Истоки Каракумов (повести туркменских писателей)
Шрифт:
Две самоходки рванулись на помощь подбитой и сразу же остановились, зачадили: их бортовую броню с первых же снарядов пробивают артиллеристы. Не забыл свое обещание комбат!
Выскочившие из самоходок гитлеровцы завязали перестрелку с группой Кержача.
Балку, где укрылся Кержач, заволокло дымом от горящих машин, и Аман не мог понять, отошли автоматчики или еще отстреливаются. Маневр, предложенный Пашкой, удался. Но ракет все нет! Где же лейтенант? Сколько еще выдержит Пашка и его ребята?..
— Товарищ сержант! Две ракеты!
— Есть, вижу! Лизутин, — крикнул он в сторону. — Быстро узнайте, что там с Кержачем! — А потом уже для всех: — Приготовиться к бою!.. Товарищи, сейчас должны здесь прорваться наши ребята. Мы отвлекаем огонь на себя. От нас зависит жизнь наших товариш, ей. Ефрейтор Иванченко — к пулемету, в помощь Сергееву! — отдал он распоряжение. — Приготовить гранаты! Весь боезапас!
По цепи вдруг пробежал говорок:
— Наши, наши идут!
— Где?
— Вдоль тропинки, пригнувшись.
— Товарищ сержант, наши!
— Вижу.
— Мало что-то их…
— Значит, жарко там было! Бойцы, слушай мою команду) "Огонь!"
Огонь велся бесприцельно, поскольку цели, как таковой, не было. Немцы вели бой с группой Кержача, и, одновременно, судя по выстрелам, преследовали лейтенанта Мурадова. Отвлечь огонь от лейтенанта и дать обескровленной группе уйти — это и стало задачей Аширова и его бойцов.
"Не замечают нас фрицы, что ли?" — подумал Аман.
И тут сразу же, будто только и ждали этой его мысли, немцы перенесли огонь в их сторону.
— Ага! — закричал Аман. — Заметили! Ну, ну, давайте, атакуйте, гады!.. Ближе!.. Ближе!..
Что-то изменилось в обстановке. Исчез какой-то звук. Пулемет! Замолчал пулемет Сергеева!
— Сергеев! Почему молчит пулемет?! Гранату мне! — крикнул Аман. — Быстро!..
Понимая, что сейчас нужны решительные действия, Аман поднялся, держа в каждой руке по гранате и, повернувшись к бойцам, скомандовал:
— За мно-о-ой!..
Бойцы вскочили.
— Ур-р-а-а! — раскатилось по балке.
— Бей фашистских гадов!
Схватка была недолгой. Автоматчики, преследовавшие лейтенанта Мурадова, не ожидали такой поворот. Тревожила судьба группы Кержача: почему он до сих пор не присоединяется? Или так увяз в бою, что не может выбраться? Ждет подмоги?
— Товарищ командир, — услышал он голос сзади.
— Кто там? Ты, Мухаммедов?
— Я.
— Что с Пашкой? Почему молчали? Я же Лазутина послал к вам.
— Погибли все. А Кержач…
— Тоже?
— Задохнулся он.
— Как?
— В машине он…
— Да тут неподалеку.
— Вот черт! — вырвалось у Амана.
Он понимал, что как командир должен оставаться здесь, но как останешься, если твой друг… Раздумывать было некогда. Пока фрицы молчат и выясняют что к чему, он успеет.
— Ефрейтор Гусев, остаетесь за меня. Я быстро. А в случае, если фрицы начнут атаку, отходите!
— Есть!
— А ты, Мухаммедов, со мной. Пошли!
Картина,
представшая перед сержантом, говорила о том, что события здесь происходили жаркие. Неподалеку друг от друга чадили две подбитые самоходки. Взрытая сумасшедшим вихрем земля была похожа на огромную рваную рану.На секунду Аман мысленно перенесся на несколько лет назад в их село. То утро началось с переполоха. Не успел он выпить пиалку молока со свежим чуреком, как его позвали: "Айда, там Керим-телбе[12] взобрался на трактор и по полю гоняет!" Что взбрело в голову этому человеку, бессмысленно вертевшему руль трактора вправо-влево! Что рисовалось в его затуманенном болезнью мозгу, когда он без всякой жалости взрывая острыми шипами тракторных колес нежные былинки уже пошедшей в рост озимой пшеницы?
Степь, представшая перед глазами Амана, напомнила ему утро из детства, вырванные с корнем безжалостным железом зеленые ростки… Один ли безумец на свете?
Самоходка стояла у самого края балки и была целой. Вокруг нее валялись трупы гитлеровцев.
— Вот эта машина, — кивнул головой Мухаммедов.
— Как все произошло? — спросил Аман.
— Когда она подкатила совсем близко, Кержач отдал команду: "Не стрелять!"
— Почему?
— Не знаю. Приказ есть приказ.
— Дальше?
— Немцы, наверно, подумали, что нас уже нет. Но все же, остановив машину, подождали немного, а потом стали вылезать. Но тут мы их и долбанули, аж пух и перья полетели.
— К машине! — скомандовал Аман и, перевалившись через бруствер, побежал.
Мухаммедов топал за ним.
— Я сам видел, как Кержач нырнул в люк! — хрипел он сзади. — Жду, жду, а его нет. Кричал — не отзывается.
Подбежав к самоходке, Аман постучал по металлу прикладом автомата, позвал:
— Кержач! Ты жив?
— Я стучал, не отзывается! — пояснил Мухаммедов.
— Тише! Вроде, стонет!
— Верно! Похоже, что стонут.
— Слушай, Мухаммедов, я сейчас полезу внутрь, а ты — гляди в оба и прикрывай, в случае чего.
— Нельзя вам туда, товарищ сержант, — забеспокоился боец. — Вас наверху сразу же снимут!
— Прикрой!
Сильным броском Аман бросил свое ставшее невесомым тело на стылую сталь самоходки, ящерицей протиснулся в люк. Оттуда слышался уже явственный протяжный стон. Сердце Амана радостно забилось.
— Пашка! Жив!
Плоское лицо Кержача попыталось изобразить нечто вроде улыбки, но тут же улыбка сменилась гримасой боли.
— Где рана, Паша? Болит?
— У, рыжая стерва! Горит, спасу нет! А ты, политрук, молодец! Спасибо, что не забыл меня, пришел. Ребята сделали все, что могли и…
— Я видел, Паша. Вечная им слава! Пакет есть? Давай перебинтую! То ты меня, теперь — я тебя.
— Я пробовал сам — не получается. Тесно здесь… Да и сознание, кажется, терял…
— Зачем в самоходку полез? Пригнать ее к нам хотел, что ли?