Испытание огнем

— Да нет, сынок. Домой иду. Тут уже недалеко. Не смотри на свой умный прибор, — сказала она спокойно, заметив, что я начал поглядывать в сторону навигатора.

— Почему же, бабуль? Вроде карты недавно обновлял, все сёла должны быть видны на нём.

— Да нет там никакого села, сынок, — ответила старушка. — Тут ничего не будет указано.

Её глаза на миг вспыхнули жёлтым, как у кошки.

— Разве что... — Она постучала костяшками по навигатору, и экран погас. — Вот. Теперь точно не будет.

Я резко дёрнулся — такого не случалось даже на самых сильных кочках. «Что за...?» — но старуха уже смотрела на дорогу, будто ничего не произошло.

— Одна в лесу? Там у тебя не избушка на курьих ножках случайно? — усмехнулся я. В голосе моём была чуть слышна лёгкая насмешка, с долей неподдельного интереса.

— Привыкла я, сынок, одна. Да и лес — он не такой страшный, если знать его, — ответила и в голосе её мелькнуло что-то странное и тёплое, а потом она усмехнулась, показав пару жёлтых зубов.

Дальше ехали молча, я думал о Лене, о том, как она ждала меня раньше, встречала с горячими пирогами, а теперь только молчит или шипит, как кошка. От этих мыслей в груди щемило.

Старушка сидела тихо, смотрела на дорогу, где солнце пятнами падало сквозь ветки, и лес вокруг становился гуще, темнее, как будто проглатывал свет. Потом я решил, что нужно завести разговор, который отвлечёт от грустных воспоминаний, хотя бы на время. Но, не успел.

— А жена то у тебя есть? — спросила вдруг старушка мягким голосом, словно почувствовала, что я вспоминал о Лене.

— Есть, Еленой зовут, в Москове ждёт, — ответил я и в груди кольнуло, потому что «ждёт» — это, наверное, слишком громко сказано. — Жили душа в душу, а сейчас только ссоримся без конца.

— Любишь её? — продолжала она, и вопрос этот влез мне под кожу, как заноза, но я не отвертелся.

— Люблю, конечно, — сказал я твёрдо, хотя внутри шевельнулось сомнение, но тут же добавил: — Только всё хуже становится, не знаю, как это исправить, достало уже.

— А раньше как было? — спросила она, и глаза её блестели, будто ей правда интересно.

— Раньше? — я усмехнулся, и разом нахлынули воспоминания, тёплые и горькие. — Раньше были яркие чувства. Только квартиры своей не хватало. Много работал, купил — но, кажется, всё стало хуже. Даже не пойму, что теперь делать.

Она кивнула, слушала внимательно, и под её взглядом я вдруг почувствовал себя пацаном, который хвалится перед старшими, но мне было плевать — я просто выговориться хотел.

— Бабуль, а ты что скажешь? Как мне быть? — спросил я прямо, потому что устал гадать сам.

— Время всё расставит на свои места, сынок, — ответила она уклончиво, и голос её стал глубже, как будто она знала гораздо больше, чем говорит. — Любовь — как огонь. Или согреет, или спалит дотла..

— Это типа, ждать, пока само рассосётся? — нахмурился я, и в голосе моём мелькнуло раздражение.

— Не только ждать, но и делать, — усмехнулась она. — Я вижу ты сильный, справишься.

Проехали километров пятьдесят, лес сгущался, ни деревень, ни заправок, только тишина, нарушаемая гулом мотора и шелестом ветра в ветках.

— Останови тут, сынок, — сказала она вдруг, и я чуть не поперхнулся от неожиданности, но руки сами повернули руль к обочине.

— Тут? — переспросил я удивлённо, оглядываясь по сторонам. — Да тут ничего нет, ни тропинки, ни следа, куда же ты пойдёшь, бабуль?

— Да всё сынок, приехала я, — ответила она, и улыбка её стала шире, глаза заблестели, как у кошки, которая видит добычу.

Притормозил, пыль поднялась. Вылез, помог ей спуститься. Вытащил старухин узелок, поставил на траву. Она мельком взглянула на него, выпрямилась, а потом одарила меня таким взглядом, что мурашки побежали по спине, но я лишь усмехнулся в ответ. Никогда не был пугливым.

— Добрый ты, Стас, сильный, — сказала она тихо, и голос её стал твёрже, глубже, как будто не старуха говорила, а кто-то другой. — Дай-ка мне левую руку. Покажи ладонь, не бойся.

— Зачем это? — нахмурился я, но любопытство пересилило, и я шагнул ближе, протянув руку. — Вот, — но тут же резко убрал назад.— И что дальше?

— Дай, говорю, увидишь, — повторила она, и в голосе её была сила, от которой я невольно замер.

Рука ладонью вверх вновь подалась к старухе. Её ноготь впился в ладонь как раскалённый гвоздь. Боль вывернула сознание наизнанку — на миг я увидел себя со стороны: маленькую фигурку посреди бесконечного леса.

Немного придя в себя, посмотрел на свою руку. Там уже появилась алая кровь и капля её упала на траву, но тут же рана начала затягиваться, прямо на моих глазах, и вместо неё остался шрам, маленький, чёткий, светлый, в форме стрелы, будто кто-то вырезал его нарочно. Сердце заколотилось, я замер, глядя на это, а внутри всё кипело: и удивление, и злость, и страх, но я взял себя в руки, поднял голову и уставился на старуху.

— Это что ещё за фокусы, бабуль? — вырвалось у меня.

— Подарок мой тебе, Стас, — сказала она спокойно, и глаза её сверкнули, как угли в костре. — За доброту твою, за силу. Чтобы не забывал меня никогда.

— Какой подарок? Ты кто вообще такая? — шагнул я к ней, и голос мой стал громче, потому что это уже не лезло ни в какие ворота.

— Узнаешь, когда время придёт, — усмехнулась она каким-то молодым, звонким, как у девчонки, голосом.

— Ты похож на отца, — сказала она, став серьёзной. — Он тоже видел дороги, которых нет. И тоже... не вернулся с той тропы. Но ты сильнее. Потому я и выбрала тебя.

— Ты что-то знаешь о нём?, — спросил я у старухи чуть громче, чем следовало.

Она в ответ лишь загадочно улыбнулась и пробормотала: «Придёт время — и ты узнаешь».

— Да что ты заладила с этим «увидишь», «узнаешь»? Говори прямо! — рявкнул я, но она улыбнулась ещё шире и отступила на шаг в сторону леса.

В это же мгновение я почувствовал себя героем какого-то фантастического фильма, потому что прямо передо мной вместо дряхлой старушки стояла женщина, лет около сорока, стройная, с тёмными волосами, которые вырвались из-под платка, и янтарными, пронзительными, как у волчицы, что смотрит на добычу, глазами.

Кожа гладкая, улыбка острая, она посмотрела на меня в последний раз, шагнула в чащу, и тень её мелькнула между деревьев, а потом и вовсе пропала, будто растворилась в воздухе.