Искра жизни (перевод М. Рудницкий)

Нойбауэра вдруг снова бросило в жар. Он в западне, и никуда не деться. И все же…

— Что бы вы предприняли, Вебер, — начал он доверительно, — если бы на определенный срок, по военным соображениям, — вы, надеюсь, понимаете? — так вот, если бы на короткий период, скажем так, временного бездействия, враг оккупировал страну? — И тут же почти скороговоркой добавил: — Что, как неоднократно доказывала история, еще вовсе не обязательно равносильно поражению.

Вебер выслушал его с тенью улыбки на устах.

— Для таких, как я, всегда найдется работа, — ответил он деловито. — Мы обязательно выбьемся наверх, хотя, может, и под другой вывеской. По мне, так хоть с коммунистами. Да, несколько лет национал-социализма не будет. Все станут демократами. Но это не имеет значения. Я, вероятно, устроюсь где-нибудь в полиции. Может, по поддельным документам. А дальше дело пойдет.

Нойбауэр ухмыльнулся. Уверенность Вебера возвращала спокойствие и ему.

— Неплохая идея. Ну а я? Как вы считаете, кем могу стать я?

— Не знаю. У вас семья, господин оберштурмбанфюрер. С ней так просто не скроешься и не вынырнешь.

Когда Нойбауэр направился в дезинфекционное отделение, заключенные Малого лагеря сразу поняли, что их всех ждет. Оружие было срочно переправлено Левинским и Вернером обратно в Рабочий лагерь; только пятьсот девятый сохранил револьвер при себе. Он на этом настоял и теперь спрятал револьвер под нарами.

Но еще через полчаса из госпиталя через уборную до них дошла совсем уж удивительная новость: проверка, оказывается, вовсе не очередное наказание, бараки осматриваются наспех, а Нойбауэр настроен чуть ли не доброжелательно.

Тем не менее новый староста нервничал. Он беспрерывно орал и задергал всех командами.

— Не ори так, — посоветовал ему Бергер. — Криком делу не поможешь.

— Что?

— Что слышал.

— Когда хочу, тогда и ору. На выход! Строиться! — И он помчался дальше по бараку. Все, кто еще мог ходить, начали собираться. — Тут не все! Вас должно быть больше!

— Мертвым, что ли, тоже построиться?

— Заткнись! Всем на выход! Лежачим тоже!

— Послушай! Еще ни о какой проверке и речи не было. Еще никто ничего не приказывал. Зачем ты строишь людей раньше времени?

Староста уже весь взмок.

— Я делаю то, что считаю нужным. Я староста барака. И где, кстати, тот, что все время с вами сидит? С тобой и с тобой. — Он указал на Бергера и Бухера, а затем приоткрыл дверь барака, чтобы посмотреть там. Как раз этого Бергер ни за что не мог допустить. Пятьсот девятый спрятался, ибо встречаться с Вебером еще раз ему было никак нельзя.

— Его здесь нет. — Бергер загородил собою дверь.

— Что? А ну уйди с дороги!

— Его здесь нет, — повторил Бергер, не трогаясь с места. — И баста.

Староста смотрел на Бергера в упор. Но рядом с ним уже встали Бухер и Зульцбахер.

— Что все это значит? — кипятился староста.

— Его здесь нет, — повторил Бергер снова. — Или, может, ты хочешь узнать, как погиб Хандке?

— Вы что, спятили?

К ним подошли Розен и Агасфер.

— А что, если я вам всем сейчас кости переломаю? — прорычал староста.

— Тс! Слышишь? — сказал Агасфер, и его костлявый указательный палец уткнулся в сторону горизонта. — Опять чуть-чуть ближе.

— Он не от бомбежки погиб, — спокойно объяснил Бухер.

— Мы этому Хандке шею не сворачивали. Мы — нет, — сказал Зульцбахер. — Тебе о лагерном правосудии не доводилось слышать?

Староста попятился. Он прекрасно знал, какая участь ждет в лагере предателей и доносчиков.

— Так вы что, из этих? — спросил он, все еще не веря своим ушам.

— Будь умницей, — почти ласково сказал ему Бергер. — Не сходи с ума сам и других не своди. Сам подумай, сейчас-то какой резон попадать в списки тех, с кем уже совсем скоро будут сводить счеты?

— Да разве я что сказал? — староста усиленно жестикулировал. — Мне же никто ничего не говорит, откуда мне знать, какие тут у вас игры. В чем дело-то? На меня пока что никто не жаловался.

— Вот и хорошо.

— Больте идет, — сказал Бергер.

— Вот и ладно, — староста поддернул штаны. — Я послежу. Можете на меня положиться. Я ведь тоже с вами.

«Вот черт, — думал Нойбауэр. — Ну почему бы бомбам не упасть на Малый лагерь? Все бы уладилось сразу и наилучшим образом. Вечно все невпопад!»

— Это ведь у нас лагерь щадящего режима? — спросил он.

— Лагерь щадящего режима, — эхом вторил Вебер.

— Ну что ж. — Нойбауэр пожал плечами. — В конце концов, мы их тут не заставляем работать.

— Да уж нет. — Вебер веселился от души. Само предположение, что эти призраки способны работать, было полнейшей нелепицей.

— Блокада, — констатировал Нойбауэр. — Это не наша вина, это враги. — Он повернулся к Веберу. — Однако вонь здесь, как в обезьяннике. Неужели ничего сделать нельзя?

— Дизентерия, — пояснил Вебер. — По сути, это ведь место, где у нас отлеживаются больные.

— Ах да, больные, правильно. — Нойбауэр тотчас же принялся развивать подброшенную ему мысль. — Больные, дизентерия, отсюда и вонь. В больнице было бы ничуть не лучше. — Он в раздумье огляделся по сторонам. — А нельзя их хотя бы выкупать?

— Слишком велика опасность заражения. Потому мы и содержим эту часть лагеря в довольно строгой изоляции. А банный блок у нас совсем в другом конце.

При упоминании о заразе Нойбауэр невольно отступил на шаг назад.

— А белья у нас достаточно, чтобы им сменить? Старое тогда, наверно, придется сжечь, да?

— Не обязательно. Можно продезинфицировать. А белья в каптерке достаточно. Мы недавно получили большую партию из Бельзена.

— Ну и хорошо, — сказал Нойбауэр с облегчением. — Значит, чистое белье и сколько-нибудь курток без дыр или что там у нас еще есть? Раздать по баракам хлорную известь и дезинфицирующие средства. Тогда сразу будет совсем другой вид. Вот вы, запишите, — распорядился Нойбауэр. Первый староста лагеря, весьма упитанный арестант, усердно принялся записывать. — Всемерное соблюдение чистоты, — продиктовал Нойбауэр.