Искушение

– Да ладно, какой разговор – валяй. Только не подставляй меня, пусть думает, что ты – это я. Короче, я – капитан-лейтенант, служу в Полярном, а сюда прикомандирован на полгода, хожу на…

– Потом расскажешь. Серега – только точно, да? Пиши прямо сейчас, чтобы точно было. Пусть хреначит на Крайний Север. Эх, Светлана, Светлана!

Торшин поперхнулся сигаретным дымом, поднял взгляд на стоявшего чуть выше Вадима и, откашливаясь, спросил:

– Слушай, Вадя! Я ж тебе не говорил, как ее зовут. Ты что, письмо читал?

– Говорил, Серый, говорил. А вот насчет письма ты погорячился. Я что – крыса?

– Ну ладно, извини, Вадя. Просто не помню ни хрена – как и ты, в общем-то. Да все нормально будет, напишу ей сегодня же. Покувыркаешься, блин, от моего имени. Смотри, не опозорь только.

– Не опозорю. Уж покувыркаюсь – так покувыркаюсь, девочка она интересная, судя по фотке.

– Эх, блин! Я бы с удовольствием и сам, но – боюсь последствий: слезы там всякие, сопли… не люблю я всю эту хрень, понимаешь?

– Понимаю, понимаю. А мне – без разницы.

– Да вообще-то и мне, по большому-то счету… может, я всё-таки закручу…

– Поздняк, Серый. Так дела не делаются, мы уже договорились.

– Ладно, не сомневайся – забирай и пользуйся. А сейчас я пойду дрыхнуть, времени до хрена уже. Кстати, я в отпуске с такой кралей познакомился, что Светлана эта отдыхает…

Мысли о том, что, в конце концов, Серега все узнает, Вадима почти не занимали: «Что я ему – исповедоваться обязан, что ли? Я ж не жену его трахал, а знакомую по переписке. Тем более что спал я вообще-то только с будущей его знакомой, то есть, фактически – это он мне по почте рога наставил, сам того не ведая, а не я ему. Да и вообще: я никому ничего не должен. Никому не должен и ничего не должен. Всё!»

Ковалев успокоился и стал ждать.

XII

Как Вадим решился на уголовное преступление – не знал даже он сам. Судя по тому, что до сих пор все было тихо – совершил он его достаточно успешно. Одно грызло совесть – кто-то наверняка незаслуженно понес наказание. Но, что сделано – то сделано. Зато деньги к приезду Светланы будут, необходимо только продать ствол.

Перед самым отъездом из Киева матрос Ковалев весьма просто вынес из оружейной комнаты и спрятал в своем рундуке СПП-1М – странноватый на вид четырехствольный пистолет, предназначенный для подводной стрельбы. Украсть такое экзотическое оружие и не попасть даже под подозрение – большая удача. Киевские годки – а это Вадим знал совершенно точно – воровали многое: кортики, серебряные аккумуляторные батареи от буксировщиков «Протон», дыхательные аппараты. Одного из старослужащих задержали на КПП с мешком, в котором находился купол парашюта ПВ-3 (Бедняга собирался загнать его каким-то туристам за пять тысяч украинских купонов, а в результате лишился единственного, что успел приобрести за два с половиной года службы – звания главного корабельного старшины). Были и совсем курьезные случаи: как-то на одном из утренних разводов не состоялось торжественное построение, так как накануне из клуба был кем-то украден здоровенный оркестровый барабан. Само собой разумеется, что на очень серьезные последствия всё перечисленное, явно, не тянуло…

Настоящее, боеспособное огнестрельное оружие в части не крал никто, и Вадим был первым. Надо заметить, что особой сноровки ему и не потребовалось. Принимая во внимание тот замечательный факт, что в момент кражи оружейная комната была открыта, а в роте царил хаос, Вадим сделал свое дело достаточно аккуратно и без спешки: в дополнение к оружию были прихвачены четыре пенала с обоймами «гвоздей» (специальных длинных патронов к пистолету) и рваная дерматиновая кобура. Первая мысль, посетившая сознание матроса при обнаружении свободного доступа в святая святых роты, была далека от логики: взять и спрятать. Куда и как – неважно. Этот примитивный алгоритм никак не укладывался в рамки слишком уж прозрачного распорядка дня молодого бойца, однако был принят им почему-то машинально.

После сборов и осмотра обмундирования в помещение роты зашел командир и велел старшинам проверить у курсантов содержимое вещмешков. В это время Ковалев уже успел упаковать краденый сувенир таким образом, чтобы тот никак не выдавал своей угловатой формы и размеров под мягкой тканью рундука. Багаж матроса срочной службы не намного превышает габариты средней спортивной сумки, а потому замаскировать оружие как следует, не представлялось возможным. После громко продублированного старшиной распоряжения командира, Вадим присел у вещмешка и побледнел: последствия обнаружения кражи могли быть для него настолько катастрофическими, что только добровольное признание выглядело сейчас единственным достойным выходом из положения. Рота построилась повзводно, и проверка началась. Ковалев стоял двенадцатым, первым в шеренге был Корин. Обратив внимание на суетившегося товарища, Сашка еле слышно окликнул друга и вопросительно посмотрел ему в глаза. Уже в следующее мгновение, оперативно оценив ситуацию, Корин завязал только что проверенный у него мешок, подвинул его назад и довольно сильно толкнул ногой по направлению к Вадиму. Рундук легко прокатился по гладкой, до блеска натертой мастикой, поверхности паркета и остановился рядом с Ковалевым. В доли секунды, поменяв мешки местами, он собрался было прокатить Корину по паркету свой рюкзак, но успевший подойти старшина выпучил на него свои и без того круглые глаза:

– Ковалев! Вещи к осмотру! Кому стоим, карась недоделанный?

– Виноват, товарищ старшина первой статьи. Вот, пожалуйста, – матрос с легкостью развязал еле прихваченный Кориным узел и представил содержимое на обозрение старшине. – Я задумался, товарищ старшина первой статьи.

– О чем, Ковалев? Твоя служба только начинается. Думают за тебя командиры, а твоя задача – слушаться и исполнять. Ну, о чем может думать матрос срочной службы, а? Баран, твою мать!

– Так точно, – Вадим был готов согласиться с чем угодно, лишь бы проверяющий не обратил внимания на стоявший позади него предмет. – Просто уезжать отсюда не хочется, вот я и торможу потихоньку.

– Понравилось, что ли? – старшина еле заметно улыбнулся и по-отечески толкнул курсанта в грудь, отчего тот, запнувшись о собственный рундук, упал на паркет. Вдохновленный приливом незатейливого остроумия, старшина не обратил ни малейшего внимания на то, о что запнулся матрос, а продолжил наслаждаться возможностью смешить окружающих. – Ладно уж, захочешь настоящей мужской любви и ласки – приезжай обратно. Тут с тобой этот… как его… контракт заключат. Будешь сверхсрочную тянуть – на радость командирам – а они тебя будут любить: любить по-настоящему, каждый день и во все места, как говорится.

Рота грохнула дружным смехом. Вадим, быстро поднявшись, занял свое место в строю и, чтобы доставить удовольствие невнимательному, но явно гордящемуся своей шуткой, годку, принял участие во всеобщем ржании. Старослужащий шутник пару раз примял ботинком раскрытый Коринский мешок и пошел дальше по строю. Ковалев известным уже способом вернул имущество товарищу, и на душе у него отлегло. Никаких вопросов по данному инциденту Сашка впоследствии не задавал.

Сразу по приезду на Мурманский вокзал, Вадим отлучился якобы в туалет, а сам отправился в помещение с автоматическими камерами хранения и спрятал пакет со свертком в единственную свободную ячейку. Ну а потом старшина второй статьи Рыжий разрешил матросу Ковалеву «позвонить маме». Мамой оказался его старый приятель по учебе, в свое время успешно откосивший от службы. На следующий день сверток лежал в двухстах километрах от вокзала, в квартире бывшего сокурсника Ковалева, знающего о содержимом со слов самого Вадима, как о каком-то «специальном капкане». Также, по его совету и во избежание возможной травмы, сокурсник уяснил, что пакет лучше не открывать до приезда самого владельца. Пистолет так и пролежал в нижнем ящике письменного стола, весь этот срок.

Через месяц Вадим приехал на выходные домой и перепрятал сокровище в отцовский гараж, упаковав его дополнительно в пластиковую коробку от медикаментов. Теперь оставалось найти надежного и в то же время незнакомого покупателя, способного заплатить за оружие серьезные деньги. И, желательно, подальше от дома. Идеальным вариантом виделась ему сделка, совершенная здесь – в Мурманске, с каким-нибудь солидным предпринимателем. «А может, и коллекционер какой-нибудь заинтересуется: вещь-то редкая… хотя, конечно, для традиционной охоты явно неподходящая…»

XIII

Климат Кольского полуострова нельзя назвать экстремальным. Местные погодные условия вполне приемлемы для проживания: зимой столбик термометра достаточно редко опускается ниже отметки в двадцать градусов, отсутствуют какие-либо предпосылки для землетрясений и глобальных наводнений. Летом в лесах полно ягод и грибов, а в водоемах все еще водится рыба, в том числе и красная. Причины, по которым северный народ стремится покинуть этот край – другие. Две из них: затяжная полярная ночь и абсурдно короткое лето. Подавляющее большинство уехавших из Мурманской области, сделали свой выбор именно в силу этих двух причин. В дополнение к основным, то есть финансовым, проблемам, конечно. Ведь реальных доплат к заработку, позволяющих иметь преимущества перед южанами, северяне после перестройки не получали.