Инженер Петра Великого 6

— Что это за знаки? — с любопытством спросил Алексей, заглядывая через плечо.

— Это, ваше высочество, — ответил я, чувствуя, как внутри разгорается знакомый азарт, — способ разговаривать через сотни верст. Мгновенно. Мы заставим молнию служить нам гонцом.

Алексей недоверчиво посмотрел на меня. Но потом, хмыкнув, начал задавать вопросы. Прошло то время, когда мои задумки вызывали скепсис. Я доказал, что невозможного не существует. Да, может не сразу, методом проб и ошибок (иначе я не сидел бы болезным тут), зато все получалось. По крайней мере до сегодняшнего момента.

Это превратилось в нашу новую тайную игру. По моей просьбе, используя свои полномочия, Алексей организовал доставку всего необходимого прямо в палату (Нартов с Магницким передавали нужные ингридиенты). Однако первая же попытка собрать простейший телеграф с треском провалилась: наш «вольтов столб» из медных и цинковых пластин, переложенных пропитанным кислотой сукном, давал слишком слабый ток. Якорь электромагнита лишь лениво подрагивал, не издавая внятного щелчка.

— Не работает, — констатировал Алексей с нескрываемым разочарованием.

— Работает, но плохо, — поправил я. — Потеря энергии. Нужна качественная изоляция. Проволоку нужно обмотать чем-то, что не проводит ток. Шелк. Идеальный диэлектрик. Алексей, добудь через своих людей лучшие шелковые нитки. Вышивальные. Много.

Через день на нашем столе лежал ворох разноцветных шелковых мотков. И вот она, картина маслом: наследник российского престола, будущий самодержец, сидит, закусив губу, и кропотливо, виток за витком, обматывает железный сердечник медной проволокой, аккуратно перекладывая каждый слой тончайшей нитью. Он участвовал в рождении чуда, и это было написано на его сосредоточенном лице.

Наш второй прототип сработал. Я замкнул контакт — с другого конца комнаты донесся четкий, сухой щелчок. Точка. Еще один. Тире.

Мы создавали новый мир, где были уже партнерами и чем-то большим, чем учитель и ученик.

А как-то вечером, он, нахмурившись, двигал винные пробки по карте, разыгрывая тактический этюд — «Прорыв механизированного взвода через заслон легкой кавалерии», — и спорил со мной о секторе обстрела. И тут до меня с пугающей ясностью дошло, что я творю. Я не просто учу его механике. Я кую оружие, только не из железа — из человека. Если я ошибусь в расчетах, «откалибрую» его неправильно, последствия будут куда страшнее взорвавшегося котла. Я создаю Императора и права на ошибку у меня нет.

Наши дни слились в лихорадочную, тайную работу. Покои наследника все больше напоминали не то алхимическую лабораторию, не то штаб-квартиру заговорщиков: воздух пропитался запахом кислоты и сургуча, а на столах рядом с картами южных рубежей лежали мотки проволоки и странные конструкции из гвоздей. Погрузившись с головой в наш проект «молниеносной почты», как он его называл, Алексей проявил не только любознательность, но и недюжинную организаторскую жилку. Через доверенных адъютантов он ухитрялся доставать все необходимое, соблюдая строжайшую конспирацию.

Но полная изоляция была невозможна: внешний мир периодически прорывался к нам в лице Якова Вилимовича Брюса. Его визиты всегда были короткими и по делу.

В этот раз он пришел с новостями.

— Ну что, творцы, — произнес он, оглядывая нашу импровизированную лабораторию, — как успехи?

Я ранее вкратце рассказывал про телеграф, поэтому о сути изобретения он был в курсе.

— Пытаемся заставить молнию работать курьером, — ответил я. — Пока медленно и с перебоями. Что в большом мире?

— В большом мире, Петр Алексеич, все как всегда, — Брюс присел на край стула. — Светлейший князь рвет и мечет. Уже дважды пытался к вам прорваться.

С этими словами он протянул мне сложенную записку. Перехваченный донос. Один из младших лекарей сообщал людям Меншикова, что «болящий царевич пребывает в меланхолии, а иноземный лекарь поит его возбуждающими отварами, отчего душевное здравие его высочества в опасности».

— Он пытается выставить тебя виновником физической и душевной травмы наследника, — спокойно пояснил Брюс, игнорируя фырканье царевича. — Хочет добиться отстранения докторов и поставить своего лекаря. Последствия, полагаю, понятны.

— Понятны, — прохрипел я. — Опиумные настойки и «успокоительные» отвары, пока его высочество не превратится в овощ.

Брюс повернулся к нашему столу, на котором лежал простейший электромагнит.

— А это… — он осторожно коснулся пальцем катушки. — Какова дальность действия? Можно ли перехватить такое донесение?

Брюс видел оружие. Новый инструмент для своей тайной войны.

— Перехватить можно, если подключиться к проводу. А дальность… Теоретически — любая. Практически — пока до соседней комнаты.

— Будем работать над этим, — коротко сказал он, и этими словами наш проект обрел могущественного покровителя. — А что до визитов светлейшего — вопрос закрыт. Государем.

Он достал другой лист, уже на гербовой бумаге, и протянул его Алексею. Государев указ. Настоящий, с подписью и печатью. Алексей развернул его и начал читать вслух. Голос его, по мере чтения становился удивленным.

— «Указую: дабы не мешать скорому выздоровлению его высочества царевича Алексея Петровича и бригадира Смирнова… запретить кому-либо из вельмож, генералитета и прочих лиц, занятых делами государственными, посещать их покои до моего особого распоряжения…»

Он замолчал, подняв на Брюса недоуменный взгляд. Это была не просто защита — полная, тотальная изоляция.

— Мне можно, я исполняю указ. Прочтите до конца, ваше высочество, — невозмутимо посоветовал Брюс.

Алексей снова склонился над бумагой. Через мгновение его щеки залил густой румянец, и он, смущенно кашлянув, продолжил, запинаясь:

— «…запрет сей, впрочем, не касается девок для утешения, коли оные понадобятся для поднятия духа болящих и скорейшего их возвращения в строй. Петр».

Воцарилась тишина. Я не выдержал и расхохотался, тут же поморщившись от боли в ребрах. Это подкол Меншикова, публично ставящего двух девок выше своего первого министра. И одновременно — хитроумный ход, связывающий меня и делающий их визиты главным каналом неофициальной информации. Гениально.

Теппрь понятно почему нас только дамы посещали.

Алексей свернул указ. В его взгляде смешались смущение и толика восхищения отцовской хитростью.

— Отец как всегда… — протянул он.

После ухода Брюса мы остались одни. В полной изоляции.