Истина

Он не знал, что и делать: заплакать понарошку – а приложилась Оксанка хорошо, рука тяжелая – или объяснить, что так нехорошо делать. Он еще хотел поиграть в коровки: му-му… Он тоже наказывал дочь, не отпускал на улицу, закрывал в туалете, но чтобы бить – нет.

Спасибо, что позвонил

Он никому не одалживал денег, потому что их у него никогда не было, супруга все выгребала из кармана; не дарил дорогих подарков на юбилей, потому что не знал, что подарить, да и опять же денег не было… Он просто звонил, звонил родным, близким, знакомым, поздравлял с днем рождения, с Новым годом , справлялся о здоровье. Когда был выпивши, он любил позвонить, поделиться своим неплохим настроением, чтобы и другим было хорошо, неважно – родные, знакомые. Тут как-то позвонил он племяннице, одинокая женщина, спросил, как жизнь.

– Спасибо, что позвонил. – поблагодарила племянница.

«Я чуть не упал со стула, – рассказывал он мне потом. – «Спасибо, что позвонил… »

Иногда он звонил не по одному разу, был назойлив. Племянница просила больше не звонить. Раз позвонил он ей далеко за полночь. «Я ему тоже устрою, не дам спать», – пригрозила племянница. Не знаю, звонила она не звонила. Может и звонила, а может и нет. «Я чуть не упал со стула… »

Сон

Он ложился всегда в одно и то же время, в десять тридцать. Случалось, конечно, и в одиннадцать, двенадцать ложился, но это было исключением. Он любил порядок. С порядком и времени больше. А время – это жизнь.

Было девять часов вечера. День прошел. День как день, ничего особенного. Встал он в семь часов. Позавтракал, потом съездил на дачу, сходил в магазин, посмотрел телевизор, работа по дому… Человек он уже был немолодой, 46 лет. Это много – и не очень. Он уже поужинал и сидел у себя в комнате за письменным столом, читал Мамина-Сибиряка. Горела настольная лампа. Он всегда перед сном читал. За книгой он отдыхал от дневной суеты, и сон был лучше. Он почти сразу засыпал, коснувшись головой подушки. Читал он больше рассказы. Любил Чехова. Все, что им было прочитано, а читал он много, никогда не перечитывал: прочитал так прочитал, зачем возвращаться, перечитывать. Жизнь – движение вперед, как стрела, выпущенная из лука.

Дома он был один. Жена лежала в больнице с сердцем. Добрая женщина, один недостаток – поворчать любила. У каждого человека свои недостатки. Он тоже их имел: был вспыльчив. Самоед. Он сидел за столом, обхватив голову руками, закрыв глаза, отдыхал от чтения. Тихо, почти неслышно, переключался на кухне холодильник ;отсчитывали время большие настенные кварцевые часы в зале; на улице просигналила машина… Жизнь не замирала ни на минуту.

Не читалось. Спать еще рано, хотя можно было и лечь. Он мысленно уже прощался с настоящей жизнью. Была еще одна жизнь – сон. Во сне все было как в настоящей жизни, те же проблемы, крайности, только после пробуждения все стиралось, оказывалось, что ничего и не было. Это было очень даже удобно. Он не раз во сне попадал в истории, нарушал закон, все сходило с рук. Он ни за что не отвечал. Оно и понятно – во сне. Во сне все могло быть. Раза два, а может больше, он во сне отдыхал на Канарах. Наяву он, конечно, не мог себе этого позволить. Путевка дорогая.

Он встал, вышел из-за стола, подошел к окну. В доме напротив в окнах горел свет. «Это хорошо, что уже вечер, – подумал он. – Скоро спать. Устал». Во сне он часто куда-то все ездил. То были командировки, не командировки… Он подолгу блуждал в чужом городе, все не мог найти выхода, переживал – и в страхе просыпался. Случалось, он летал во сне, парил высоко в облаках, точно птица.

Видел он и сексуальные сны, проводил время в свое удовольствие с молодыми женщинами. Такое могло быть только во сне. Человек он уже был немолодой и в настоящей жизни никакого интереса не представлял для девиц. Конечно, всякое бывает, и молодые живут со стариками. Раза три, а может больше, он видел цветные сны, как по телевизору. Что сегодня приснится? Этого он, конечно, не знал и не мог знать. Это была тайна за семью печатями. Он никак не мог забыть один сон, хотя прошла уже неделя, как он видел его. Это было на дороге. Шли ремонтные работы. Большая, громоздкая машина со страшным грохотом, лязгом ровняла дорогу. Он проходил мимо. Был не один, шли мать с соседкой. Мать уже два года как умерла. Он подошел к машине. Ничего подобного он не видел. Эта большая страшная машина наехала на соседку. Он быстро подхватил мать на руки и отбежал в сторону от страшного места. Он стал искать соседку, подошел опять к машине. На всякий случай заглянул в бак, стоящий на дороге. Бак был заполнен какой-то мутной, вонючей жидкостью. Если соседка попала под машину, то должна быть кровь. Но следов крови не было. И он проснулся, долго не мог прийти в себя от увиденного. Жалко было соседку.

Случалось, что ничего не снилось, и тогда он не жил: нет, он жил – дышал, ворочался в кровати, вздыхал, но ничего не делал – не думал , не переживал, а раз ничего не делал, значит не жил. Если есть дело – есть и человек.

– Дело, дело… Надо делать дело, – вполголоса заговорил он сам с собой. Он прошел в спальню.

Он раньше как-то не думал, что можно во сне жить, мучиться, получать удовольствие. Думал, сон и сон, что в этом такого. А это – тоже жизнь! Человек он был серьезный и во сне оставался самим собой. Все как наяву. За свою жизнь он ни разу не был на море, а во сне три раза побывал на Черноморском побережье Крыма. Был он даже в дальнем зарубежье. В Египте или в Турции, он не понял.

Он лежал лицом к стене и мысленно прощался с настоящим временем, явью, уходил в мир сновидений. Надолго? Сны бывают короткие и длинные. Если бы можно было, он, не задумываясь, променял бы настоящее на сон, чтобы не просыпаться. Глубоко вздохнув, он повернулся на левый бок, вытянул левую ногу, правую подтянул к подбородку и затих. «Сейчас начнется», – подумал он, засыпая.

За ночь он два раза просыпался и сразу же опять засыпал. Автокран пришел ровно в три часа. Он был назначен старшим стропальщиком. Все в работе им было продумано. Работа спорилась. Тут он отлучился за чем-то. И в это время помощник, молодой человек, в спешке придавил себе палец на левой ноге. Он, как старший стропальщик, не должен был отлучаться. Было нарушение техники безопасности. Проснувшись, он долго ругал себя, чертыхался, что оставил рабочее место. На пять минут отлучился – и… Будет по заводу приказ по технике безопасности… Начальство будет не в восторге. Нехорошо все это. Не надо было уходить. Ба! Это всего лишь сон! Сон! Конечно, сон. Никакой травмы нет. Как это здорово! И он рассмеялся. Одного он не мог понять – зачем надо было оставлять рабочее место? Что за срочные такие дела? Не мог он просто так взять и уйти. Значит, что-то заставило уйти. Это же сон. Во сне все может быть. Все – да не все. Не мог он измениться, стать другим. Не мог оставить рабочее место. Почему не мог? Это же сон. Ничего не случилось. Все это во сн-е-е…

Совсем как у Чехова

Алексей Алексеевич, пенсионер с 40-летним трудовым стажем, оставшись один – жена ушла в универсам за творогом – достал из комода тетрадь, ручку, сел на кухне, задумался: как писать, с чего начать? Было боязно: как-никак адресат серьезный – второй человек в государстве. Не шутка. «Уважаемый Дмитрий Анатольевич, – начал Алексей Алексеевич робко. – Вот пишу вам письмо. Поздравляю вас с Пасхой. Родители у меня умерли. Скоро и мой черед придет. Годы, они, знаете ли, не красят. Плохо мне без зубов. На вас одна надежда». Алексей Алексеевич тяжело вздохнул и легко представил себе… Большой кабинет, Дмитрий Анатольевич… Лицо холеное. Человек серьезный. Не забалуешь. Сказал, что не будет промилле для нерадивых владельцев автотранспорта, – слово держит. Конечно, выпил – лучше сидеть дома, какая может быть машина. Пьяный – дурак. У меня вот не было машины и нет. Мне все равно, есть промилле, нет. С зимним временем, Дмитрий Анатольевич, вы говорите, что надо разобраться. Конечно, разобраться надо. Кто же против? А помните, Дмитрий Анатольевич, как вы, будучи президентом, поехали на Курилы? Какой тогда был шум. Японцы тогда здорово обиделись на вас. Алексей Алексеевич опять тяжело вздохнул, взял ручку: «Дмитрий Анатольевич, смеялся я вчера сильно. В газете профилакторий предлагал недельный отдых. Хорошее обслуживание, питание, главное, недалеко. 16 тысяч. Деньги вроде как небольшие. Но где их взять? Пенсия 9200. За квартиру 3000. А как хотелось бы съездить отдохнуть. Старуха меня спрашивает: ты что смеешься, совсем из ума выжил? Это она так шутит. Да… Хорошо бы евроокна вставить, а то старуха у меня зимой мерзнет, никак согреться не может. В фуфайке дома ходит. С зубами у меня вот проблема. Осталось три зуба. Сосед мне говорит, чтобы вставить зубы, надо 40-60 тысяч. А где мне взять такие деньги? Работать – сил нет. Эх, если бы мне сделать зубы, кажется, ничего больше не надо. Яблоко съесть – проблема. У старухи-то зубы есть. У нее у молодой были хорошие зубы. А я все мучился с зубной болью. Ох, как болели, хоть караул кричи. И к врачу не ходил, все терпел. Молодой был, не думал. Спохватился – поздно. Так оно всегда бывает. Мне бы зубы сделать… »

Алексей Алексеевич встал, подошел к зеркалу, открыл рот – три зуба, ни больше, ни меньше.

«Эх, мне бы зубы, – опять писал Алексей Алексеевич. – С зубами жить можно. Без зубов совсем плохо. 40 тысяч… Для пенсионера это огромные деньги. Жизнь пенсионерская – от пенсии до пенсии. Конечно, от пенсионера какой толк. Обуза. Отработанный материал. Я все понимаю. У вас свои проблемы. И вот еще: засыпаю я плохо. Зимой еще ничего, темно. А летом солнце светит в глаза до 11 часов и совсем не хочется спать. Хорошо бы вернуть зимнее время. И еще, Дмитрий Анатольевич, я хочу вас предупредить, ходят слухи о вашей скорой отставке. Я, конечно, не верю. Кому-то вы дорогу перешли. Вы уж не обижайтесь на меня, ради Бога, если что не так. Что со старика возьмешь. Старик он и есть старик, как моя старуха говорит, «полуумный». Это она шутит».

Алексей Алексеевич свернул вдвое письмо, аккуратно вложил в конверт, обслюнявил его, заклеил; стал писать адрес, кому… Забыл фамилию. Помнил ведь. Переволновался. И в школе Алексей Алексеевич знал урок, учитель спросил – забывал. От волнения все это, поэтому учился не очень хорошо, все больше тройки. Сходить к соседу спросить – неудобно, скажет: вот, забыл председателя правительства. Фамилия какая-то звериная… Лосев, Тигров… Нет! Скоро уж старуха должна прийти. Алексей Алексеевич написал: «В Москву Дмитрию Анатольевичу». Вот-вот должна прийти старуха.

Алексей Алексеевич вышел на улицу, хорошо почта была рядом, опустил письмо – скорее домой. Скоро старуха принесла творог на ватрушки. Алексей Алексеевич ничего не сказал про письмо, а то опять начнет: зачем написал…

Уснул Алексей Алексеевич сразу. И снились ему зубы, зеленые яблоки… Только хруст шел.

Совесть

Была половина двенадцатого. Конструкторы опять сбегали в столовую. Конструкторское бюро было рядом с отделом статистики. Он, старший статистик, никогда раньше не уходил на обед. Зачем? Нехорошо. Должна быть дисциплина, порядок. Производство. Эти ранние уходы… Ребячество. Несерьезно. Человек он уже был не молодой. Невысокого роста. Худощавый, всегда чисто выбрит, свежая сорочка.