Искатель, 1998 №10

— Я… я охотно отвечу на вопросы, которые вы, комиссар, пожелаете мне задать. Но… Но, по большому счету, вы вполне верно воссоздали ход событий.

Если даже Кристер Вийк и почувствовал облегчение, он этого не выказал. С незажженной трубкой в зубах он коротко и прямо задавал вопросы, на которые хотел получить ответ.

— То, что вы ухватились за идею Йерка Лассаса об отваре сморчков, мне понятно. Это — простой способ изготовить опасный яд, который было бы трудно обнаружить. Кроме того, вы знали, что у Адели Ренман — аллергия на сморчки. Но почему вы усложнили свой план, добавив красных мухоморов?

— Это была просто причуда. Прогуливаясь в воскресенье, я увидел несколько мухоморов. Я был ужасно зол на Адель после нашей субботней перепалки, когда я сказал, что ей придется раскаяться за свое отношение ко мне. Меня мучила бессонница из-за своих вечных денежных неурядиц. Дело не только в долгах. Я был к тому же кассиром в одном объединении, которое часть моих пациентов основала несколько лет тому назад, и я… я растратил большую часть их денег. Мне было необходимо раздобыть деньги, прежде чем осенью начнется ревизия… У меня был яд сморчков, изготовленный еще в июне, и я решил, что не помешает смешать его со свежим отваром некоторых других ядовитых грибов. Мне попался на глаза хрустальный «жаворонок» Алари-ка и я подумал: «Вот то, что мне нужно». Если сунуть флакончик в боковой карман, это будет похоже на толстый бумажник… Прервав себя, он раздраженно покосился на Мету.

— Я забыл, что флакончик — тверже, а края его — жестче бумажника. И сделал чудовищную ошибку, дав Мете возможность ощутить контуры предмета, который носил на груди. Безусловно, я насмерть перепугался и думал лишь о том, как бы побыстрее отделаться от этого флакончика. Но мне кажется, в спешке я слишком плохо его прополоскал, да и тайник был явно не так уж хорош, как я внушил себе в темноте той ночи.

— Вы в самом деле верили, — спросил Кристер, — что вам удастся справиться и избежать разоблачения?

Турвальд недовольно покачал головой.

— Нет, вероятно, я не верил в это. В глубине души — не верил. С самого понедельника, когда Отти вмешалась в это дело, все пошло вкривь и вкось. Ведь смерть скрыть надолго трудно, и в ту же ночь, когда я вернулся сюда и попытался устроить так, чтобы создалось впечатление, будто она, несмотря на все, уехала в Испанию, я был в таком отчаянии и так нервничал… и сам не знал, что делаю.

— И когда вы вернулись сюда?

— Да. Я… я был здесь, когда она умерла. Она болтала по телефону с шофером Андерссоном, а потом выпила рюмку наливки и несколько минут спустя была уже мертва.

Он поспешил покончить с этой темой и с какой-то лихорадочной горячностью переключился на другие, менее ужасные, подробности.

— Ведь ко мне домой собиралась зайти Виви Анн и я не посмел остаться здесь. Я опустил повсюду занавеси и запер двери, а потом прошел кратчайшим путем наискосок через участок и пробрался задворками в собственный домик через погреб.

— А если бы вы начали рассказ с самого начала? — спокойно предложил Кристер. — Что именно увидела еще раньше вечером тетя Отти у Адели Ренман? Так как, вероятно, решающая сцена разыгралась там?

Губы Турвальда Бьерне мучительно ссохлись. Увлажнив их языком, он утвердительно кивнул.

— Вы, комиссар, уже ухитрились выведать почти всю правду. Я пошел — незванный — к Адели, чтобы в отсутствие Виви Анн заново обсудить нашу проблему. Но Адель была в жутко капризном настроении. Она отказалась вообще что-либо обсуждать, она была надменна и дерзка, а когда под конец приказала мне смешать ей один из ее мерзких коктейлей с кока-колой, я больше не колебался. Флакончик с ядом был в кармане моего пиджака, Адель по-прежнему полулежала в своем кресле на террасе, а я был один рядом с баром в зеленой гостиной. Я тщательно смешал напитки: двадцать пять процентов джина, двадцать пять процентов кока-колы, пять процентов зеленого ликера «кура-као» и пятьдесят процентов грибного яда. Только я заткнул пробкой флакончик, как эта проклятая Отти широкими шагами вошла из густавианской гостиной, где она, предполагаю, стояла и откуда все видела. Я — вздрогнул, флакончик выпал у меня из рук и покатился по мягкому ковру прямо к ногам Отти. И прежде, чем я что-либо сообразил, она подняла его и сунула в свою большую ручную сумку. Затем продефилировала прямо мимо бара и, без единого слова, схватив стакан, вынесла его на террасу. Когда я настолько совладал с собой, что смог последовать за ней, она уже вылила грог на юбку Адели.

— Почему она прямо не сказала Адели, что произошло?

— Этого… этого я, по правде говоря, не знаю… Но у меня создалось впечатление, что она сама была сбита с толку, испугана и не вполне уверена. Во всяком случае, она мало-помалу удалилась, унося мой флакончик из-под яда, а мне показалось, будто я сойду с ума от злобы и страха. Я тут же откланялся, и пока Отти шла более длинным путем по проторенным дорожкам сада, я ринулся наискосок через поросший лесом склон холма, перескочил через живую изгородь и метнулся в домик Отти через открытое окно веранды. Никаких определенных планов у меня не было, и когда я услыхал, что она приближается, я спрятался в ее маленькой туалетной комнате. Да… ну а что произошло потом, вы знаете. Сначала она заперла все двери, а потом вошла в эту самую комнату. Я не мог видеть, чем она там занималась, но я слышал, как она сказала по телефону, что поставила флакончик в синий шкаф. Да, а потом позвонила окружному полицейскому…

— И тогда, — почти дружелюбно произнес Кристер, — вы потеряли голову?

— Да. — Это прозвучало, словно глубокий вздох. — Все играло мне на руку. На полке на уровне моих глаз стоял открытый пузырек с йофуролом. Через некоторое время притащилась Отти с бутылкой наливки и стаканом, который поставила на обеденный стол прямо против туалетной. Она была на кухне, где приготовила себе бутерброд, но как раз когда собиралась его съесть, она передумала и снова исчезла, чтобы позвонить по телефону. И пока она болтала с Андерссоном, мне понадобилось сделать лишь несколько шагов к столу и налить всего несколько капель в стакан с наливкой. Несколько жалких капель…

Он выговорил эти последние слова, своеобразно подчеркивая их.

— Это… это было, пожалуй, не безболезненно, но, во всяком случае, все быстро кончилось.

Он стоял, нервно теребя свою расческу. Но вот он рассеянно сунул ее в левый наружный карман пиджака. Когда же он снова вытащил руку, движения его неожиданно стали целенаправленными и быстрыми, как у ласки. Прежде чем Кристер успел вскочить со стула, он поднес маленькую коричневую бутылочку к губам и проглотил ее содержимое.

Иногда говорят, что преступнику следует претерпеть все то, что вынесла его жертва, но я, увидевшая своими глазами, как убийца тети Отти корчится на полу ее комнаты после отравления никотином, уже никогда больше так не скажу.

Это было ужасно.

Когда жгучая влага потекла в его горло и когда тело скорчилось в судорогах, он закричал как зверь. А когда его стоны наконец стихли, в гробовой тишине из спальной тети Отти послышался совсем иной звук.

То был безутешный плач Виви Анн Ренман…

Эпилог

Январским днем в Стокгольме

Снег кружился меж обнаженных стволов деревьев на улице Карлавэген, и я не заметила эту женщину, пока она не оказалась совсем рядом.

Она была в леопардовой шубе, в высокой меховой шапке, и показалась мне еще более худенькой, чем раньше.

— Не может быть… Ну, здравствуй! Как давно…

В течение нескольких секунд в ее темных глазах отразилось и недовольство этой встречей и мрачные воспоминания, которые она пробудила. Потом она вдруг улыбнулась горько-иронической улыбкой и сказала:

— Идем, посидим в кондитерской Берга, попьем кофе и поболтаем…

И за чашкой кофе с венскими булочками беседовать стало так легко и просто. Я сказала Виви Анн, что знаю: она пробыла весь осенний семестр в Париже.