Истории для кино
Шрифт:
– Опять вы с дурацкими одесскими шуточками!
– Какие шутки? – удивляется Утесов. – Я серьезно.
– Что серьезно?
– Быку нужно дать бром.
– Уберите от меня этого сумасшедшего! – кричит Александров. – Уберите, я за себя не ручаюсь!
Но тут вмешивается Бабель. Поправив очки на носу, он солидно говорит, что в отличие от Утесова служил не в царской, а в Первой конной армии Буденного, и свидетельствует, что, когда надо было оперировать раненного коня, его усыпляли котелком брома. Режиссер смотрит на писателя с детской доверчивостью:
– Это правда?
Писатель уверяет:
– Чистая
Александров вскакивает и кричит:
– Бром! Немедленно достаньте бром! Где хотите – в аптеках, в больницах…
Ассистенты срываются с места и убегают. Гримерша Раиса стонет от счастья:
– Леонид Осипович! Я знала: вы – самый умный, вы – волшебник!
Утесов жмет руку Бабелю:
– Спасибо за поддержку!
– Как одессит – одесситу, – улыбается Бабель. – Ну, до вечера!
– До ужина, – уточняет Утесов. – Рванем в «Гагрипш» – там готовят такой аджабсандал!
– Ой, я обожаю аджабсандал! – опять влезает гримерша. – Леонид Осипович, хотите, я вам сама его приготовлю вечером?
– Девушка, – напоминает Тоня, – к вечеру Леонид Осипович ожидает прибытие любимой супруги!
Раиса скисает. Бабель с Тоней уходят. А на площадке появляется редактор с каким-то пакетом в руке и просит Григория Васильевича, Леонида Осиповича и Николай Робертовича проследовать за ним.
Александров, Утесов и Эрдман усаживаются в беседке, Редактор сообщает, что конкурс «Комсомольской правды» на лучший текст песни для фильма окончен и Москва прислала результаты. Редактор вспарывает пакет.
– Компетентное жюри признало лучшим текст… – Он достает из пакета официальный бланк. – … текст поэта Лебедева-Кумача.
– Я так и чувствовал! – сияет Утесов.
– По-моему, вы не чувствовали, а знали, – заявляет Александров.
Утесов невинно удивляется:
– Откуда я мог знать? Вы же слышали – компетентное жюри…
Редактор вдруг задумывается:
– Лебедев… Кумач… Где-то я слышал эти две фамилии…
– Одну! – Александров кивает на Утесова. – От него вы и слышали! Говорю же, он все знал!
– Лебедева-Кумача? – опять играет невинность Утесов. – Конечно, знал и знаю. Очень талантливый поэт. Но про победу на конкурсе – ни сном, ни духом!
В их спор вмешивается Эрдман:
– Послушайте, может, мы все-таки почитаем этого Лебедева с Кумачом?
– Разумно, Николай Робертович, – соглашается редактор.
Он надевает очки в роговой оправе и читает – скучно, невыразительно, запинаясь:
– Легко на сердце от песни… песни веселой, она скучать не дает никогда, и любят песни деревья… нет, деревни… и села…
Утесов слушает с невыразимым страданием и не удерживается, выхватывает у редактора бумагу:
– Позвольте, я лучше сразу спою – мелодия ведь у нас есть!
И он запевает, честно глядя в бумагу, но очевидно, что слова ему уже давно знакомы:
Легко на сердце от песни веселой,Она скучать не дает никогда.И любят песню деревни и села,И любят песню большие города.Александров и редактор слушают очень серьезно. Эрдман с улыбкой
негромко отбивает ритм по столу ладонями. Нам песня жить и любить помогает,Она, как друг, и зовет, и ведет,И тот, кто с песней по жизни шагает,Тот никогда и нигде не пропадет!Утесов обрывает песню и победно восклицает:
– Блеск! А?
– Совсем другое дело! – одобряет Эрдман.
– Да, это гораздо лучше, – вынужден признать и Александров.
– Лучше – не лучше, но именно это утверждено и подписано! – ставит точку редактор.
Александров встает:
– Надо дать задание – переснять песню.
– Зачем? – не понимает редактор.
– Костя же пел старый текст, а новый не совпадет на экране по артикуляции…
– Григорий Васильевич! – строго обрывает редактор. – Мы не позволим тратить лишние народные деньги на эту вашу… артикуляцию!
Да, так оно впоследствии и вышло. Народные деньги сэкономили, фильм и сегодня идет с новым текстом, но со старой артикуляцией. Легко заметить, как не совпадают движения губ Кости-пастуха с тем, что он поет.
Александров обескуражен заявлением редактора. А Утесов все не может успокоиться:
– Нет, но какой блеск! «И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет!» Не то что это: «Давай, не задерживай, бугай!»
В беседку врывается радостная ассистентка режиссера:
– Он спит!
На площадке действительно лежит и спит бык. И даже храпит. Счастливый режиссер ходит на цыпочках и командует шепотом:
– Камера… Свет… Любочка, пожалуйста, на площадку…
Утесов смеется:
– Его после брома пушкой не разбудишь!
– Да? – все еще шепотом уточняет режиссер и переходит на привычный крик: – Гример! Где гример?
– Я здесь, – подбегает Раиса.
– Вы что, не видите: у героини локон выбивается! Где вас носит?
– Я поправляла грим Леониду Осиповичу.
– Мне не нужен никакой Леонид Осипович! Мне нужна Любовь Петровна!
Утесов грустно подмигивает Эрдману:
– Ну вот – схлопотал большое человеческое спасибо…
– Не бери в голову!
Эрдман обнимает Утесова за плечо, и друзья покидают площадку. Они идут по тропинке к морю, Утесов распевает новую песню:
Мы будем петь и смеяться, как дети,Среди упорной борьбы и труда.Ведь мы такими родились на свете,Что не сдаемся нигде и никогда!Нам песня жить и любить помогает,Она, как друг, и зовет и ведет,И тот, кто с песней по жизни шагает,Тот никогда и нигде…