Истории для кино
Шрифт:
Утесов обрывает песню, заметив приближающуюся по дороге машину.
– Ну, это уже точно – Лена!
Он спешит навстречу машине. Эрдман тактично ждет на месте. Но машина объезжает Утесова и останавливается перед Эрдманом. Он меняется в лице.
Из машины выходят двое в штатском. Один спрашивает металлическим голосом:
– Эрдман Николай Робертович?
Эрдман молчит. А Утесов интересуется, в чем, собственно, дело. Второй, глядя сквозь Утесова, словно его здесь вовсе нет, приказывает Эрдману:
– Садитесь в машину!
Эрдман не
Машина, рванув с места, тает в жарком южном мареве.
Оба сценариста фильма «Веселые ребята» – Николай Эрдман и Владимир Масс – попали в пекло сталинских лагерей. Оператор Владимир Нильсен успел еще снять «Волгу-Волгу» и «Цирк», получить в 1937 году орден «Знак почета» и автомашину «эмку», и в том же 1937 году его арестовали.
Но это было потом, а сейчас оператор Нильсен закончил съемки «Веселых ребят», режиссер Александров фильм смонтировал, актеры Утесов и Орлова свои роли озвучили, Дунаевский написал музыку, и уже готовую картину показали. Там, где надо, и тому, кому надо.
В предбаннике специального закрытого просмотрового зала томятся Александров, Орлова, Утесов и Дунаевский. Из-за двери слышна финальная музыка «Веселых ребят». Александров нервно заявляет:
– Я думаю, реакция должна быть положительная!
Орлова вдруг всхлипывает. Александров обнимает е за плечи.
– Любочка, что с вами?!
– Я не могу! Такое напряжение!
– Любочка, но вам-то чего волноваться? Вы великолепны!
Утесов отодвигается от воркующей пары, подсаживается к Дунаевскому.
– Что-то там тихо …
– А ты что хотел? Чтобы особая комиссия топала ногами и гоготала, как в колхозном клубе?
Утесов пожимает плечами. Дунаевский его успокаивает:
– Не дергайся! Кино веселое, идеологически выдержанное… Сейчас выйдут и скажут: «Спасибо, товарищи! Работайте и дальше на благо народа!»
Открывается дверь просмотрового зала. Как-то сама собой открывается – из нее никто не выходит. Орлова лихорадочно вытирает пальцами расплывшуюся тушь под глазами. Александров вытягивается по стойке «смирно». Дунаевский, нервно покашливая, протирает платком очки. Нетерпеливый Утесов бросается к распахнутой двери, заглядывает в зал и видит, что он пуст.
А из какой-то неприметной боковой двери материализуется официальное лицо – естественно, во френче. Утесов изумлен и растерян:
– А где… комиссия? Нас позвали обсудить…
– Что обсудить? – интересуется официальное лицо. – Воинствующую пошлость?
Глаза Орловой расширяются от ужаса. Александров сникает. Дунаевский все трет платком свои очки. Утесов слабо улыбается:
– Вы шутите?
Официальное лицо возмущено: здесь не место для шуток. Комиссия сочла недопустимым выпуск на экран этого, с позволения сказать, произведения. Очень стыдно, что наши советские творцы,
которые должны нести в массы прекрасное, позволяют себе такие пошлые и примитивные, с позволения сказать, произведения. Официальное лицо гневно разворачивается и растворяется в той же неприметной боковой двери.Растерянные «творцы» молча смотрят друг на друга.
А стране было не до них и вообще не до веселья – 1 декабря 1934 года в коридоре Смольного дворца подлый убийца застрелил любимца партии и народа Сергея Мироновича Кирова. Вся страна погрузилась в траур и гнев. На митингах и собраниях трудящиеся требовали сурово наказать гнусного убийцу и его пособников. Народ клялся еще теснее – хотя, казалось бы, куда уж теснее? – сплотить ряды вокруг родной партии и товарища Сталина.
В своей ленинградской квартире Утесов вяло ковыряет ужин. Из репродуктора несутся гневные слова трудящихся в адрес мерзких убийц Кирова. Утесов молча прикручивает ребристое колесико репродуктора. Становится тихо. Но подходит Елена и так же молча поворачивает колесико обратно. Слова гнева трудящихся звучат с новой силой. Утесов никак не реагирует на действия жены, хмуро размешивает сахар в чашке.
Звонит телефон. Утесов раздраженно предупреждает, что его дома нет. Елена снимает трубку:
– Слушаю… Да… Да… Одну минуту, – Она оборачивается к мужу. – Это тебя…
– Я же сказал: меня нет!
Но Елена молча протягивает ему трубку телефона, и по лицу жены Утесов понимает, что трубку надо взять.
Слушаю… Да… Да-да… Конечно, приеду…
Он кладет трубку, растерянно смотрит на Лену.
Она застывает.
– Куда… ты приедешь?
– В Москву. На премьеру «Веселых ребят».
Утесов смотрит на телефон, словно ожидая услышать от него хоть какие-то объяснения произошедшей метаморфозы. Лена озадаченно молчит. Потом задумчиво спрашивает:
– А где будет премьера?
– В кинотеатре «Художественный».
– Я думаю… Думаю, лиловое платье подойдет!
Утесов изумленно смотрит на жену.
В Москве на Ленинградском вокзале Утесовых встречает Дунаевский, усаживает их в свою машину и везет на завтрак.
– Какой завтрак! – протестует Утесов. – Объясни, наконец, что за чудо произошло?
– Потерпи! Спасибо хоть, по телефону ты меня не расспрашивал.
– Я его весь вечер от аппарата оттаскивала, – усмехается Елена.
Дунаевский продолжает разговор, только когда машина выехала от вокзала на Садовое кольцо. Тут он сообщает, что начальник Главного управления кинематографии Борис Шумяцкий оказался настоящим бойцом. Он написал письмо Сталину, что произошла идеологическая ошибка, что «Веселые ребята» нужны советскому народу, и попросил лично посмотреть фильм.
– Не может быть! – удивляется Елена.
– Но факт, – заверяет Дунаевский.
– И что… Иосиф Виссарионович? – осторожно интересуется Утесов.