисковал, ставя на него такую карту, но другого пути не было. Разумеется, пускать все на самотек я не собирался. В ту же ночь в моей каморке появился капитан Глебов.

— Отбираешь десяток самых толковых преображенцев, — тихо сказал я ему. — С завтрашнего дня вы — простые рабочие в адмиралтейских мастерских. Задача — быть моими глазами и ушами. Наблюдать за царевичем. Не вмешиваться, не помогать, если только не случится прямой угрозы. Докладывать мне обо всем. И еще… если увидишь, что дело совсем идет к провалу, что он не справляется и мы рискуем сорвать поставку, — ты, твои люди, должны быть готовы за одну ночь исправить все его ошибки. Тайно. Чтобы к утру все было готово. Докладывай мне, если будут сложности. И да, он об этом знать не должен. Понял?

— Так точно, ваше благородие, — без лишних вопросов ответил Глебов.

Моя страховка. Для успокоения собственной совести и для объективной оценки его способностей. Он должен был справиться сам, хотя я не мог позволить его возможной неудаче погубить целую армию.

На следующий день Алексей принял вызов.

— Хорошо, барон. Я сделаю это.

И царевич принялся за дело. Началась неделя ада. Алексей с ходу увяз в глухом сопротивлении всей адмиралтейской системы. Моих технических знаний у него не было, зато обнаружилось то, чего я никак не ожидал, — болезненная педантичность и въедливость. Он часами просиживал в архивах, сверяя накладные на поставку угля с реальными остатками на складе, и ловил интендантов на приписках (к слову, эдакий учет все же ввело удачно, переняли опыт Игнатовского).

Каждый вечер Глебов докладывал мне. Его донесения были сухими. «Царевич провел четыре часа, сверяя ведомости. Выявил недостачу. Устроил разнос приказчику». «Вступил в перепалку с мастером кузнечного цеха из-за качества закалки. Мастер пытался его обмануть, но царевич сослался на инструкцию, которую ты ему дал. Мастер отступил». Организация перевозки осей имела множество нюансов, начиная от инспектирования судов, которые перевезут их, заканчивая назначением ответственных на местах при волоке. Слушая Глебова, я все больше убеждался, что моя страховка, скорее всего, не понадобится. Алексей заставлял ее работать по ее же собственным, давно забытым правилам.

На исходе седьмого дня он пришел ко мне в кабинет. Молча положил на стол итоговую ведомость, подписанную им лично, и отчет от начальника артиллерийского парка.

— Сто комплектов «Степного тарана» полностью укомплектованы, проверены и приняты войсковой комиссией. Обоз готов к отправке, ждет лишь приказа твоего и Государя.

Я посмотрел на него. Он даже схуднул, под глазами залегли тени, однако стоял прямо, и уверенно. Он впервые в жизни довел до конца большое, сложное дело и нес за него полную ответственность.

— Хорошая работа, ваше высочество.

Это была не лесть.

Задача была выполнена. Оси и колеса были готовы отправиться на юг. Глядя на наследника, я думал, что мой самый рискованный проект получил шанс на успех. Позже тем же вечером я вызвал Глебова.

— Ну что, капитан? Пришлось твоим орлам поработать?

— Никак нет, ваше благородие, — ответил он. — Метлой махали да бревна таскали для вида. Царевич сам управился. Жестко, но толково.

На следующий день после отправки обоза в Адмиралтействе появился Государь. Его приезд был внезапен, без свиты и помпы, просто возник на пороге конторы, где окруженный кипами бумаг Алексей заканчивал составлять итоговый отчет. При виде отца царевич вскочил, вытянувшись в струну. Пальцы нервно сжались.