История Нового Каллена — Недосягаемая
Шрифт:
Она поймала мой взгляд, и я неосознанно стиснула ладони в кулаки. Конечно же, я не в порядке…
— Мне стоит позаботиться о том, чтобы быстро и кроваво избавиться от этого выродка? — голос Розали звучал настолько спокойно и буднично, словно мы обсуждали запекающуюся в духовке индейку, булькающую под соусом бешамель.
— Нет! Вы что, сговорились? Боже, не нужно от него избавляться… Он не сделал ничего… ужасного, — срывающимся голосом воскликнула я. Сливовая губа Розали дернулась, и я внезапно поняла, почему она рвалась поговорить со мной прежде, чем меня обследует Карлайл. Почему так внимательно осматривала, почему грозит расправой обычному школьнику, при том, что меня и толком даже не знает.
— Если у тебя уж успел развиться стокгольмский синдром [3], я все равно его не пощажу. — В моей голове будто
_____
[3] Стокгольмский синдром — психологическое состояние некоторой симпатии, возникающее между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения или применения насилия.
_____
Я обняла колени и непроизвольно закусила край одеяла, пребывая в полнейшей прострации. С каждым днем число заинтересованных моей персоной людей росло вместе с давлением, которое они на меня оказывали. Я стала любимым предметом исследования Карлайла, Эсме нравилось обо мне заботиться, Элис никогда не забывала привезти что-нибудь и для меня из своих походов по магазинам. Джаспер, словно радар, распознавал мои эмоции, а Эмметт с заботливостью старшего брата проводил со мной время. Теперь и Розали нашла болезненную точку влияния, душит меня своим участием. Голова шла кругом от того, как семья Денали вдруг перетекла в Калленов, а число проблем грозилось похоронить меня под своими импровизированными горами.
— Ты все так же молчишь, — голос Розали вывел меня из необъяснимого транса. — А это красноречивее любых слов.
Я вскинула к потолку наполненные приевшимися слезами глаза, почувствовала себя униженной, отравленной. Работники административного офиса думали точно так же. Эмметт первым делом хотел прикончить парня, который просто видел слишком много. Вскопали грязь там, где её нет. Когда в моей комнате появилась Розали, для меня стало очевидно: все они решили, что согласно нынешним реалиям американской старшей школы, я стала жертвой безнаказанного изнасилования ярким и амбициозным учеником, привыкшим, что ему все сходит с рук.
— Он меня не насиловал, Розали, — сдавленно прошептала я, крепче обнимая колени. Вампиресса выпрямилась и долго вглядывалась в мое лицо, поджав губы. А мне было слишком тяжело быть с ней честной. Вот я уже готова меняться, вот мне уже согласны помочь, а стена будто становится все выше. Мне никогда не перебраться на другую сторону…
— До этого я, по правде, совершенно не обращала на тебя внимания. Человек как человек, — она вдруг нахмурилась, будто от горькой жалости. — Но сегодняшний инцидент в школе вкупе с подробностями, которые узнал Карлайл от работников офиса, услышал от взбудораженных учеников… — Розали поправила свои золотые кудри и будто заново загипнотизировала меня своим пронизывающим взглядом. — Случившееся в школе заставило меня кое-что переосмыслить. Близка ты мне или нет, я не потерплю, чтобы кто бы то ни было счел возможным оказывать моральное, а уж тем более физическое давление на беззащитных девушек. — Она сказала это с таким пылом, словно готова была тотчас взять копье и пронзить им грудную клетку глупца Мэнголда.
Розали выглядела по-настоящему воинственно. Как женщина-викинг, что с развевающимися за спиной золотистыми кудрями готова броситься в бой в ту же секунду. Много лет назад светлую голову покрыл бы шлем из чистого золота с острыми бычьими рогами, ее восхитительный меховой плащ застлал бы собой весь мир. Воины бросали бы оружие от одного ее пришествия, падали бы на рыхлую, влажную землю, поклоняясь божественной Розали.
Вот что значит сотрясение мозга.
Я не могла понять, чувствую ли я себя легче, осознав омытое кровью сочувствие вампирессы. Одно было точно: вместо желания отомстить я ощутила необъяснимый страх за парня. За велосипедиста, который буднично покупал смузи в кафешке, дружелюбно приветствовал меня в первый день, братски делил со мной бездонную бутылку янтарного виски. Его единственный грех — непонимание, как это у меня получается катапультировать его на другой конец помещения. Неужели и правда Стокгольмский синдром?..
— Он вел себя грубо, нес всякую околесицу, но не больше… Административный офис все равно будет на его стороне. Я совершенно не хотела, чтобы все дошло до подобного, — виновато добавила я, потупив взгляд. — Обычно он вроде бы нормальный, но со мной рядом
словно слетает с катушек… Тоже мне, гордость школы и самый перспективный ученик.Розали раздраженно раздула ноздри и наклонилась к моему лицу, с вызовом глядя в глаза.
— Да будь он хоть мессией! Я горжусь тем, что ты не побоялась постоять за себя. — Розали выглядела решительной. — Хочу, чтобы на будущее ты запомнила одну очень важную вещь: не вздумай бояться быть грубой, если нужно отстоять свои права. — Розали оценивающе оглядела меня сверху вниз и выглядела настолько уверенной, будто лично присутствовала при каждом эпизоде Мэнголдского беснования. — Обороняйся, даже если потребуется разбивать для этого машины или ломать носы. Твоя безопасность важнее. И не позволяй ни одному мудаку читать тебе пафосные лекции о женственности или убеждать тебя в обратном, — уголки ее губ заговорчески дернулись. Я не смогла сдержать несколько довольную ответную улыбку.
На лице вампирессы проступило искреннее удовлетворение, словно всю свою жизнь она посвятила мщению тем, кто совершает над девушками ужасные поступки. Какая же у тебя история, Розали?..
— Если на кону стоит твоя жизнь и честь, ты должна забыть о приличиях и нормах. Как сегодня.
Я сидела на постели, пораженная ее тирадой, и не могла понять, насколько серьезно мне сейчас предложили безнаказанно крушить дорогущие машины, избивать людей и, возможно, использовать свою силу для самозащиты. Розали не была настолько похожа на своего беззаботного и немного бесшабашного мужа, чтобы так шутить.
— Если инциденты в школе на этом не закончатся, и у него хватит идиотизма продолжать террор, сразу иди ко мне. — Розали сказала это таким тоном, словно именно в этом случае неповиновения меня-таки выгонят из дома и сообщат обо всем маме. Где она, кстати? Почему еще не сошла с ума от нервов после моего сообщения?
— Я очень надеюсь, что достаточно доходчиво попросила его отстать, — вздохнула я. — Розали… Там на стоянке я совершенно запуталась, не знала что мне делать… И наконец позвонила Тане. Но она мне не ответила… Ты не знаешь, почему?
— У Денали сейчас гости, — коротко бросила Розали, и я испуганно охнула, несколько подавшись вперед в надежде получить продолжение.
— Я думаю, на сегодня вы закончили, — дверь распахнулась и на пороге застыл непоколебимый доктор Каллен с подносом. Этакий Ночной Администратор.
— Мужчинам нельзя доверять, Лиззи. До тех пор, пока ты не найдешь своего la tua cantante или не станешь такой же сильной, как твоя мать. — Розали поднялась и не удостоила Карлайла даже взглядом, а меня нормальным прощанием. Заморской фразочки она так и не объяснила. В опустевшей комнате пахло фиалками и пикантной смесью унижения и облегчения.
— Как твое самочувствие, Лиззи? — коротко осведомился доктор и поставил поднос на столик, передавая мне блюдечко с таблетками. — Голова болит? Тошнота присутствует? Ты помнишь, что произошло?
Я ошарашенно посмотрела на Карлайла и только механически открыла рот навстречу таблеткам, все еще пребывая в смятении после разговора с Розали. Карлайл меня не торопил, и, с заботой поправив сбившиеся простыни, уселся на место, где только что восседала новоявленная Валькирия.
— Я все помню. Голова болит, но я ей ударилась. В остальном все в порядке. Скажите, ведь я его не задела? — Карлайл покачал головой, вынул из кармана своего пиджака фонарик и, подцепив меня за подбородок, принялся штудировать мои зрачки. Я болезненно заморгала от яркого света.
— Ты задела только его гордость, — произнес наконец доктор. — И не торопись залечивать его раны, он большой мальчик и справится сам. А тебе нужен постельный режим еще как минимум завтра. Попытайся хотя бы слегка поужинать и отдыхай.
— Ладно, — пробормотала я и, вытянув шею, как любопытный гусь, заглянула на поднос. Рассыпчатый рис и бульон. Прямо диетическое питание.
Доктор не стал продолжать разговор Розали, пожелал мне приятного аппетита и удалился. Я бездумно пережевывала безвкусную еду, всматриваясь в чернильные прямоугольники окон, где роились видные одной мне призраки. Я давно перестала улавливать грань собственной нормальности. Да, мне все так же требовались сон и пища, никуда не исчезла мучившая с детства метеозависимость, но какой-то неуловимый компонент человечности растворился, разорвался, улетев сквозь щель в треснутом иллюминаторе.