Истории замка Айюэбао
Шрифт:
Улыбка на лице у Чуньюй Баоцэ понемногу таяла.
Хлопнув себя по ляжкам, замдиректора с чисто мужской жестикуляцией воскликнула:
— Это ни в какие ворота не лезет! Там что, его вотчина? — Губной желобок у неё под носом напрягся, и она уставилась на Чуньюй Баоцэ в упор: — Председатель, как считаете, велеть охранникам, чтобы настучали ему по шапке?
— Гм, это… Разберись-ка с этим юнцом! Ты верно говоришь, это не его вотчина.
У Куколки в душе поднялась волна возмущения. Заместительница меж тем продолжала:
— Это первое, о чём я хотела вам доложить. Второе: близится рыболовный сезон, но оживлённее не станет.
— Почему?
— Потому что уже скоро начнутся работы по нашему проекту, и настроение в деревнях совсем не праздничное.
Чуньюй Баоцэ вскинул голову:
— А как вернуть им праздничное настроение?
Замдиректора пришла в замешательство:
— Боюсь, что никак! Помыслы рыбаков сейчас далеки от морских просторов, так что им не до праздника.
Чуньюй Баоцэ замотал головой:
— Это нехорошо, ой как нехорошо. — Он сразу же подумал о фольклористке: — Та учёная женщина наверняка каждый год с нетерпением ждёт праздника, и эта весна её разочарует.
— Тут вы правы! В прошлые годы во время подготовки к празднеству она с волнением сновала на сцене и за сценой, а в день самого праздника безостановочно фотографировала…
Куколка внимательно наблюдала за беспокойством, отразившимся на лице Чуньюй Баоцэ. Он расхаживал по залу, затем подошёл к окну, прильнул к подоконнику и через некоторое время сказал заместительнице:
— Ты должна убедить эти три деревни устроить праздник в честь открытия рыболовного сезона, об остальном потом поговорим.
Та опустила глаза:
— Подтяжкин всю зиму наведывался на побережье по делам и здорово запугал местное население. Он сейчас вообще никого не слушает, — говорила она, внимательно наблюдая за выражением лица хозяина.
Чуньюй Баоцэ выругался:
— Пузатый болван!
— Сейчас мне приходится изыскивать все возможные средства, чтобы исправить положение. Вы знаете, что я уже практически подружилась с фольклористкой, даже делала ей подарки. Я хотела взглянуть на вышитых ею мандаринок, но она вела себя со мной крайне осторожно. Я подарила ей небольшой мешок лепёшек сяоцяобин — традиционного угощения на праздник открытия рыболовного сезона, она меня поблагодарила…
Чуньюй Баоцэ внимательно слушал, и когда она прервала свою речь, заторопил:
— Продолжай. Как она провела зиму? Хорошо?
Замдиректора кивнула и сразу покачала головой:
— Уж больно она нежная: чуть подует резкий ветер с моря, и кожа у неё сразу краснеет и становится влажной. Печка в её доме осталась ещё с дореволюционных времён, греет отлично, не даст замёрзнуть. И всё равно у неё на лице написана досада, хотя, если подумать, она в деревне всего лишь гостья — что ей мешало взять ноги в руки и сбежать, как только в деревне стало неспокойно?
Чуньюй Баоцэ поник головой; он думал об Оу Толань, думал о той старинной печке высотой по пояс, которая обогревала её дом.
— Есть информация, что фольклористка собралась ехать на остров, чтобы попасть на праздник — она такую возможность не упустит.
— На какой остров? На тот, что видно из деревни? — Чуньюй Баоцэ повысил голос.
— Нет, я слышала, она поедет на тот, что поменьше, который находится восточнее. Там есть храм морского божества, где ежегодно собираются целые толпы людей, чтобы возжечь благовония.
Чуньюй Баоцэ застонал:
— О
небо, вот оно как. Вечно ты всё самое важное рассказываешь в последнюю очередь.2
Чуньюй Баоцэ решил поехать на остров на празднование открытия рыболовного сезона. Это было для него в новинку, но, конечно, влёк его туда отнюдь не праздник. Он велел разработать для него детальнейшую программу поездки, а заодно как можно подробней разузнать о самом острове. Это был второй по величине остров из ближайших к побережью, его населяло триста с лишним семей. За сотню лет рыболовное дело здесь достигло процветания, рыбаки жили безбедно, на сегодня имели в своём распоряжении более десятка суден для глубинного рыбного промысла и дополнительно занялись разведением марикультур. Все без исключения местные жители были заняты в туристической сфере: на острове имелось множество ресторанов, погружающих туристов в атмосферу рыбацкого поселения, а также небольшие гостиницы на несколько номеров. Узнав, что Оу Толань собралась не просто присутствовать на празднике, но и пожить на острове несколько дней, он возликовал:
— Узнайте, в какой гостинице она поселится, на какой срок и будет ли с ней кто-то ещё.
Платина доложил, что едет она одна, остановится там как минимум на неделю и намерена не только поучаствовать в самом праздновании, но и как следует изучить остров. Чуньюй Баоцэ воодушевился. До отъезда оставалось три дня, пора было собираться в дорогу.
Замдиректора подняла большой палец вверх:
— Вы с любой задачей справитесь одной левой.
Он посмотрел на неё:
— Ты это о чём?
— У Шаюань из Цзитаньцзяо во всём её слушается, так что, когда поедете на остров развеяться, заодно приберите её к рукам.
Он чуть не подпрыгнул:
— «Прибрать»? Я что, бандюга с большой дороги?
Замдиректора засмеялась, прикрыв рот ладонью:
— Я имею в виду, что вы можете её образумить, перетянуть на нашу сторону.
Чуньюй Баоцэ с безрадостным видом добавил:
— Чтобы она его ради нас под каблуком держала?
— Её он точно послушается. Приберёте её к рукам — считайте, полдеревни у вас в кармане.
— Ну что ж, тогда приберём.
Куколка тщательно собрала его в дорогу, не забыв ни об одной мелочи: консервы, мазь от укусов, витамины и даже томик стихов. Ей не хотелось отпускать его одного, и она предложила ему взять с собой секретаря Платину:
— Вдруг с вами что-нибудь случится… Не забывайте, что вы уже в возрасте…
— Вот как выживу из ума, буду делать по-твоему.
Куколка прикусила язык.
— Смотри, как следует веди дела здесь, в тылу! Когда кончится бой, я велю удостоить тебя высшей награды, — он похлопал её по плечу.
В утро отъезда лицо обвевал прохладный ветер. Чуньюй Баоцэ бросил сумку в багажник джипа и завёл мотор. Подморозило, и он надел серое пальто, обмотал шею махровым шарфом, а рядом с собой положил ватную шапку. В сумке лежало две куртки, одна из них — кожаная. Никаких европейских костюмов он брать не стал. Глядя вслед удаляющемуся автомобилю, Куколка сказала Платине:
— Он всё считает себя юношей. Когда ему исполнится семьдесят, я от него ни на шаг отходить не буду.
Чуньюй Баоцэ, преисполненный радости, гнал с ветерком.