Ищи меня в отражениях

– Что за друг?

– Мы учимся в одном классе.

– Друг из класса?
– недоверчиво спросил голос.
– Ну и что же тебе, друг из класса?

– Я хотел спросить, как там Надя?

– Надя в больнице.

Я чувствовал, что нужно спросить еще хоть о чем-нибудь.

– Я бы хотел ее навестить, если можно...
– Нет, нет, нет! Откажи мне, пожалуйста...

– Можно, - ответила женщина после короткой паузы, - но боюсь, развлечь ее своим визитом ты не сможешь.

– Да, я знаю. И все же, я бы хотел приехать.
– Боже, что я несу?

– Тимофей, так, кажется, тебя зовут? Я вспоминаю теперь, что Надя как-то говорила о тебе. Она навещала тебя, когда ты болел. Так?

– Да. Я тоже тогда не мог ни с кем разговаривать.

– Что ж, приходи завтра в первой половине дня.

Женщина дала адрес и повесила трубку. Я уставился на телефон, не веря, что сам решился на это.

И зачем я в это ввязался?..

...

Утром в столовой я попросил у поварихи яблоко. Не хотел идти к Наде с пустыми руками. Наверное, это глупо - нести яблоки лежащему в коме, но ничего другого я придумать не смог.

Добирался на трамвае. Субботним утром в вагонах было непривычно пусто. Давка и сутолока рабочих дней остались позади, и заиндевелые вагоны медленно тянулись по рельсам, надолго задумываясь на перекрестках, словно и у них сегодня был выходной, и можно просто прогуляться по заснеженному городу, захватив с собой пару попутчиков от скуки. Снег валил так густо, что за окнами ни зги не было видно. Наде наверняка понравилась бы такая погода.

– Областная Клиническая, на выход!
– прокричала кондуктор.

Я спрыгнул с подножки и тут же увидел высокое здание больницы из белого кирпича. Пересек парковку, потоптался на крыльце, сбивая налипший снег с обуви. Я волновался, как перед контрольной, и каждое промедление только усиливало щемящую тоску в груди. В конце концов я взялся за ручки дверей. Пора покончить с этим.

В больнице уныло пахло хлоркой. Старушка гардеробщица приняла мои вещи, выдала огромный потрепанный халат, и я, не найдя лифта, поднялся по широкой лестнице на третий этаж. Подойдя к палате номер восемь, я заглянул в дверное окно. Там темноволосая женщина сидела на краю кровати. Она все поправляла что-то: то подушку, то одеяло. Вдруг меня тронули за плечо.

Передо мной стоял высокий широкоплечий мужчина со светлыми волосами и большими серыми глазами, прямо как у Нади. Он бережно держал в руках длинный прямоугольный предмет в оберточной бумаге. Предмет пару раз пытался выскользнуть из его рук, и мужчина каждый раз возвращал его на место.

– А ну-ка, помоги, - сказал он, указывая взглядом на дверь палаты.

Я открыл дверь. Мужчина втиснулся в проход, раскачиваясь и по-медвежьи переступая с ноги на ногу. Он был так напряжен, стараясь не уронить свою ношу, что я поспешил пропустить его вперед и шмыгнул в палату следом.

– Настя, - обратился он к женщине на кровати. Та обернулась. Она была очень миловидной, с тонкими и выразительными чертами лица. Ее карие глаза покраснели и слезились, черная прядь волос падала на висок.

– Вот, смотри, притащил! Не хотели пускать в отделение, представляешь? Сказал, что это в приемную главврача, - он прислонил сверток к стене и подпер для надежности стулом.

Подойдя к кровати, он тихо спросил:

– Ну как вы?

– Без изменений, - отозвалась женщина бесцветным голосом.

– Совсем никаких реакций?

– Никаких.

– Настя, хочешь, я разверну его прямо сейчас?
– мужчина присел на корточки и взял женщину за руку.
– Можем поставить его здесь, рядом с ней. Кто знает, может, вернется...

– Не сейчас, Стас. Позже. Кто это с тобой?
– меня наконец заметили.

Неловко быть свидетелем чужих разговоров.

– Да вот, парнишка какой-то, - отозвался мужчина.

– Ты, наверное, Тимофей, - вспомнила женщина.
– Друг из школы?

– Интересно, - мужчина поднялся и посмотрел на меня.
– Значит, друг из школы?

– Э...да, Тим... ну, то есть друг. Здравствуйте.

Женщина встала, подошла ко мне, и с вымученной улыбкой сказала:

– Здравствуй, Тимофей. Очень мило, что ты решил навестить Надю. Хочешь подойти поближе?

– М... Можно, - сказал я неуверенно.

– Не бойся. Она просто спит, - женщина приобняла меня за плечи и подвела к кровати.

Надя совсем не выглядела больной. Она лежала с закрытыми глазами и действительно могла показаться спящей, если бы не капельница рядом с кроватью. Прозрачная жидкость медленно сочилась из пластикового мешочка и стекала по длинной трубке к ее руке. Надина мама поймала мой взгляд.

– Это просто питание. Надя сейчас не может кушать сама.

– Кстати о еде, Настя. Думаю, тебе пора пойти пообедать. А я подежурю здесь с Тимофеем вместо тебя.

– Хорошо. Можно тебя на пару слов?

Они вышли в коридор, оставив меня наедине с Надей. Я почувствовал себя очень неуютно. Как же она провела у моей постели целую неделю? А я даже ехать не хотел. Сволочь!

Я вытащил из кармана яблоко и положил его на тумбочку у изголовья. В школе я избегал смотреть на Надю, теперь можно не таиться.

Сейчас, лёжа на больничной койке, она выглядит даже лучше, чем я ее помню. В классе она была абсолютным воплощением неловкости и угловатости, всегда напряжена, словно внутри у нее сжалась пружина. Теперь же лицо спокойное и расслабленное, черты мягкие и нежные. Волосы разметаны по подушке. Я помню их неизменно собранными в жидкий неряшливый хвостик на затылке. На самом деле, они совсем не жидкие, просто очень тонкие, как нити шелка. А губы розовые, слегка прозрачные. Верхняя губа чуть больше нижней. Я вспомнил, как она, обращаясь к кому-то, часто поджимала и покусывала губы, и ее лицо становилось по-детски забавным. Но никто этого, кажется, не замечал.

В коридоре послышались приглушенные рыдания, и я вдруг осознал, что сжимаю Надину руку. Я тут же отпустил ее. Она безвольно скользнула и улеглась на белую простынь.

– Боже! Я во всем виновата, только я! Но почему она унаследовала это проклятье!

– Не переживай о том, чего нельзя изменить. Сегодня мы поставим в палате зеркало, может быть, она скоро вернется.

– Ну, как она вернется, Стас?! Ты подумай, она ведь даже не знает, что произошло! Надо было давно ей все рассказать. Я все ждала момента, вот и дождалась...