Исправленному верить

При этом я сползла с телеги и предъявила незнакомцу товар, так сказать, лицом. Лорд Гимбол вежливо мне улыбался и вещал что-то куртуазное о том, что хариус, который ему доводилось пробовать у себя на родине, не может конкурировать с нашей рыбой. И вообще, он будет мне крайне обязан, если я буду к нему обращаться по-простому, по-свойски, так сказать. Мне на это возразить было нечего, оттого я «милостиво согласилась».

Дядька Симон нервно заёрзал в телеге и забормотал себе под нос, что такой рыбы, как у нас, нашему новому знакомцу сроду не едать и что поместье Нейтон, где коптят рыбу, и в подмётки не годится нашему. И вообще, что эти ребята из Аурелии просто «набок съехавшие», поскольку они представляются сначала своим именем, а уж потом именем рода.

В конце концов, лорд Седрик заявил, что готов приобрести некоторое количество товара, что несказанно меня порадовало, конечно же, да и я чувствовала себя крайне неуютно под взглядом глаз милорда. Он что, думает, будто я спёрла идею коптить рыбу? Так с разбегу и не скажешь…

Я вежливо поинтересовалась, сколько именно он хотел бы приобрести.

– Всё, что вы можете мне предложить сегодня, миледи, - просто ответил он, с лёгким недоумением на меня посмотрев.

Я, немного обалдев от столь быстрой продажи, взяла себя в руки и, зажмурившись от собственной наглости, выпалила:

– Сорок монет золотом!

На загорелом лице иностранного гражданина я не заметила каких-либо эмоций и решила уж, было, что тот сейчас присвистнет и выдаст: «Ну и аппетиты у тебя, подруга!». И даже внутренне была готова вести борьбу за каждую медяшку.

– Отлично! По рукам! – широко улыбнулся милорд, спутав мне все карты.

Я недоверчиво уставилась в его лицо. Как же так? Конечно, мы не на Привозе, но он ведь купец, а потому понимает толк в деньгах. По выражению лица дядька Симона было ясно, что он думает об умственных способностях лорда Седрика, да и Леони и та, с сомнением смотрела в открытое лицо мужчины. Неужели он не понимает, что за эти деньги в портовом городе можно купить все фруктовые ряды на местном рынке?

Много позже, возвращаясь домой в телеге, нагруженной уже досками, гвоздями, рулонами обивочной ткани и прочим скарбом для ремонта дома, Леони наконец, пришла в себя и задумчиво протянула:

– Ну, что… сообщаю наперёд, что в процесс торговли мы вмешиваться боле не будем…

Глава 34

Глава 34

Господин Бернар Ален не зря много лет занимал такую ответственную должность, как секретарь мэра. Хотя, признаться честно, ему иногда казалось, что кто у кого помощник – «вопрос остаётся открытый». Именно так говорила госпожа Вален, когда её что-то не устраивало в решении рабочих вопросов управы. Вспомнив, как в день их знакомства эта благородная госпожа уселась на стуле одного из чиновников и заявила, что не сдвинется с места до тех пор, покуда не получит свои документы, господин Ален непроизвольно улыбнулся. Да уж… думается, что бедняга чиновник, владелец кабинета, давненько такого не слыхал…

Да и потом, когда госпожа уже трудилась в управе, Ален часто встречал её и безукоризненно вежливо раскланивался с ней. И вовсе не оттого, что его пугала репутация госпожи, как весьма… скажем так, настойчивой и непреклонной женщины, а потому, что она ему весьма импонировала. Возможно, поэтому он и выдвинул это предложение – продать то поместье, которым управа очень тяготилась, ведь на него должны были выделять значительные средства, а толку было – чуть! Он лично слышал, как главный казначей неоднократно жаловался на то, что поместье господ Гийом не рентабельно само по себе. Вроде бы, там выращивают некоторое количество фруктов и даже имеют несколько фруктовых садов. Да только кого у них, в Сен-Симоне, можно удивить этим? Когда каждый крестьянин из окрестных селений и поместий норовил продать свой урожай именно тут, поблизости от порта, рассчитывая получить хорошую цену на рынке. Стоило ли говорить, что стоимость местных фруктов была весьма невысока.

Одним словом, управа «убивала двух зайцев» - и от беспокойного сотрудника избавилась, и от неликвидной собственности заодно. Только вряд ли коллеги господина Алена подозревали, что в самом большом выигрыше были не они, а сама Вален Тина.

Ален вытянул длинные ноги в изящных остроносых туфлях, после чего бесцеремонно закинул их на стол Сентри Поля. Господин секретарь по сию пору внутренне покатывался со смеху, когда очаровательная госпожа Вален отчаянно торговалась за каждую преференцию от чиновников управы и за каждый золотой, который она получила в качестве «моральной компенсации за бесцельно прожитые годы», как она сама утверждала…

А вот теперь этот крестьянин и его слова, будто поместье Гийом находится в разрухе. Про утверждения этого человека, будто госпожа Вален всяческими издевательствами не брезгует и даже применяла к нему меры психологического воздействия, натравливая свою корову, Ален предпочитал не думать. И, если уж быть до конца откровенным, то он крайне скептически воспринимал ту мысль, что даже столь деятельной даме удалось бы выдрессировать корову, словно болонку… Однако же, возвращаясь к своим баранам… он великолепно помнил, что деньги га поместье выдавались и казначей подтверждал расходы. А это значило только то, что деньги растворялись в воздухе или, что гораздо вернее, оседали в карманах чиновников управы. Более того, господин секретарь даже догадывался, в чьих именно карманах, ведь без ведома казначея и главы земельного департамента, это провернуть было невозможно.

Так что, именно поэтому он сейчас вольготно устроился за столом господина Сентри, закинул ноги на стол и даже расстегнул две пуговички своего жилета, рассеянно рассматривая маленькое пыльное окно кабинета. Господин Бернар Ален справедливо считал себя человеком неглупым и то, что он выбрал в качестве жертвы именно главу земельного комитета, только лишь подтверждало это. мальчишка вряд ли сам бы догадался до того, чтобы обворовывать родную управу, так что он может оказаться «слабым звеном». Для этого нужно только лишь припугнуть его, мол, правда вылезет наружу, его старший товарищ его уже сдал… но всегда можно будет договориться… к примеру, попасть не в тюрьму с ворами и нищими, а просто вернуться к себе домой.

Да и документы наверняка спрятаны где-то здесь, не может быть иначе. Устроить обыск с погромом и скандалом? И такое тоже возможно…

– Господин секретарь? – раздался удивлённый голос со стороны двери и лениво повернувший голову Ален заметил господина Сентри Поля.

– А! Это вы! Заходите, заходите, не стесняйтесь! – Ален радушно пригласил войти хозяина кабинета.

Тот вежливо поклонился и зашёл, но потом застыл в недоумении – разве ему требовалось приглашение для этого? Судя по всему, да. Поскольку, с господина секретаря уже слетело всяческое добродушие, он посмотрел на него в упор, да так, что по спине молодого человека пробежали мурашки. Господин Сентри не то, чтобы опасался его, будучи ровней по происхождению, но всегда сторонился, не доверяя равнодушно-холодному выражению синих глаз.

– Вы что-то хотели, господин Бернар? – спросил бедняга, когда молчать дольше уже было невозможно.

– Хотел! – кивком подтвердил его собеседник. – Хотел лично убедиться в глубине вашего преступления! Вы – главарь банды, которая наживалась на том, что обворовывала государство! С вас и спрос! Всемилостивейший видит, мне больно видеть ваш позор… но вы изготавливали подложные документы по поместью Гиойм, будто бы оно требует затрат, но на самом деле, вы присваивали эти деньги. Отпираться бессмысленно, ваш подельник только что признался во всём.

Сентри Поль кивнул, молча сглотнул и сел возле двери на стул для посетителей.

– Я знал, что долго это не продлится… конечно, я готов отдать все документы… только я – никакой я не главарь банды, да и банды не было…

После чего признался, что он долго боялся тратить финансы, полученные преступным путём. Да и потом, в общем-то, тоже… Парень только по документам считался благородным господином и имел право носить имя рода. На самом же деле, его отцом был третий сын главы семьи Сентри, женившийся в своё время на дочери купца средней руки и рассчитывающий на то, что родичи со стороны супруги не обойдут и его своей щедростью. Однако, те потеряли выгодный контракт, когда дочь решила сама свою судьбу, и вежливо с нею попрощались. Маменька Поля также надеялась, что после того, как заимела имя рода, то все её подруги просто умрут от зависти, увидев её в экипаже и изящной шляпке с широкими полями, которая бы защищала её от палящего солнца. Общеизвестно, что благородные дамы крайне трепетно относятся к белизне своей кожи…