Искательница бед и приключений

– Ну надо же! – всплеснула Эвита руками. – Самое ценное в Афаре – это его грязь и древняя рухлядь. Больше-то ему нечего предложить цивилизованному миру.

Если бы Эвита задержалась, я бы точно спихнула ее в ручей. От ярости у меня даже в голове застучало. До чего гадкая особа! Ох и попортит же она крови Иверсу. Но что его жалеть – видел, кому предложение делал.

Быстро опустилась ночь, на небе высыпали крупные звезды, и температура тут же ощутимо упала.

Мы собрались возле костра и поужинали разогретыми консервами и сухими лепешками. В свое время подобная еда изрядно мне надоела. Когда я уехала из Афара, поклялась, что в жизни не открою ни одной жестянки с тушеным мясом, а хлеб буду покупать только мягкий, лучшей выпечки.

Но поди же ты; стоило зачерпнуть первую ложку, как непритязательная еда показалась вкуснее всех деликатесов, что я пробовала в Сен-Лютерне, даже в знаменитом ресторане «Золотой осьминог», куда меня водил Абеле Молинаро.

Я ела с таким аппетитом, что два раза брала добавки. Мужчины не отставали. А вот Эвита еле-еле ковыряла ложкой в миске и кривилась каждый раз, когда ей попадалась жилка.

От костра, где устроились рабочие, подошел Аджиб и вручил всем по палочке с нанизанными кусочками жареного мяса. Мне он выдал две палочки.

– Передай второй госпоже, – велел он, загадочно улыбаясь. – Надеюсь, это блюдо придется ей по вкусу.

– Аджиб смиренно просит принять угощение, – я сунула шашлык Эвите.

Та жадно потянула носом и украдкой сглотнула.

– Передайте проводнику «спасибо», – высокомерно кивнула наша привереда. Поколебалась, укусила мясо белыми зубками, прожевала и облизнулась. – Неплохо, – признала она благосклонно. – На вкус, как молодая курятина. Очень нежная.

Эвита впилась во второй кусок.

– Проводники подстрелили какую-то птицу? – спросила она с набитым ртом. – Я не слышала выстрела.

Аджиб молча пожал плечами, хитро сверкая в темноте глазами.

Пришлось мне просветить Эвиту.

– Это мясо пустынной ящерицы. Считается деликатесом.

Эвита выплюнула полупрожеванный кусок и брезгливо вытерла губы.

– Фу! Гадость какая! Зачем вы мне сказали! Лучше бы я не знала.

Она швырнула остатки шашлыка прямо в костер, поднялась и гневно удалилась в свою палатку.

Иверс только вздохнул.

Аджиб принялся лицемерно сокрушаться:

– Горе мне! Как я мог совершить подобную ошибку! Но я полагал, что вторая госпожа знала. Мы ловили и готовили ящериц у нее на глазах. Но вторая госпожа не замечает тех, кто ей служит. Не дело выбрасывать хорошее мясо; пустошь Афара не прощает презрения к своим дарам.

Один лишь Озия проявил сочувствие.

– Госпожа Зильбер легла спать голодной, – молвил он с упреком. – У меня есть медовое печенье. Пойду, отнесу ей.

Он порылся в мешке, выудил жестяную банку и побежал подлизываться к Эвите.

Иверс проводил аспиранта мрачным взглядом и проворчал:

– А нам Озия печенья не предложил.

– Доктор Иверс, что за нелепая претензия! Вы сами должны были позаботиться о своей невесте.

– У меня нет лакомств, чтобы поделиться с Эвитой. А в походе припасы общие. Так заведено. Сами знаете, как люди относятся к тем, что трескает вкусное в одиночку под одеялом.

– Не относитесь к Озии строго, доктор Иверс, и не дуйтесь. Завтра утром все будет иначе.

Мы почистили миски песком, сполоснули в ручье и начали готовиться ко сну.

Бигала оставили дозорным. Он зачерпнул пепла и насыпал тонкую окружность вокруг костра, рядом изобразил несколько защитных символов. После чего шагнул в круг и уселся у огня, хмуро поглядывая туда, где чернела расселина, как будто ожидая, что в любой миг из нее выползет демон.

Иверс тоже поглядывал в том направлении, только жадно.

– Жаль, что сегодня мы не успели зайти внутрь, – сокрушался он. – Впрочем, если взять хороший фонарь, можно выбраться на разведку.

– Потерпите до утра, Иверс. Я не суеверная, но все лезть ночью в ущелье – плохая идея. Кто знает, какой зверь мог устроить там логово? Мы видели реликтовые кактусы. А вдруг здесь сохранились и саблезубые львы, и пещерные медведи?

– Тому, кто схватывался в научной дискуссии с коллегами, никакие доисторические хищники не страшны.

– Откуда у вас только силы берутся, чтобы пускаться в новое приключение? После целого дня пути!

– Я неутомим, когда дело касается добычи знаний.

Иверс азартно спорил со мной, как подросток, которого взрослые отправляют спать.

– Делайте, что хотите! – махнула я рукой. – Я на боковую.

Я привела себя в порядок возле ручья. От ледяной воды ломило щеки, на зубах захрустели песчинки. Среди друзей в столице я прослыла как невероятная чистюля, но теперь о гигиене пришлось забыть. Однако липкая пленка пота на спине, грязь под ногтями и пыль в волосах меня не беспокоили; я легко смирилась с привычными неудобствами бродяжьей жизни.

В палатке было прохладно, я завернулась в плед, удобно устроилась, закрыла глаза и блаженно вытянула ноги. Где-то очень далеко скулил шакал, тихо бормотал ручей, потрескивали угли в костре. До боли знакомые звуки Афарской пустоши.

Словно мне приснились последние восемь лет, и тот сон был не таким уж веселым. Нынешняя явь, пожалуй, нравилась мне больше.

Дневная усталость навалилась разом, я быстро заснула, но спустя где-то час или два внезапно подскочила.

Села и попыталась определить, что меня разбудило. Не звуки, нет – снаружи стояла тишина. Тогда я прислушалась к себе: сердце колотилось, горло пересохло, голова налилась жаром. Так пробуждается мой Дар, но в этот раз чувство было иным, хотя и похожим.

Я откинула полог палатки и на четвереньках выбралась наружу. Лицо овеял прохладный ветерок. Костер почти погас, Бигал крепко спал, поджав ноги и прислонившись к горе рюкзаков. Из суеверного охотника вышел никудышный дозорный.

Лошади сбились у скалы темной массой. Их ничто не беспокоило; значит, хищников и чужаков поблизости нет.

Стрелки подбирались к двум. В три Бигала сменит Аджиб. Пока я не стала будить стража – сделаю это позже, когда вернусь в палатку.

Встав на ноги, запрокинула голову и глубоко вздохнула. Ночное небо в Афаре особенное. Звезды крупные, яркие, как в детской книжке, словно нарисованы на угольно-черном шатре.