Исход

– Нет, детка, мы в больнице. Маме нужно увидеться с бабушкой, - говорит он ей.

Я вылезаю наружу. Я чувствую себя онемевшей, мои щеки мокрые. Грей удивляет меня, когда берет за руку и сжимает ее.

– Ты можешь это сделать, Кэтрин. Ты должна, - говорит он.

Я выпрямляю плечи. Он прав. Я должна это сделать.

– Я не готова попрощаться с ней, - признаю я.

– Я не думаю, что кто-то может быть готов попрощаться со своей матерью, - говорит он. Он никогда не говорил о своей собственной матери, когда мы учились в колледже, кроме того, что она умерла и что она была не самым лучшим человеком.

Через несколько минут я захожу в мамину больничную палату, рядом со мной Грей и Грейси. Она смотрит на нас и улыбается. Но я вижу, что движение дается ей с трудом. Она пытается заговорить, но не может произнести ни слова. Я отпускаю руку Грея и бросаюсь к ней.

– Ш-ш-ш, все хорошо, мама. Ты не должна ничего говорить.
– Я целую ее в лоб, хватаю за руку и крепко сжимаю, желая, чтобы моя сила каким-то образом перелилась в ее хрупкое тело.

Я понятия не имею, сколько времени я так сижу, но слышу, как Грей встает и идет к двери.

– Алия и Лиам отвезут Грейси домой, - говорит он мне.
– Я вернусь.

Как только дверь закрывается, я теряю самообладание. Я пыталась держать себя в руках, потому что Грейси спала на груди Грея. Я не хотела, чтобы она проснулась и увидела меня в таком состоянии. Ненавижу, когда ее нет рядом. Но я видела, как Монро приняли ее, как сильно они ее любят. Я также верю, что Грей никогда бы не отпустил ее с ними, если бы сомневался, что они смогут о ней позаботиться.

Дверь открывается, и Грей возвращается в палату. Он подходит и обнимает меня.

– Все хорошо, - шепчет он мне на ухо.
– Можешь отпустить ее, Кэтрин.

Я качаю головой.

– Я не могу. Она - все, что у меня есть. Она и Грейси - все, что у меня есть.
– Моя грудь вздымается от рыданий. Моя мама давно уснула, и я не думаю, что она проснется снова.

– Ты ошибаешься. У тебя есть я.
– Грей прижимает меня к своей груди и проводит рукой по спине.

– Ты меня ненавидишь, - выдыхаю я.

– Ненавижу, но ты была права. Как бы сильно я тебя ни ненавидел, я все равно люблю тебя. Я всегда любил тебя, Кэтрин.

– Это не имеет значения. Потому что твоя ненависть никуда не исчезнет, и так и должно быть. Я все испортила. Это моя вина. Я потеряла все эти годы с мамой. Вы с Грейси потеряли все эти годы вместе. Я так облажалась, - плачу я.

Аппараты начинают пищать. Громче. Быстрее. Я отстраняюсь от Грея.

– Мама? Нет, мама!
– Я цепляюсь за нее. Я в отчаянии. Как будто если я буду держать достаточно крепко, она не сможет уйти.

Грей оттаскивает меня назад, когда в палату вбегает группа врачей и медсестер. Я вижу все, что происходит перед моими глазами, но не могу ничего сделать, только стоять и наблюдать за происходящим. Руки Грея крепко обнимают меня за талию, мои колени подгибаются, а тело обмякает. Он берет меня на руки и выносит из палаты. Он говорит. Он что-то говорит, но я не понимаю, что именно.

Я просыпаюсь в темной комнате. Моя рука шарит по простыням и натыкается на твердую грудь. Слишком большую, чтобы быть грудью моей дочери.

– Грейси?
– У меня болит горло, когда я хрипло произношу ее имя.

– С ней все в порядке. Она в своей постели, - говорит Грей, и тут же включается свет.

– Что я здесь делаю?
– спрашиваю я его.

– Ты… ну… ты не отпускала меня, и я остался, пока ты не заснула, - говорит он.

Я смотрю на него. Почему он так поступил? Почему он так добр ко мне?

– Прости меня. Я вернусь в комнату Грейси.
– Я стягиваю с себя одеяло. Голова раскалывается, глаза горят, сердце болит. Моей мамы больше нет. Я больше никогда не смогу с ней поговорить. Ее больше нет.

– Останься.
– Грейсон протягивает руку, чтобы остановить меня.

Я замираю и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

– Почему?

– Потому что если ты пойдешь туда сейчас, то разбудишь ее. Не думай об этом слишком много, Кэтрин. Просто ложись и засыпай, - говорит он и снова выключает свет.

Я сворачиваюсь калачиком на кровати и поворачиваюсь к нему лицом. В полумраке комнаты я едва могу различить его профиль.

– Мне нужно все организовать. Для моей мамы, - шепчу я.

– Не сейчас, не надо. Это может подождать до утра.

– Что мне делать?
– спрашиваю я.

– Мы позвоним в похоронное бюро. Утром, - повторяет он.

– Нет, я имею в виду, что мне делать? Я не могу пойти на ее похороны, Грей, - говорю я ему.

– Почему?

– Я не могу так рисковать. Меня не должны видеть на ее похоронах…

– Почему? От кого, черт возьми, ты прячешься, Кэтрин? Знаешь… сначала я думал, что от меня, но я нашел тебя. Так от кого же, блядь, ты прячешься?
– Его слова звучат жестко, но голос по-прежнему тихий.

– Это никогда не был ты, - говорю я ему.

– Тогда кто?

Я качаю головой, хотя он наверняка меня не видит.

– Я не могу сказать.

– Я не смогу тебе помочь, если ты мне не скажешь.

– Ты не сможешь помочь мне в любом случае.

– Смогу. Если ты мне позволишь.

– Я думаю, все проще, когда ты просто ненавидишь меня.
– Я вздыхаю.
– Это… слишком сложно.

А еще сложнее не сломаться и не рассказать ему все прямо сейчас. Я хочу рассказать ему. Я хочу выплеснуть все это. Но я не знаю, что он сделает с этой информацией, и я не могу подвергать его риску.

– Ты только что потеряла мать. И я очень стараюсь не вести себя как придурок. Но ты бесишь меня, Кэтрин. От кого, черт возьми, ты прячешься?
– говорит он, на этот раз гораздо громче.

Дверь со скрипом открывается, и в комнату проникает свет.

– Папочка?
– зовет Грейси.

– Да, детка, что случилось?
– спрашивает Грей, садясь и включая прикроватную лампу.

– Мамы нет в моей комнате, - говорит она.

– Она здесь. Давай, залезай.

Грейси забирается на кровать, все еще полусонная, и Грейсон протягивает руку и укладывает ее между нами. Затем срабатывает будильник.

– У тебя тренировка, - говорит Грейси.

– Да. Может, ты оденешься и поедешь со мной на утреннее катание? Мама устала. Надо дать ей поспать еще немного.