Меняется судьбы моей мерцание,в ней новая распахнута страница:участие сменив на созерцание,я к жизни стал терпимей относиться.Задумано в самом начале,чтоб мы веселились не часто:душа наша – орган печали,и радости в ней – для контраста.Живя в дому своём уютно,я хоть и знаю, что снаруживсё зыбко, пасмурно и смутно,но я не врач житейской стужи.Всем
смертным за выслугу летисправно дарует Творецдалёкий бесплатный билет,но жалко – в один лишь конец.Своё оглядев бытиё скоротечное,я понял, что скоро угасну,что сеял разумное, доброе, вечноея даже в себе понапрасну.Как одинокая перчатка,живу, покуда век идёт;я в Божьем тексте – опечатка,и скоро Он меня найдёт.Уходит засидевшаяся гостья,а я держу пальто ей и киваю:у старости простые удовольствия,теперь я дам хотя бы одеваю.Забавно в закатные годымы видим, душе в утешение,свои возрастные невзгодыкак мира вокруг ухудшение.В толпе замшелых старичковуже по жизни я хромаю,ещё я вижу без очков,но в них я лучше понимаю.Совсем не зря нас так пугаетс дыханьем жизни расставание:страх умереть нам помогаетпереживать существование.Чтоб не торчали наши пробкив бутылях нового питья,выносит время нас за скобкитекущих текстов бытия.Не ошибок мне жаль и потерь,жаль короткое время земное:знал бы раньше, что знаю теперь,я теперь уже знал бы иное.Ещё одну вскрыл я средидарованных свыше скорбей:практически жизнь позади,а жажда ничуть не слабей.В одно и то же состояниедушой повторно не войти,неодолимо расстояниеуже прожитого пути.Что в зеркале? Колтун волос,узоры тягот и томлений,две щёлки глаз и вислый носс чертами многих ущемлений.Вот я получил ещё однувесть, насколько время неотступно,хоть увидеть эту сединутолько для подруг моих доступно.Мне гомон, гогот и галдёж —уже докучное соседство,поскольку это молодёжьили впадающие в детство.Своя
у старости стезясредь зимних сумерек унылых:то, что хотим, уже нельзя,а то, что льзя, уже не в силах.А в кино когда ебутся —хоть и понарошке,на душе моей скребутсямартовские кошки.Я по себе (других не спрашивал)постиг доподлинно и лично,что старость – факт сознанья нашего,а всё телесное – вторично.Поездил я по разным странам,печаль моя, как мир, стара:какой подлец везде над краномповесил зеркало с утра?Зря, подруга, ты хлопочешьи меня собой тревожишь:старость – это когда хочешьровно столько, сколько можешь.Года меняют наше тело,его сберечь не удаётся:что было гибким – затвердело,что было твёрдым – жалко гнётся.Смешон резвящийся старик,однако старческие шалости —лишь обращённый к Богу крик:нас рано звать, в нас нет усталости.Я курю в полночной тишине,веет ветер мыслям в унисон;жизнь моя уже приснилась мне;вся уже почти; но длится сон.Я в фольклоре нашёл враньё:нам пословицы нагло врут,будто годы берут своё...Это наше они берут!Увы, но облик мой и видпри всей игре воображенияуже не воодушевитдевицу пылкого сложения.Всегда бывает смерть отсрочена,хотя была уже на старте,когда душа сосредоточенана риске, страсти и азарте.Когда бессонна ночь немая,то лиц любимых вереница,мне про уход напоминая,по мутной памяти струится.Очень жаль, что догорает сигаретаи её не остановишь, но затохорошо, что было то и было это,и что кончилось как это, так и то.Уже куда пойти – большой вопрос,порядок наводить могу часами,с годами я привычками оброс,как бабушка – курчавыми усами.Мои слабеющие рукис тоской в суставах ревматическихтеперь расстёгивают брюкибез даже мыслей романтических.Даже в час, когда меркнут глазаперед тем, как укроемся глиной,лебединая песня козлаостаётся такой же козлиной.