История дьявола

После подобного посвящения Мария никак не могла стать добычей Сатаны и таким путем не совершила первородного греха.

В Коране также полностью приводится притча о чудесной беременности жены Захария [893] , родившей сына Иоанна, который должен был стать предтечею Мессии [894] . И в самом деле, когда архангел принес Захарию весть о том, что он скоро станет отцом, тот изрек:

«Равви, как от меня может родиться отрок, если я стар, а жена моя бесплодна?» [895]

893

Священник, отец Иоанна Крестителя. — Прим. переводчика.

894

Спаситель, который должен явится с неба для установления Царства Божьего. — Прим. переводчика.

895

Коран, III; 40.

И тот же архангел сообщил Марии о том, что она родит предтечу Мессии:

«...Посланцы Господа сказали: «О, Мариам, Аллах доносит до тебя свое слово. Мессия Исса, сын Мариам, прославится на этом и на том свете среди приближенных Аллаха. С самой колыбели он будет говорить с людьми. А когда подрастет, то встанет рядом с Неподкупными». Она ответила: «Равви, откуда у меня ребенок? Ведь ни один мужчина не коснулся меня!» Он сказал: «Аллах знает, что творит. И все будет так, как он решил...» [896]

896

Коран, III; 45—47.

Однако Мухаммед не считал себя предназначенным для той роли, которую пророчил Иисусу, назвав его никем другим, как «Мессией». Он не говорил о себе как о божьем посланнике и не похвалялся своими сверхъестественными способностями вершить чудеса. Более того, он даже признался в том, что однажды не смог избежать дьявольского искушения, свидетельством которому были «сатанинские стихи» [897] . В заключение можно сказать, что Мухаммед расходился с римским христианством только по двум пунктам, касавшимся боговоплощения и распятия Иисуса на кресте, то есть положений, как мы уже знаем, ставших краеугольным камнем всех христианских теологических споров и породивших многочисленные ереси.

897

По наущению дьявола, вместо того чтобы осудить культ древних доисламских богов и богинь Аль-Лат, Аль-Уццу и Манат, представленных, по-видимому, в виде статуэток, из которых первая изображала женщину, вторая — дерево, а третья — камень (очевидно, аэролит), он принялся расхваливать их, начав следующим образом:

«Видели ли вы Аль-Лат и Аль-Уццу и третью, Манат?»

И под диктовку дьявола написал:

«Это Божественные Птицы, И их заступничество, несомненно, желаемо».

По свидетельству Табарри, когда курейшиты услышали этот стих, их сердца переполнились великой радостью, и в едином порыве они, все до единого, мусульмане и неверные, пали ниц. Однако впоследствии архангел указал Мухаммеду на то, что его ввел в заблуждение дьявол. Тогда Мухаммед внес поправки в две последние строчки, заменив их на следующие:

«Будет ли мужчина для вас и для Него (Аллаха) женщиной? Такой раздел был бы неправильным!» (LIII, 20—21).

И вот эта ошибка послужила — в экстравагантной и непочтительной форме — темой книги под названием «Сатанинские стихи», о которой я не хотел бы даже здесь упоминать.

Тогда мы задаемся вопросом, что нового предложил своим учением Мухаммед и почему его проповедническая деятельность была вначале встречена отнюдь не дружелюбно, а затем нашла столь восторженный отклик в душах верующих? По словам Наполеона, «величие Мухаммеда состоит в том, что за какой-то десяток лет он покорил половину земного шара, в то время как христианству понадобилось на это целых три столетия» [898] . Исповедуя божественное откровение, которое, на первый взгляд, напоминает религиозную концепцию иудеев и христиан, Мухаммед все же полностью отвергал ее, несмотря на всю ее привлекательность и возможную поддержку со стороны священнослужителей. И мотивы этого отказа известны истории: не ставя под сомнение благочестие пророков иудеев и христиан, он пришел к заключению, что они недостаточно прониклись сознанием снизошедшего на них божественного откровения.

898

General Gourgot. Journal II.

Следовало бы сказать несколько слов о том, что же представлял собой религиозный мир в те времена. На Ближнем и Среднем Востоке, а также в странах Средиземноморья наибольшим влиянием пользовались две религии: одна из них, маздеизм, практиковалась в персидской империи сассанидов, простиравшейся от Евфрата до Инда. Другая, не менее распространенная религия, исповедовалась в Византийской империи, раскинувшейся от южных берегов Испании до самой Армении. Обе империи имели достаточно протяженные общие границы. Непосредственно к территориям, находившимся под властью Византии, примыкали государства лахмидов и гассанидов (помимо царства сассанидов). И Аравийский полуостров, предоставлявший широкие возможности для торговли, не был обойден вниманием и с той, и с другой стороны. Так, Южная Аравия, Йемен и другие территории восточной Аравии находились в сфере влияния Персии; Византия же держала под своим контролем северную часть Аравийского полуострова, Синай, Палестину, земли, принадлежащие в настоящее время Иордании, Сирии и Ливану. Образ жизни кочевого населения существенно отличался от образа жизни оседлых народов соответствующих империй. И в Персии и в Византии урбанизация кочевых племен стала одной из причин тесного соприкосновения на полуострове многочисленных верований; в то же время в Византии, начиная со времен правления Константина, христианство стало государственной религией, а чужеземные верования уже не пользовались успехом у населения.

Мухаммеду, по всей видимости, поначалу показалось удивительным, что и в той, и в другой империи практиковались монотеистические религии. И с той поры в мире господствует монотеизм, и вся его военная и финансовая мощь намного превосходит те слабые силы, которыми располагают уцелевшие политеистические общины. Мухаммеда можно считать гением только за то, что в результате благочестивых раздумий во время путешествий по пустыне на спине верблюда он понял, что все цивилизации рано или поздно придут к монотеизму. Возможно, это открытие он сделал после встречи с таинственными монахами — ганифами, исповедовавшими монотеизм, о которых упоминается в истории ислама.

Одним из таких монахов-отшельников, отрешенных от всего земного и одержимых каким-то лишь им известным Глаголом, был, например, монах Бахира, признавший в Мухаммеде посланника божьего. Мы вполне можем представить всю эту живописную картину: благочестивые аскеты ведут беседы о Митре, Иисусе, Моисее и, возможно, о Будде. Этих анахоретов переполняли религиозные чувства. И источником их вдохновения были все монотеизмы сразу: маздеизм, иудаизм, христианство. Кроме того, они были воспитаны на традициях, легендах и гностических идеях несторианства, а затем пропустили их через собственное мировосприятие. Так, отождествляя Иисуса с Митрой или Гераклом, они все же верили в единичность Всевышнего, совокупный образ которого был воссоздан в их сознании из отдельных фрагментов. Они походили на художников из Равенны, изобразивших Пантократора с помощью маленьких разноцветных квадратных стеклышек. Питаясь исключительно медом и финиками, принимая за чудо любой пустяк, порой едва знакомые с грамотой, монахи-отшельники все же стали первыми пропагандистами ислама, ибо острее всех ощущали потребность в возвышенной духовной пище.

Спешу заметить, что, возможно, заблуждаюсь, когда утверждаю, что нашел в Коране многочисленные подтверждения тому, что мир полнится знамениями Аллаха. Возможно, и в самом деле я попал в точку.

Никто не знает, каково происхождение имени бога мусульман. Можно только удивляться тому, как мандеи, сабеи или сабейцы, которых, как мы уже знаем, осуждал Мухаммед, называли именем Al Aha «фальшивого» чужеземного бога, поклоняясь Великому Мане [899] . На арамейском языке слово Al Aha означает «бог». Этимология этого слова ничего нам не объясняет, возможно, потому, что Al Aha был божеством какой-то другой, неизвестной нам секты, чему, однако, нет подтверждений. Можно лишь предположить, что Мухаммеда привлекла звучность и простота самого слова, означавшего «бог», к тому же если речь шла о едином Всевышнем.

899

N. Siouffi. Etude sur la religion des Soubba ou Sabeens, leurs dogmes, leurs moeurs. Paris, 1880. Сьюффи был французским консулом в Багдаде; именно он донес до нас большую часть сведений о мандеях.

Неприятие, с которым вначале столкнулось учение Мухаммеда, нетрудно понять, ибо пророк посягнул на устоявшиеся в веках традиции. «Араб-язычник соблюдал определенные правила, регламентировавшие его отношения с целой когортой божеств; однако ритуалу, религиозным обрядам и церемониям не придавалось большого значения», — писал Грунбаум [900] . И в противовес этому устоявшемуся и привычному для всех положению вещей Мухаммед предложил новую систему духовных ценностей, гораздо более высокого порядка, которая включала новые этические нормы, собственное толкование божественного откровения и другие догматы.

900

Grunebaum. L’Identite culturelle de l’islam.

Какова причина столь успешного и стремительного, по словам Наполеона, распространения ислама? Так, между вооруженным захватом Мекки Мухаммедом 11 января 629 года, происшедшего в четверг 20 числа священного месяца рамадана 8 года после «хиджра» [901] , и второй по значению военной победой и триумфальным шествием, сопровождавшим въезд халифа Омара в Дамаск, произошло немало не менее важных событий: поражение персов при Хезифоне в 637 году, победа в Моссоле в 639 году, завоевание Египта в том же году, когда из Александрии ушли византийцы, взятие Кабула, Бухары и Самарканда в 661—675 годах, падение государства вестготов в 713 году. Итак, не прошло и столетия, как одна из величайших в истории империй пала под ударами новообращенных в ислам, всего несколько десятков лет назад не помышлявших ни о чем другом, как только успешно провести свои караваны через безводную пустыню. Утвердившись вначале на Ближнем Востоке, ислам проник затем на Восток и Запад, распространяясь со скоростью степного пожара, уничтожавшего все на своем пути.

901

622 год н.э. — дата бегства Мухаммеда из Мекки в Медину, от которой мусульмане ведут свое летосчисление. — Прим. переводчика.

Ибо после того, как распалась другая великая держава, с гордостью именовавшая себя Восточной Римской империей [902] , прошло совсем немного времени, как западная Римская империя, страдавшая от опустошительных набегов варваров, уступила мусульманам земли, по площади равные территории Испании. И только сто лет спустя после смерти Мухаммеда, а именно в 732 году в битве при Пуатье войска франков под предводительством Карла Мартелла [903] приостановили победное шествие ислама, разгромив арабские полчища, несмотря на то, что во главе арабов был легендарный Абдеррахман. Это было первое поражение мусульман. Исламское движение достигло своей кульминационной точки и продержалось на этой отметке целых семь столетий.

902

Называвшаяся Византией, хотя сами ее подданные именовали Ромейской (Римской). — Прим. переводчика.

903

В честь этой победы Карл (715—741 гг.), преемник Пепина Геристальского, был назван «Мартеллом» (молотом). — Прим. переводчика.