Истоки Каракумов (повести туркменских писателей)

— Не пригнать, а формуляр… документы… Ох, совсем ты не умеешь перевязывать, политрук! Руки у тебя, как клещи! Не то, что у сестрички из санроты.

— Потерпи! Документы можно было у убитых солдат взять.

— Я же шофер, понимаешь? Это же моторизованная часть…

— Черт, как это я сразу не сообразил! По формуляру на машину мы можем узнать номер части?

— Ну да…

— Молодец, Кержач! А теперь крепись, братишка! Будем вылезать на свет божий.

— Ты не моряк, случаем, политрук?

— А что?

— Моряки друг друга братишками называют.

— Когда-то мечтал о море, Паша, — вздохнул Аман. — Ну, пошли?

— По-лезли! — ухмыльнулся Кержач.

— Давай помогу.

Когда Аман протискивал Пашку сквозь люк, тот застонал, обмяк и стал сползать из люка вниз. Аман похвалил его и, удерживая, крикнул:

— Мухаммедов!

— Здесь я!

— Принимай! Осторожнее, он ранен!

— Ясно!

Глотнув сверху свежего воздуха, Пашка очнулся и, опираясь на подставившего плечо Мухаммедова, сполз на землю.

— Удачно, — порадовался Мухаммедов. — Фрицы проспали тебя, Кержач! Значит, еще поживешь!

— Поживем! — устало проговорил Пашка. — Теперь очередь политрука.

Аман почти выбрался из самоходки, как заикал, словно ишак, шестиствольный немецкий миномет, и что-то тупое ударило его в шею. Последним усилием он вытолкнулся из люка и, уже падая, услышал отчаянный вопль Пашки:

— Убили! Политрука уби…

12

С той памятной разведки прошло всего несколько месяцев, а она уже в далеком прошлом. Остались позади и поселок Ишунь, и Турецкий вал, и озеро Сиваш с его гнилой, непригодной для питья, водой…

Разведчики всегда идут впереди. И никто не возражает, что самая удобная землянка — у них, самый лучший дом в деревне занимает разведка.

В просторной землянке, где расположились разведчики Мурадова, тепло и уютно. Посреди печка, сделанная из железной бочки. Изредка ее подтапливают, потому что погода переменчива. На столе — коптилка из снарядной гильзы — произведение рук Васильича. Когда дивизия стояла уже в обороне у Турецкого вала, в землянку разведчиков, против перекрытия, влетел снаряд. Разведчиков в землянке не было, уходили в поиск. А когда пришли, увидели дыру в крыше, а на разломанном лежаке Васильича, как молочный поросенок, лежал невзорвавшийся снаряд.

— Вот это да! — воскликнул Кержач и подхватил снаряд в охапку. — Подарок тебе, Васильич! Поздравляю!

— Какой подарок, дурень! Взорвется!

— Не взорвется. Это тебе оттуда — из германского тыла! — И подмигнул Васильичу, который сразу же вспомнил спор в вагоне по пути из Ашхабада на фронт.

— Ладно тебе, — проворчал Васильич. — Пойдем взрывать куда подальше.

— Жалко, — сказал Кержач, поглаживая снаряд. Это же братский подарок антифашистов. Невзорвавшийся.

— Нашел чего жалеть! Взорвем — и делу конец!

Но снаряд не взорвали, саперы помогли его обезвредить. И с тех пор разведчики жили со своим освещением.

У коптилки сидел Васильич и что-то мастерил — обычное его занятие в свободное от поиска время. А рядом канючил вихрастый, по-прежнему нескладный Сашок. Несколько дней уже он преследовал Васильича просьбой поговорить с лейтенантом, чтобы взяли наконец и его, Сашка, в разведку.

— Ты не егози! — урезонивал его Васильич. — Всему свое время.

— Стыдно мне, — ныл Сашок. — Вы уже сколько раз ходили, а я все при кухне.

— Не только ты…

— Так я же…

— Комвзвода лучше знает, кого взять. Вам, молодым, науку разведки еще постигать надо.

— Дык где же ее постигать! — отчаянно возопил Сашка. — Уж не сидя ли в окопе?..

Васильич вроде бы и не слышал отчаянных воплей своего "жеребенка".

— Лучше скажи, чего это ты к пулеметчикам зачастил? Сегодня опять тебя у них видел.

Кержач, до сих пор лишь прислушивавшийся к их разговору, ехидно вставил:

— Матчасть изучает! Щечки там всякие… Как Петька в картине "Чапаев"!

— Изучаю! — взвился Сашок. — А что? — Глаза его горели, русый хохолок дрожал от волнения.

— Ух-ух, какие мы храбрые, все в бой рвемся, а нас не пущают! — обрадовался Кержач возможности "проехаться" по адресу многострадального Сашка.

Но Васильич остановил его:

— Зануда ты, Пашка! Если бы не видел тебя в бою, то и вовсе перестал уважать.

Пашка нарочито истолковал по-своему реплику Ивана Васильевича:

— Это верно, парень я не трус, не то что некоторые, при кухне не ошиваюсь…

— Оставь парня, не трави, — посуровел Васильич.

Сверху позвали:

— Эй, разведка! Есть кто?

— Никак, политрук явился! — кинулся по ступенькам Кержач. — Точно! Здорово, политрук!

— Здравствуй, Паша, здравствуй, родной!

— Теперь не заругаешься, что политруком зову?

— Что, уже прослышали о моем назначении? Здравствуй, Васильич! Сашок, а ты что не растешь?.. Ну, ну, не сердись, не буду.

Усевшись рядом с Васильичем, Аман поинтересовался:

— Откуда узнали, что к вам политруком назначен?

— Слухом земля полнится, — поосторожничал Васильич.

— Разведка, одним словом! — похвалился Кержач.

Ашир засмеялся:

— Ох и хорошо мне с вами, ребята! Ну будто домой вернулся!

— А мы тут гадали — к нам вернешься или еще куда назначат после госпиталя. Как рана?

— Все в порядке, Васильич. Говорили, что много крови потерял, потому долго и держали. А потом курсы… И вот я — политрук.

— Справишься? — помолчав, осторожно спросил Васильич.

— Эх, отец! — Аман посерьезнел. — Земля наша от горя стонет. Можно ли обсуждать, что мы можем, а чего не можем… с чем справимся, с чем — нет…

Он замолчал, вспоминая о том, что видел, когда проезжал по земле, освобожденной советскими войсками от оккупантов.

— Теперь я, отец, не только плавать и лодкой управлять смогу!

— Какой лодкой? Где плавать? Вроде водные преграды позади. Разве что в Черном море придется окунуться! — недоуменно взглянул на него Васильич.

— Ты не слушай… Это я о своем…

Перед глазами Амана, как видение, промелькнула зеленая гладь Каспия и невысокая стройная фигурка стоящей на светлом берегу Сульгун.