Испытание огнем

— Что за... — пробормотал я, не отводя глаз.

Десятки тысяч чёрных насекомых начали сбиваться в одном месте — в центре зала, между алтарём и мной. Они крутились спиралью, завивались воронкой от пола вверх, и чем выше поднимался этот тёмный вихрь, тем гуще он становился, пока, наконец, не сомкнулся в единый монолит. Это было нечто вроде широкого чёрного столба — от пола до... я даже не мог определить до чего. До потолка? До неба? До другого мира? Он будто не заканчивался, исчезая вверху в мареве, где реальность, кажется, уже начинала искривляться.

Азар застыл, как камень. На его лице не осталось и следа бравады. Его глаза, еще минуту назад горящие огнём, теперь были… тусклыми. Он даже шагнул назад, хотя и остановился сразу, словно боялся показать страх.

— Что это... — выдохнул я. — Мать-природушка... Никак, ты это видишь?

Мой пёс, который стал теперь чем-то совершенно необъяснимым, теперь молчал. Он стоял рядом со мной и с интересом смотрел на происходящее. И тут всё начало меняться. Медленно, плавно, со скрипом не то материи, не то самого пространства, столб стал обретать форму. Сначала — силуэт. Высокий. Невероятно высокий. На две, может, три головы выше самого Азара. Потом — капюшон. Серый, тканый из... чего? Тумана? Тени? Он колыхался, будто под водой, скрывая лицо.

Фигура в сером балахоне. Высокая. Мутная. Было ощущение, что она как-то не до конца проявилась. Частично осталась где-то там, в неведомых далях. Я моргнул пару раз. Часть этого силуэта как будто двоилась, словно я смотрел на голограмму, только выглядела она гораздо реальнее. И страшнее.

Сзади, за ней, открылись ещё два вихря. Из тех же мух. Вращающиеся столбы по обе стороны от серой фигуры, как живые колонны, мерцали, гудели, дышали тьмой. От них по полу расходились круги, будто от брошенного в воду камня, только эти волны были не из воды, а из могильного холода, давления и страха.

Фигура сделала несколько шагов вперёд. Пространство вокруг захрустело, как лёд под ногами. И что-то в этой походке, в изгибе плеч, в том, как ткань колыхалась, — казалось знакомым. Внутри кольнуло: "Ты уже видел это. Ты уже знал". Но я не мог понять, где...

От движения воздух будто стал гуще, и я услышал голос. Я не смог понять слов — это был язык, которого я не знал. Но сам звук... Он звучал, как натянутая струна, как взмах ятагана, прошивая воздух шипящими нотами. Это было похоже на голос змеи, с металлическими нотками. Гортанные, сдавленные, хищные звуки, но при этом стройные, как ритуальный напев. В каждом этом шипении ощущалась интонация приказа. Фигура произнесла имя. Громко. Повелительно.

— Аз'хаар ибн-аль-Харам аль-Мут'нафис фи-Ннари аль-Азраиль!

Глубоко внутри меня это имя звякнуло, как монетка об асфальт. Мне показалось, что я уже где-то слышал похожее словосочетание. Мгновения спустя вспомнил: дед сидит во дворе своего старого дома в деревне перед небольшим костерком с кружкой настоя собственноручно собранных лесных трав, а ему что-то тихо объясняет незнакомая женщина. Я не запомнил её имени, хотя голос её отпечатался в памяти.Она сидела поодаль, спиной к огню, но лицо освещалось так, будто источник света был в ней самой. — Он почувствует, когда настанет, — говорила она. — Главное — не вмешиваться раньше. Слишком ранний толчок сломает сосуд. Дед кивал, задумчиво покуривая трубку. Он не спорил. И это запомнилось мне сильнее, чем её слова. Потом он что-то тихо ей сказал.

— Аль-Мут'нафис, — ответила она тогда деду. — Дышащий серой?, — переспросил дед. —Серьёзно?Женщина кивнула. — Я не буду называть полное имя, чтобы не привлечь его внимание, — пояснила она тогда. Тогда, в детстве, мне это не казалось чем-то важным. А теперь я понял, что это гораздо более настоящее имя того существа, известного мне как Азар. Ещё недавно всесильный Азар... или Аз'хаар — беззвучно рухнул на колени, как подкошенный. Его голова склонилась к полу, лоб коснулся камня. Плечи сотрясались. То ли от злобы. То ли от страха. Я застыл. Не смел дышать. Фигура в сером определённо имела огромную власть над ифритом. Это был кто-то выше по рангу, а возможно и древнее, чем сам Азар.

А ещё вдруг показалось, что фигура смотрит прямо на меня. Из-под капюшона. Сквозь ткань. Сквозь слои мира. И мне стало по-настоящему холодно.

***

Я не сводил глаз с Азара.

Ещё недавно — повелитель огня, исчадие древнего пламени, ифрит с безумным взором и голосом, раздирающим сознание. А сейчас — согбенное жалкое существо, вжимавшееся лицом в камень, словно пытающееся спрятаться от всего мира. Он медленно, с видимым усилием поднял голову. Его лицо больше не сияло жаром, не пылало всепоглощающим самодовольством. Оно было… человеческим. Или, скорее, напоминало человека, столкнувшегося с приближением собственной гибели. Губы его дрожали, а глаза метались. В них был не просто страх. В них отчётливо виднелась паника.

Он знал, кто это. Джинния. Не просто одна из... а из тех, кто уполномочен следить за равновесием. Её имя он боялся даже произносить.

— Ты не можешь быть здесь... — прохрипел он. — Тюрьма была...

— Ты сбежал, — прозвучал голос. — Но свобода не вечна.

Азар шагнул назад. Хотел исчезнуть. Раствориться в воздухе. Но не мог. Что-то — кто-то — держал его в этом месте. Это была она. Она его нашла.

— Ты… — прошептал он. — Ты не должна быть здесь. Ты была с Эрешкигаль... Фигура молчала.

— Ты — Нурия... — выдохнул он, пятясь назад. — Джинния надзора.

Он ещё раз попытался испариться, раствориться, как делал это не раз. Но не смог. Его сила здесь... больше не слушалась. Он понял. Её присутствие блокировало его выход. Он был заперт в этом месте. И больше — не бог, не владыка, а беглый заключённый, пойманный с поличным.

Я снова услышал этот жуткий язык — наполненный гортанными щелчками, сипами, полный надрывного вкрадчивого звучания, которое скребло уши, но, определённо было… пронизано мольбой. Азар умолял.

Он делал просящие жесты — сложенные ладони, поклоны, вытягивание рук. Один раз даже ткнулся лбом в пол, как паломник перед священным камнем. Он простирал руки, будто клянчил пощаду, возможно, предлагал какую-то сделку. Указывал на алтарь, на Катю, на меня. Снова склонялся. Размахивал руками, прижимал их к груди. Я смотрел, как эта воплощённая гордыня превращается в воплощённую мольбу. Ответом ему была тишина. Нет. Фигура в сером стояла неподвижно. Ветер не колыхал её балахон. Насекомые за её спиной жужжали, но она была похожа на стержень реальности. Сосредоточие воли.

Наконец, она пошевелилась. Голова чуть наклонилась — будто в ответ. И из-под капюшона раздалось одно слово. Всего одно. На том же языке. Шипящее, режущее, словно сквозь хруст сломанного дерева.

— Нахш’ту.

Я не знал значения этого слова. Но я понял. Нет.

Это было отрицание. Окончательное. Безапелляционное. Бесповоротное.

Азар вздрогнул, будто его ударили. Он отпрянул, сел на пятки, замотал головой. Потом заговорил — быстрее, более нервно. Его руки дёргались, как у человека, которому сейчас отсекут пальцы. Фигура в сером не ответила. И тут я понял: его просьбы не имеют никакого значения. Всё уже решено.И приговор оглашён.