Испытание огнем

— Я знаю, — тихо ответил он. — Именно поэтому я здесь.

— Чтобы остановить?

— Нет. Чтобы смотреть, как ты сгоришь. Или сгинешь там, откуда появился. И чтобы в последний момент... вдохнуть запах готового.Он отступил в тень, словно растворяясь. Лишь пламя в его глазах продолжало тлеть парой углей, дрожащих в темноте.

Я провёл пальцем по углублению. Кровь впиталась мгновенно. Знак Огня поднялся — густо-красный, как расплавленный металл, и закружился в вокруг. Воздух завыл. Каменные стены вспыхнули светом, и даже пол под ногами нагрелся. Я встал, глядя, как знак вращается, пульсирует. Это была не просто руна. Это был язык — древний, огненный, звучащий прямо в голове.

«Сожги, чтобы очистить. Сожги, чтобы запомнить. Сожги, чтобы жить.»

— Ты ошибаешься, — сказал я в никуда. — Я не мясо. Я повар.

И огонь загудел. Пламя знака закружилось над полом, яркое, рваное, как дыхание кузнечного горна. В воздухе запахло горелыми травами и мокрым песком — странное сочетание, чуждое и тревожное. Азар стоял прямо под ним, и пламя отбрасывало на его лицо беспокойные тени, делая его черты зыбкими, как в кривом зеркале. Он больше не улыбался. Только смотрел.

— Ну, началось, — хмыкнул я, отряхивая ладонь от засохшей крови. — И в этот раз без прибауток про шашлык, да?

Азар медленно поднял руки.

— А зачем прибаутки, Стас, когда пришло время истины?

И с этими словами его тело начало меняться. Сперва хрустнули кости — негромко, но с таким звуком, будто лопалась старая древесина. Его кожа вспучилась, словно под ней кипел жир. Ткани начали трещать. Белая куртка с пятнами жира разошлась по швам, потом вспыхнула ярко-жёлтым пламенем, которое тут же слилось с его руками. Лицо Азара вытянулось, черты расплылись и стали меняться, как в замедленной плавке металла.

Потом исчезли глаза — на их месте остались лишь две дыры, из которых вытекал красный свет. Затем пропали губы, и появилась пасть, широкая, усыпанная обугленными клыками. Лоб прорезали рога — не такие, как у чертей из мультфильмов, а длинные, выгнутые назад, чёрные, как уголь. Вместо ног — копыта, вместо кожи — нечто, покрытое трещинами, как остуженная лава.

Я не мог пошевелиться. Не от страха — скорее, от той неукротимой силы, что внезапно заполнила пространство. Весь зал словно сжался, воздух стал вязким, как сироп. И тогда я услышал его голос. Не ушами. Внутри. Прямо в черепе.

— Ты — особенный, Стас. Ты чувствовал это всегда, верно? Что ты не такой, как другие. Что вокруг тебя всё странно, всё не так. И вот почему.

— Если ты сейчас начнёшь рассказывать мне, что я избранный, я уйду, — прошипел я. — Правда, не знаю куда и как, но уйду.

Он проигнорировал.

— Я не даю таких предложений часто. Раз в столетие, может реже. Но ты... ты мне подходишь. Ты — потомок старой крови. Ты можешь провести то, что остальные мои... последователи... даже понять не в состоянии.

— Что за предложение?

— Сила. Деньги. Женщины. Статус. Власть. Всё, что пожелаешь. Сниму с тебя метку, дам власть над огнём, над судьбами людишек. Верну Катю. Живую. Дышащую. Как ты её помнишь. Или даже лучше.

— В комплекте с гробом? — Я усмехнулся. — Всё это звучит, как очень навязчивая реклама по радио в три часа ночи.

— Ты смеёшься, потому что другого не осталось. Смех — последнее убежище тех, кто стоит у края. А ещё... потому что боишься. Но подумай, Стас. Что у тебя осталось? Мёртвый дед. Бывшая жена. Брат, который тебя продал за копейки. Катя на каменной плите. Ты — один. А я тебе предлагаю всё.

Он приблизился. Воздух между нами будто сгустился, стал горячим и тягучим.

— Посмотри на себя, Стас. Остались только пепел и тени. Мёртвые сны, в которых ты цепляешься за смысл. Твои шаги — по костям. Твоя воля — всего лишь пепел, ещё не сдутый ветром. Но я могу сделать так, чтобы ты снова стал цельным. Чтобы боль прекратилась. Навсегда.

— А что взамен?

Он склонил голову на бок.

— Ничего такого, что бы тебе не понравилось. Пара слов. Один небольшой ритуал. Несколько... обещаний. Вечность — впереди. Ты останешься доволен. Это не займёт много времени.

— Если я соглашусь — я пожалею?

— Никогда.

— А если откажусь?

— Останешься здесь. Навсегда. И твоя судьба станет... отличным примером для других. Историей, которой будут делиться как горячей сплетней, а дети — пугать друг друга у костров. Историей о том, кто не понял своё место. И сгорел. Медленно.

Я сделал шаг вперёд, глядя прямо в его горящие глазные впадины. Рядом тявкнул Никак — и в этом звуке было больше жизни, чем во всех речах Азара.

— Скажи мне одно, — проговорил я. — Почему я? У тебя ведь полно этих последователей. Я их встречаю почти на каждом шагу. Они же готовы умереть за тебя по щелчку пальцев.

— Они — пепел. Щепки. Обрывки ветра. Я ничего не леплю из глины. Мне нужна порода. Человек. Наследник. А ты именно такой. Мост между мирами. И последний шаг к цели.

Я сделал вдох. Медленно. Глубоко.

— Значит, ты всё же хочешь, чтобы я тебе помог. Не ты мне. Я тут важный ингредиент, да? Без меня твой рецепт не получится. Ну извини, повар я так себе. Я даже в макаронах с кетчупом едва разбираюсь.

— Ты смеёшься, потому что не понимаешь, как близко ты к краю. Да, да ты на краю, Станислав. Всё ещё думаешь, будто играешь? Всё ещё веришь, что есть правила? Но здесь нет игры. И нет правил.

Он поднял руку, и пламя завихрилось над его плечом.

— Есть только огонь. Он не судит. Он не прощает. Он просто сжигает всё, что не выдержало. И ты уже внутри.

— Ага. Как курица на вертеле, хмыкнул я в ответ.

Азар сделал шаг — и пол под его копытами вспыхнул, оставляя следы, будто от клейма. Пламя вокруг знака колебалось, словно само не знало, на чьей оно стороне.

— У тебя минута, смертный. Минута — чтобы стать кем-то, человечишка. Или исчезнуть навсегда.

Я посмотрел на руку. Кровь ещё сочилась. Хватит. Я повернулся к последнему углублению.

— Минута? — Я хмыкнул. — Отлично. Я как раз думал, что этот день слишком затянулся.

И начал рисовать.

— А теперь, если не сложно — можешь заткнуться. Я занят.

Азар взвыл. Сначала глухо, потом всё громче, как рёв вулкана, пробуждающегося из векового сна. Пламя на его теле всколыхнулось. Пыль и пепел закружились вокруг. Стены задрожали. Камень под ногами нагрелся. Но я не останавливался.

Моё сердце билось в такт кровавому символу, который я выводил. Мой сарказм — единственное оружие против паники. А мой выбор — сделан.