Искупление грехов

«Отступись, Брагот, не твоя это ноша и путь не твой».

Совсем расстроился Брагот, совсем надежду потерял. Но однажды в походе руку себе поранил, кровь свою пролил — в крови-то он мудрость и увидал:

«Так что же, я всегда в себе её носил, да употребить не мог?».

Взял он кровь свою, да и преобразил в огонёк махонький. С тех пор овладел Брагот мудростью. Стал учиться усердно, науки мудрые постигая — лишь бы омолодить себя, лишь бы добиться благосклонности Ам-ми. А чуть сложно становилось — он по руке себе ножиком. Кровь ему силы и давала.

Год прошёл, и снова идёт Брагот к любимой своей свататься. Богатые дары принёс: посуду золотую, ткани невиданные, перстни да бусы с самоцветами. Воины с ним знатные, в битвах закалённые. Лицо его молодо да печатью возраста не сковано. И согласилась Ам-ми стать его женой.

Сыграли свадьбу они пышную, полгорода на ней танцевало да веселилось. Поселились они в доме у Брагота и живут. Вот и первенец родился у них, вот и сестра его. Да только нет Браготу покоя. Будто душа его разрывается, будто боль на сердце залегла. Ищет Брагот, как помочь себе — руки все изрезал для мудрости. Да ничего не помогает.

Однажды ночью просыпается Брагот, а в голове его зов звучит. Зовёт его в сторону восточную, в земли жаркие. Зовёт да не замолкает. Совсем Брагот обессилел. Днём руки режет, ночью Зов слышит — не спит. Ам-ми тревожится, соседи шарахаются. Осунулся ааори, посерела его кожа от усталости. Не выдержала жена Брагота и говорит как-то вечером тёмным:

— Что с тобой, муж мой? Почему ты весь день книги изучаешь, почему руки свои режешь и ночами не спишь?

Хотел Брагот ответить, да не сумел. Вместо речи человеческой изо рта его рёв вырвался — рёв неведомый, дикий, необузданный. Сбежались тут к нему все: дети ненаглядные, воины смелые, слуги верные. Не знают, чем господину своему помочь. А тому помощи и не нужно. Ревёт он, гонит всех да кричит, чтоб уходили, а то не удержится — сожрёт всех. Да только никто его не понимает.

Соседи на рёв тот прибежали — давай в двери его дома стучать, но не открывает никто. Давай окна ломать — а они ставнями закрыты. Пришли стражники, двери выломали, ворвались в дом, а там — в крови лежат ближники браготовы в броне да при оружии, слуги верные, кто с колом, кто с ножом, да жена и дети мертвые, а самого Брагота и след простыл. Убил Брагот всех в доме и сбежал. С тех пор в том городе Брагота не видели — пропал он в Землях Диких.

Но говорят, что ходит Брагот по тем Землям Диким и иногда ночами к людям выходит. Потому как нет покоя грешнику — помнит он жизнь свою праведную да то, как ослушался воли Аон-Аари. Хочет вернуться, да хватает его снова изменение. И кто на пути его попадается — всех убивает, силой ли, мудростью ли. Говорят, так и будет он ходить по Землям Диким и людьми заброшенным, пока не наступит конец мира этого — да и тогда все свои грехи не сможет он искупить.

Я закрыл книгу и положил в сундук, стоящий у кровати. Сам сундук закрыл на замок. Каждый день в нашей казарме рабочие проводили ремонт. Хотя никто ни разу не жаловался на кражи, но их старшой нас сразу предупредил, чтобы ценного на виду не оставляли. Стояло раннее утро, и своё обещание эру Скаэну я всё-таки выполнил. Собранный с вечера мешок стоял у изголовья кровати — оставалось только дождаться прихода Скаса и Гун-нора.

Подошла Пятнашка и присела рядом.

— Точно не возьмёшь с собой? — в который уже раз спросила она.

— Нет, — я покачал головой. — Только бояться буду за тебя больше. И кто проследит за всем этим хозяйством?

— Мне страшно, — призналась Пятнашка, прижавшись ко мне.

— Не бойся. Ты же помнишь, эр Скаэн считает, что всё получится.

— А эра Эл-оли считает, что слишком опасно, — парировала она.

— Опасно… но мы будем осторожны, — пообещал я и поцеловал её.

Через полчаса я вместе с десятками Ножа, Хмурого и Пуза вышли из ворот казармы. Мы присоединились к десятку Гун-нора и направились в порт, где нас поджидал Скас. Повёл он нас к причалу, у которого в ожидании отплытия замерли три совершенно невыразительных корабля. Только подойдя поближе, я сумел оценить их хищные обводы и очень агрессивные детали на борту — что-то, напоминающее огромные луки и осадные машины.

— Так, — Скас остановился. — Разделяемся. Нор, ты пойдёшь на флагман — «Ао-ке-тари». Я пойду на корыто «Ам-кана», Шрам — твоя «Си-лока». Твой десяток, Нор, пойдёт с тобой. А ты, Шрам, разбей десятки, чтобы по одному на каждую лохань.

— Сам ты лохань! Старый дурень, улитка сраная! — пока Скас раздавал указания, к нам приблизился, судя по броши, один из капитанов. Это был немалого роста мужчина, одетый в плотный кожаный нагрудник и высокие, до колен, сапоги, укреплённые бронзой.

— А! Вот и наш флотоводец, старый хромоног Варс! — непритворно обрадовался Скас.

— Для этих моллюсков я мастер Варс, а кто просрёт «мастера» — будет рыбу изображать! — предупредил капитан. — Ну что, кто к нам тут? Давай грузиться, чтоб вас!

— Шрам, кого пошлёшь с Гун-нором? — спросил Скас.

Я оглянулся и, увидев лёгкий кивок Ножа, указал на него. Хмура я отправил со Скасом, а с собой взял Пузо.

— Шрам! Как разместишь своих — подходи на флагман. Сначала пойдём вместе — объясню, что делать! — крикнул мне Скас уже с пирса.

Загрузились мы быстро. Капитан нашей «Си-локи» кивнул, представился мастером Уи-номом и показал нам наш «кубрик», где нам и предстояло проводить большую часть времени. Каюта на корабле была одна, да и та капитанская. Быстро разместив бойцов и посоветовав не сильно высовываться, я вместе с Уи-номом отправился на «Ао-ке-тари».

Флагман был кораблём побольше и помассивнее. Капитанская каюта на нём была размером со столовую в особняке эра Скаэна и эры Эл-оли. Посреди каюты стоял большой стол, вокруг которого собрались все три капитана, Скас, я и Гун-нор. Третий капитан звался мастером Ласте — и чем-то неуловимо напомнил мне Воргота. После того, как всех представили, я не удержался от вопроса — не севера ли Империи мастер Ласте — на что тот в очень опасной манере и ответил:

— С севера — с севера… Только в костре я эту империю видал!..

— Сепаратист-говнист! — с гордостью заявил Варс. — Не сдаётся и за свободу края воюет. Правда, только в море, а-ха-ха-ха!

— Шёл бы ты, корыто старое! — возмутился Ласте. — Мои предки сражались против Империи, я сражаюсь против Империи, и дети мои будут сражаться против Империи!

— А… ну раз дети! Тогда-то да! — с пониманием заявил Уи-ном. — Вечная война… Жаль, детей у тебя нет, лись ты сушёная.

— Будут! — гордо заявил Ласте, хлопнув себя в грудь. — Не свои родятся — так выкраду и воспитаю.

— А-ха-ха-ха! Свои люди — честные торговцы, горжусь! — Варс хлопнул своих капитанов по спинам. — Ну ладно, Скас, что ты там наготовил, улитка неторопливая? А то навезли нам железа на палубы… Теперь из-за вас ходим и спотыкаемся.

— Это «железо» — между прочим, лучшие образцы имперской осадной техники! — подбоченился Скас. — Вот нажалуюсь эру Скаэну, как ты трудом добытое….

— Ладно-ладно! — хохотнул снова Варс. — Давай мне не заливай тут ром[8] морской водой!

[8] Рома — нет. Но есть аналоги. А товарищи «честные торговцы» любят ром. Вот пусть ромом и будет.