Искусство как язык – языки искусства. Государственная академия художественных наук и эстетическая теория 1920-х годов

V

Сходные вопросы – о применении теорий к конкретному материалу и о поиске для его анализа адекватного языка, – судя по документам ГАХН из РГАЛИ, решались в это время и в других структурах Академии.

Еще в ноябре 1926 г., при обсуждении доклада Н. И. Брунова «О древнерусском архитектурном стиле» в Подсекции теории и Комиссии по изучению архитектуры СПИ, Д. С. Недович выражет сомнение: «Правильно ли, ввиду своеобразия русского искусства, пользоваться терминологией западных стилей?» По его мнению, «можно говорить лишь о заимствовании крупных черт стилей Запада, говоря же о русском искусстве, необходимо выработать новую терминологию». В ответном слове докладчик сообщает, что его выступление «является первой частью большой работы», и обещает изменить терминологию во второй. [1103] Терминологические занятия Н. И. Брунова, связанные, конечно, не только с ГАХН, не проходят бесследно – их многолетним итогом становится оставшийся в рукописи труд «Основные понятия мировой архитектуры» объемом 40 листов. [1104]

1103

Там же. Оп. 3. Ед. хр. 67. Л. 8об.

1104

Византийский временник. М., 1973. С. 311.

Впоследствии применение иноязычной (в первую очередь немецкой) терминологии к национальному искусству рассматривается как кризис искусствоведения тем же Н. И. Бруновым, М. А. Алпатовым и Г. В. Жидковым, которые выступили с инициативой создания специального кабинета по изучению русского искусства при СПИ. [1105] Интересно, что в числе участников работ вновь создаваемого подразделения предполагаются и философы; [1106] среди сотрудников Академии существовало понимание: теоретизирование по вопросам искусства отличает ее от других учреждений искусствоведческого характера. Вероятно, именно этим и объясняется то, почему ГАХН в период ее реорганизации не желала расставаться ни с возможностью теоретизирования, ни с людьми, могущими обеспечить ему должный уровень. [1107]

1105

Образование союза (не только творческого, но и дружеского) этих сотрудников СПИ относится, вероятно, к сентябрю 1926 г. – времени проведения Конференции археологов СССР в Керчи. Н. И. Брунов был там секретарем Секции средневековой археологии и 7 сентября выступал с докладом «О некоторых константинопольских и греко-восточных чертах византийских памятников Крыма» (тезисы его доклада см.: Бюллетень № 3 Конференции археологов СССР в Керчи. С. 4). М. В. Алпатов состоял членом секретариата Постоянного президиума пленарных заседаний конференции и 8 сентября представил Секции средневековой археологии доклад «Крым, Малая Азия и Русь в истории средневековой живописи» (тезисы этого доклада см.: Там же. № 4. С. 4–5).

Позднее М. В. Алпатов вспоминал о том времени: «Моим другом… был Герман Васильевич Жидков. Первоначально он показался мне и Николаю Ивановичу [Брунову] бюрократом с портфелем. Молодость часто судит о человеке по внешности. Он был блондином с румянцем во всю щеку, и это было препятствием для того, чтобы оценить его достоинства, и отдаляло его от нас. Мы называли его “слюнявчиком”. Но требовалось, чтобы мы проторчали на скучных заседаниях археологического съезда в Керчи, чтобы сами собой отпали все препятствия к нашему сближению…» (М. В. Алпатов. Жизнь искусствоведа. Страницы воспоминаний. С. 189; Он же. Воспоминания. С. 214).

Все трое в настоящее время причисляются к «московской школе искусствознания», которая «в значительной степени» признается «делом ума, таланта и энергии [А. И.] Некрасова»; Е. А. Некрасова уточняет при этом, что речь идет об учениках Алексея Ивановича «по университету». В 1920–1930-х гг. все трое также считались «прямыми учениками» последнего (см. об этом: М. В. Алпатов. Воспоминания. С. 65, 248; А. А. Сидоров. Первые шаги советского искусствознания (1917–1921). С. 44; Е. А. Некрасова. Из истории науки об искусстве в Московском университете. С. 218; И. Л. Кызласова. История отечественной науки об искусстве Византии и Древней Руси. 1920–1930-е годы. По материалам архивов. С. 302, 319, 320, 321, 376) – несмотря на то, что позднее в воспоминаниях М. В. Алпатов сообщил, что разошелся с Алексеем Ивановичем еще в 1920-х, и приписал то же самое и покойному Н. И. Брунову (см.: М. В. Алпатов. Воспоминания. С. 64–65, 77, 104, 248). Никакими иными свидетельствами, которые подтверждали бы расхождение Николая Ивановича (да и самого Михаила Владимировича) с А. И. Некрасовым в указанный период, составитель Хронологии в настоящее время не располагает.

Скорее даже наоборот: например, в одной из публикаций конца 1920-х гг. А. И. Некрасов упоминает «блестящее выступление» в НИИАиИ М. В. Алпатова, 5 марта 1927 г. «исчерпывающе установившего керамический характер статуэтки Авраама» (цит. по: Ученый плагиат (В лагере буржуазных ученых). С. 16).

Кроме того, статьи друзей и их учителя вошли в гахновский сборник «Барокко в России», изданный под редакцией и с предисловием А. И. Некрасова (1926).

1106

В одних документах из фонда ГАХН в РГАЛИ она относится к Философскому разряду (1928, февраль, 3), в других – нередко обозначается как находящаяся в совместном ведении ФО и СПИ. См., напр.: РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 10. Ед. хр. 169. Л. 30.

1107

1929, февраль, 28, и март, 14, октябрь, не ранее 20, 1930, февраль, 12, май, 22.

Однако общение искусствоведов с философами в рамках так называемой «комиссии Габричевского» (уже упоминавшейся нами группы, занятой описанием памятников пространственных искусств) выливается в бурные дебаты по терминологическим вопросам. [1108] Согласовать позиции им не удается вплоть до ликвидации Разряда общего искусствоведения и эстетики и увольнения его сотрудников. В отличие от последних представителям «искусствоведческой части» «комиссии Габричевского» находится место в составе Академии художественных наук и после ее реорганизации. [1109]

1108

1928, январь, февраль, 13, 20, 27, май, 14.

1109

1930, февраль, 19–22, май, 12.

VI

Помимо выяснения персонального состава членов и гостей ФО в Хронологии также предпринята попытка выявить учреждения и организации, наиболее активно способствовавшие его пополнению; сведения о членстве в них интересующих нас лиц отражены в ряде примечаний.

Особо отмечены здесь руководимый Г. Г. Шпетом ИНФ АНИИ при ФОН I МГУ [1110] и (в меньшей степени) организованный Г. И. Челпановым при Московском университете еще до революции Психологический институт им. Л. Г. Щукиной, [1111] выходцами из которых были многие сотрудники ФО. В связи с Психологическим институтом в литературе 1920-х гг. (и нашей Хронологии) возникает забытая ныне ВНПА (и ее Организационный комитет под председательством того же Г. И. Челпанова) – поскольку, как отмечал в начале 1920-х В. М. Экземплярский, экспериментальная психология (важная и для ФО, и для ГАХН в целом) «в России культивировалась до последнего времени в тесной связи с педагогикой». [1112]

1110

См. примеч. 107–108, 111–112, 115, 117, 127, 137, 140, 154–155, 195, 208, 210, 249.

1111

См. примеч. 116, 124, 128–130, 137, 154, 195, 204, 233.

1112

Цит. по: В. М. Экземплярский. Экспериментальная психология в русской оригинальной и переводной литературе за последние годы. С. 125. О ВНПА см. примеч. 124, 128, 130, 204.

Внимание в Хронологии уделялось и разработкам, связанным с деятельностью сотрудников ГАХН в иных исследовательских учреждениях. Речь идет в первую очередь об их диссертационных работах, готовившихся, а иногда и защищавшихся в рамках НИИАиИ РАНИОН на темы, совпадавшие по времени с программами ГАХН и ее издательскими планами. [1113]

В 1920-х гг. нередко бывало, что деятель науки выступал с докладами или лекциями на одну и ту же тему на нескольких площадках. Совместительство в это время неизменно присутствует в отчетных документах сотрудников научных учреждений, и в случаях совпадения программ последних иной раз невозможно определить, благодаря работе в каком из них ученый смог выпустить тот или иной печатный труд. К такому развитию событий подталкивало и общее состояние издательского дела: в те годы научно-исследовательские учреждения не всегда имели возможность публиковать работы своих сотрудников.

1113

1924–1925, 1926, март, ноябрь, 11.

В конце 1927 г. вопрос о параллелизме в работе ГАХН и НИИАиИ был поставлен А. А. Сидоровым на расширенном Президиуме СПИ; [1114] сохранение обоих учреждений зависело от того, удастся ли им такой параллелизм ликвидировать.

Еще в мае 1927 г. Подсекция ИЗО Научно-художественной секции ГУСа, заслушав доклад А. А. Сидорова о деятельности ГАХН в области изобразительных искусств, предостерегла Академию «против увлечения историко-археологическими темами, считая для ГАХН наиболее продуктивным научно-лабораторный метод исследования отдельных видов пространственных искусств». В связи с этим Академии предлагалось учредить в ее составе «научную лабораторию по изучению художественных техник и приемов, обеспечив ее работу персоналом, помещением и аппаратурой». [1115]

1114

РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 3. Ед. хр. 92. Л. 13–13об.; впервые он, возможно, намечается к рассмотрению Президиумом СПИ в составе Б. Р. Виппера, Б. Н. Терновца и В. А. Никольского 21 января 1924 г. Президиум постановляет: «Перенести решение этого вопроса на следующее заседание… 5 / II – [19]24 г. в 6 часов вечера, пригласив на него проф. А. А. Сидорова» (см.: Там же. Ед. хр. 5. Л. 40об.).

Однако решение «3. Представить Правлению Академии… схему разграничения Секции Пространственных Искусств и Института Археологии и Искусствознания» в разрезах «организационном» и «производственных задач» принимается уже 28 января. При этом «главный акцент [в] деятельности Секции» делается на ее «работе по общей теории искусства, методологии искусства и изучении нового искусства, поскольку последнее выдвигает ряд новых, еще не разработанных наукой проблем». Вместе с тем задачей СПИ, как и ГАХН вообще, провозглашается «установление связей с современной художественной действительностью, в целях направления и организации жизни искусства; формами воздействия в данном случае являются участие секции в [ра]зработке и проведении конкурсов, дачи эксперт[ных] отзывов заключений, обследование состояния отдельных (чтение предположительно. – Ю. Я.) отраслей художественного производства, рассмотрение вопросов юридического положения и быта художников, организация выставок и т. д.» (см.: Там же. Л. 41–41об.).

В конце 1927 г. вопрос о разграничении двух научных учреждений, таким образом, был поставлен вновь.

1115

РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Ед. хр. 83. Л. 177.

Судя по документам ГАХН из одноименного фонда в РГАЛИ, в Академии не только прислушивались к рекомендациям вышестоящих инстанций, [1116] но и искали собственные пути выхода из сложившейся ситуации. Именно в этом контексте, вероятно, следует рассматривать и провозглашение «Энциклопедии художественной терминологии» [1117] одной из общих для всех научных подразделений ГАХН работ на 1927/1928 академический год; [1118] и образование «комиссии Габричевского»; и планы обеспечить Историко-терминологическому кабинету Разряда общего искусствоведения и эстетики подобающее «место в структуре ГАХН’а» – место «центральной терминолого-историографической ячейки, обслуживающей всю Академию». [1119]

1116

Там же. Л. 173–173об.

1117

См. примеч. 25, 56, 92, 94, 95.

1118

1927, октябрь, 10, – ноябрь, 18.

1119

РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 1. Ед. хр. 120. Л. 21.

Учитывая вышесказанное, в настоящей Хронологии большое внимание уделяется подготовке «Энциклопедии художественной терминологии». С разной степенью полноты здесь представлены сведения, относящиеся не только к философскому тому, [1120] но и к тем специализированным выпускам, [1121] в работе над которыми принимали участие сотрудники ФО и связанные с ним лица.

Если говорить о программах, разрабатывавшихся ФО, то в ряде случаев в Хронологию включались сведения о диссертациях гахновских аспирантов, сотрудничавших с Отделением (Н. М. Гайденкова, М. А. Моисеевой, С. С. Скрябина [1122] ), и о планах их исследований (в извлечениях из личных отчетов об их работах). Сделано это было несмотря на то, что в наши дни имена и дальнейшая судьба молодых людей, начинавших тогда свою научную деятельность, остаются мало кому известными. [1123] Аспирантские планы расширяют наши представления о научных интересах их руководителей и о контактах между академическими подразделениями. [1124]

1120

Уточнение: в данное примечание собраны все сведения, относящиеся к общему (не специализированному) тому «Энциклопедии». За время работы гахновцев над этим проектом представления о нем (как и о роли в его подготовке ФО) менялись, и далеко не всегда он именовался «философским».

См.: 1922, ноябрь – декабрь, 1923, сентябрь, 25, и декабрь, 1924, октябрь – декабрь, 1924–1925, 1925, январь, 26, февраль, 7, март, 23, октябрь – декабрь и декабрь, 11, 1925–1926, 1926, февраль, 8, март, март – май и октябрь, 8 – декабрь, 3, 1926–1927, 1927, июнь, 3, и октябрь, 10 – ноябрь, 18, 1927–1928, 1928, апрель, 20, 1928–1929, 1929, февраль – май, апрель, 22–30, и октябрь, 14.

1121

См.: 1923, сентябрь, 25, 1926, май, 25, и ноябрь, 19, 1926–1927, 1927, март, 11, 1928, май, 25, 1928–1929, 1929, октябрь, 14.

1122

Вопрос об аспирантке Н. А. Черниковой и ее отношении к ФО остается открытым и здесь не рассматривается.

1123

Точнее, из приведенного списка аспирантов ГАХН современный читатель располагает – пусть и весьма скудными – сведениями о послегахновской жизни и занятиях одного Н. М. Гайденкова. И это – благодаря воспоминаниям его сокурсника по Московскому университету А. В. Чичерина и (в меньшей степени) И. Д. Левина и Б. В. Горнунга. См.: А. В. Чичерин. О «последних русских философах» и о трудах одного из них. С. 31; И. Д. Левин. Шестой план. С. 284; Б. В. Горнунг. Записки о поколении 20-х годов… Отрывок второй. С. 348.

О С. С. Скрябине (со слов И. Д. Левина) известно только, что однажды (информация эта дается без привязки к конкретным датам) он «поехал в Крым, как-то вышел из дому и не вернулся» (И. Д. Левин. Шестой план. С. 284).

1124

1923, октябрь, 29, 1925–1926, 1926, март, 30.

Кроме того, составитель Хронологии придерживается мнения, что никакая наука невозможна без передачи накопленного знания следующим поколениям ученых; между тем ведущие гахновские теоретики возможности работать с университетской аудиторией зачастую уже были лишены. [1125] Руководство аспирантами в ГАХН частично восполняло эту потерю, и не вина тех людей, что их усилия в итоге не увенчались успехом. На рубеже 1920–1930-х гг. аспирантура в Академии была ликвидирована, а аспиранты были или отчислены из ее состава, [1126] или переведены в другие научно-исследовательские учреждения (в том числе ленинградские). [1127]

1125

См., напр.: М. Э. Боцманова, Е. П. Гусева, И. В. Равич-Щербо. Психологический Институт на Моховой (Исторический очерк). С. 11–14; Л. А. Коган. Непрочитанная страница (Г. Г. Шпет – директор Института научной философии: 1921–1923). С. 96, 102; Александр Георгиевич Габричевский: биография и культура. Документы, письма, воспоминания. С. 133, 134.

1126

См., напр.: 1929, февраль, 2.

1127

См., напр.: РГАЛИ. Ф. 984. Оп. 1. Ед. хр. 7. Л. 48, 49.

Восстановление аспирантуры в рамках правопреемницы ГАХН – ГАИС – происходило в условиях, отличных от ситуации 1920-х гг.; там обучались и руководили обучением молодых специалистов уже совсем другие люди. Бывшие гахновцы во вновь созданной Академии в лучшем случае допускались к преподаванию иностранных языков, причем их занятия с аспирантами не были длительными (сошлемся для примера на историю сотрудничества с аспирантурой ГАИС бывшего члена ФО ГАХН Б. А. Фохта, отраженную в материалах его личного дела из фонда этой Академии [1128] ).

1128

Б. А. Фохт преподавал аспирантам Академии искусствознания немецкий язык до мая 1931 г. См.: РГАЛИ. Ф. 984. Оп. 1. Ед. хр. 207. Вся ед. хр.

VII

Главное внимание при составлении настоящей Хронологии было сосредоточено на обследовании синхронных источников, в первую очередь архивных материалов ФО из фонда ГАХН в РГАЛИ. В отдельных случаях, связанных с совместной разработкой искусствоведческих вопросов Отделением и другими структурными единицами, привлекались документы этих последних из того же фонда, из фонда ГАИС в РГАЛИ и материалы, сохранившиеся в НИОР РГБ.

Из периодических изданий Москвы и Петрограда (Ленинграда) были просмотрены большинство известных литературных журналов и журналов по искусству, а из региональных – отдельные журналы Казани, Киева и Харькова.