Исход

– Ты избалуешь ее, и это укусит тебя за задницу, когда она станет подростком, - говорит Кэтрин.

– Невозможно, потому что я буду продолжать ее баловать.
– Я улыбаюсь, Кэтрин закатывает глаза, а Грейси игнорирует нас обоих, наслаждаясь своими блинчиками.

– Как думаешь, когда мы сможем вернуться к тебе домой?
– спрашивает Кэтрин.

– Скоро. Нам нужно кое-что переделать. У меня там сейчас уборщики, расчищают помещение, - говорю я ей.

– Почему?

– Его разгромили.
– Я набиваю рот самыми пушистыми блинчиками и стону от удовольствия.

Глаза Кэтрин расширяются.

– Что? Когда? Опять?

– Я справляюсь с этим.
– Я пренебрежительно машу рукой и возвращаю свое внимание к тарелке, стоящей передо мной. Пока мой телефон не пикает на столе сообщением от отца, и я со звоном бросаю вилку.

Папа:

Приезжай в Замок. Один.

Я:

Зачем?

Папа:

Просто приезжай, Грейсон.

– Мне нужно встретиться с отцом. Ты ведь помнишь, где находятся комнаты?
– Я спрашивал ее об этом миллион раз. Помнит ли она, где в поместье моего отца находятся безопасные комнаты. Я заставил ее запомнить, как в них попасть.

– Помню.

Она считает, что они не понадобятся. Что это перебор. У меня не хватило духу рассказать ей о том, что в этот дом тоже проникли. Всего за несколько недель до того, как я нашел Кэтрин, Алия и Лиам были вынуждены прятаться в одной из этих комнат. Возможно, это спасло им обоим жизнь.

– С нами все будет в порядке, Грей, - говорит Кэтрин.

– Я знаю. — Я отодвигаю свой стул от стола, наклоняюсь и целую дочь в макушку.
– Я вернусь, как только смогу.

– Хорошо, папочка, - говорит Грейси с полным ртом блинов.

Затем я обхожу стол, беру Кэтрин за подбородок и прижимаюсь к ее губам.

– Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, - отвечает она, а затем добавляет: - Не делай ничего, что может отнять тебя у нас.

– Никогда.
– Я подмигиваю ей.

Я выходил на эту арену больше раз, чем могу сосчитать. Это место было моим вторым домом столько, сколько я себя помню. Но никогда в жизни я не видел ничего подобного тому, на что смотрю сейчас.

В центре площадки стоят пять стульев. На каждом из них сидят члены семьи Дюваль. Четверо сыновей и отец, Дэвид Дюваль. Все они выглядят так, будто пережили свои лучшие времена.

Я встаю рядом с отцом и смотрю на каждого из этих ублюдков, ответственных за нападение на мою семью. За угрозы моей дочери. За то, что я пропустил шесть лет ее жизни. За то, что они помогли отнять у меня ее мать все эти годы назад.

– Мы ждали тебя, - говорит отец.

– Для чего?
– спрашиваю я.

– Чтобы начать веселье.
– Тео улыбается, и мне приходится взглянуть на него еще раз. Это чертовски пугающее зрелище, когда человек, который никогда не улыбается, наконец растягивает губы в улыбке. Как будто его лицевые мышцы не привыкли к этому и искривляются под странным углом.

– Теперь, когда мы все здесь, давайте начнем это шоу.
– Мой отец размеренным шагом направляется к Дювалям. У него даже походка выглядит угрожающе.

– Пошел ты!
– Дэвид Дюваль плюет на папины начищенные туфли.

– Пошел я?
– Видишь ли, твоя ошибка в том, что ты угрожал моим детям. Моей дочери, моей внучке. Так что нет, пошел ты.
– Правый хук моего отца попадает в лицо Дюваля, от удара его голова откидывается назад.

Кровь брызжет на лёд. Контраст красного с белым может показаться кому-то гротескным, но меня это не смущает. Я хочу, чтобы весь каток был залит кровью этих ублюдков.

– Я делал то, что должен. В этом не было ничего личного, - говорит Дюваль.

Это заставляет меня нахмуриться.

– Почему?

– Чертов Хьюз. Он хотел, чтобы его брат выиграл. Единственный способ гарантировать это - чтобы ты проиграл, - говорит один из сыновей.

– Все было бы гораздо проще, если бы мы раньше убрали Кинга с дороги.

– Что ты имеешь в виду?

– Заткнись, мать твою, - шипит Дэвид Дюваль на сына с самым болтливым ртом.

– Какой в этом смысл? Мы все равно уже все мертвы, - шипит парень в ответ.
– Это твоя заслуга. Не моя. И не их. — Он смотрит на каждого из своих братьев, потом снова на меня.
– Мы должны были убрать Кинга несколько недель назад, но, когда мы послали наших ребят в дом твоего старика, этого ублюдка нигде не было.
– Он пожимает плечами.

Папа и Винни списали это нападение на что-то другое, но, похоже, причина была все та же. Как же мы раньше этого не поняли?

Отец протягивает мне пистолет, и я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него.

– Ты сказал, что хочешь сделать это.

Я киваю и сжимаю рукоятку пистолета.

– Кто из вас, ублюдков, разгромил спальню моей дочери? Угрожал забрать ее? Сделать ей больно?
– Я смотрю каждому мужчине в глаза и получаю ответ, когда дохожу до третьего брата, который быстро опускает глаза на лёд.

Я подношу пистолет к его голове и нажимаю на курок. Без раздумий. Не дожидаясь подтверждения. Оно мне не нужно. Затем я передаю пистолет обратно отцу и ухожу. Мне не нужно оставаться здесь до конца. Я получил то, что хотел. Валентино могут закончить.

Я оказываюсь в раздевалке. Не знаю, зачем я вообще сюда пришел. Разве что по привычке. Оглядываясь по сторонам, я чувствую, как в воздухе что-то меняется. А может, это просто я? Не знаю. Зато я точно знаю, что все уже никогда не будет как прежде.

У меня теперь есть дочь. У меня есть Кэтрин, и нет абсолютно ничего, что я бы не сделал ради них. Я сажусь на скамейку и смотрю в потолок. Я не жалею ни о чем, что сделал за последние несколько недель. Наверное, это делает меня психопатом или кем-то в этом роде. Однако я хотел бы просто вернуться к нормальной жизни. Не поймите меня неправильно, в моей семье всегда присутствовал элемент опасности. Но совсем другое дело, когда эта опасность направлена на ребенка. На моего ребенка.

Алессандро подходит и садится рядом со мной. Он оглядывает комнату.

– Наконец-то мы получили доступ за кулисы, а здесь даже нет игроков, - говорит он.

– А я, блядь, кто?
– Я смеюсь.

– Ты не в счет.

– Лил никогда не проводила тебя за кулисы в Нью-Йорке?

– Нет. Она никого из нас не подпускает к Трэвису.
– Он усмехается.

– Наверное, она хочет сохранить жизнь этому ублюдку.

– Да. Есть ли правда в слухах, что парня купили «Рыцари»?

Я смотрю на Алессандро. Я знаю, что он младший брат Лилианы, но для тех, кто этого не знает, можно подумать, что этот ублюдок старше.