История с продолжением
Шрифт:
– В общем, момент – и в море. А суть-то в чём?
– Только в том, что нельзя совершать поступков, заведомо обречённых на провал. И нельзя приносить себя в жертву. И надо думать, что делаешь. И думать перед тем, как делать… И что иногда думать бесполезно… А сюжет… Я всё очень сильно упростил, сюжет специфичен, его трудно воспринять в том виде, в котором он знаком мне, но… – Пятый примолк. Он пристально смотрел куда-то вдаль, черты его лица смягчились, взгляд потеплел, словно оттаял. – Это был очень хороший сюжет. Печальный, но хороший.
Валентина пожала плечами.
– А сам говорил, что не про любовь, – заметила она.
– Да
– А как же ты без неё? Неужели ни разу в жизни не влюблялся?
– Не довелось, – коротко сказал Пятый. Он поднял с земли корзинку с грибами, провёл рукой по голове, приглаживая растрёпанные ветром волосы. – Пойдёмте, уже третий час, а в четыре придёт машина…
Жить дальше… Легко сказать. Она превосходно понимала, что Пятый с Лином не врут. Им незачем, да и по характеру они правдивы до колик в желудке. А раз не врут… Что теперь? Что с того?… Предупредили, заботливые. Уж лучше ничего вообще не знать, хоть помирать не так страшно. А когда знаешь… ой-ой-ой, как страшненько-то делается!… Как говориться, – мама, роди меня обратно. А может, всё обойдётся? Понадеяться на русский “авось”? Можно. И хорошо, что можно. Хоть что-то можно.
Сколько их было, этих дней!… Не передать. Таких разных и в то же время – таких одинаковых. Дней, напрочь лишённых каких бы то ни было устремлений, дней, смысл которых был столь прост и неказист… жить. Не важно, с целью или без. Дней, когда он просыпался в полутёмном подвале и с удивлением говорил себе – я живой. И тело моё живо, и душа ещё не успела умереть. Или когда он, вернувшись вечером в тот же подвал, видел Лина, живого и спокойного, просто Лина, который, к примеру, ставил кипятить банку с водой для чая – душа его радовалась. Самое трудное – это научиться радости. Такой, какая она для тебя.
Сердце ветра
– Вадь, ты можешь приехать и сменить меня?
Вадим Алексеевич удивился. Редко, очень редко звучали в голосе Валентины такие просительные нотки. Обычно (к этому он уже привык и смирился) голос нынешней Валентины был не просто уверенным, в нем даже стала присутствовать некая властность. А тут…
– В чем дело, Валя? – Гаяровский решил, что стоит быть пожестче, просто так, на всякий случай.
– Понимаешь… – она замялась. – Я сегодня маму перевожу, я нашла обмен, помнишь, говорили про это?
– Помню, и что? Ну молодец, ну нашла. Я-то тут при чем?
– Пятый у меня дома.
– И что с того? Он чуть не каждый месяц у тебя, про это все знают.
– Кроме мамы. Вадь, я не могу его оставить одного, но и маме объяснить, что я взяла работу на дом, я тоже не могу.
– Что с ним на этот раз? – поинтересовался Гаяровский. Он уже знал, что согласится, но все же стоило для начала прояснить ситуацию.
– Туберкулез опять. Его уже двое суток знобит, прямо трясет всего, ему плохо, вставать не может…
– Привезла когда? – спросил Вадим Алексеевич.
– Я не привозила, он двое суток назад пришел…
– «Не виноватая я, он сам пришел!» – передразнил Гаяровский. – Ладно, посижу. Ты во сколько обратно вернешься?
– Вечером, часов в десять. Надо же хоть как-то мебель поставить, распаковаться, сам
понимаешь. Да еще пока машина придет, пока то, пока се… Вадь, я тебя умоляю!…– Кончай волынку, скоро буду. Лекарства нужны или нет?
– Все есть, ничего не надо. Просто посидеть, может, водички дать… Он даже не просит ничего, лежит – и все. Выберется сам, я больше чем уверенна в этом, но антибиотики я решили пока что делать. Мало ли что… Я все-таки волнуюсь… Вадим, я тут еще…
– Валя, если мы станем про все твои дела разговаривать, я до завтра не доеду, – предупредил Гаяровский. – Все, пока.
– Ну чего, клиент, как жизнь? – Вадим Алексеевич сел на стул рядом с диваном, на котором лежал Пятый, потянулся, зевнул. – На что жалуешься на этот раз? Мне тут Валя доложила, что тебя два дня подряд лихорадит.
– Холодно, – Пятый подтянул повыше одеяло. – Знобит постоянно, да так, что зуб на зуб не попадает.
– Ты сам как думаешь – туберкулез, или нет?
– Не уверен, – покачал головой Пятый. – Прошлое обострение выглядело не так, я же помню… Вадим Алексеевич, а дверь точно закрыта?
– Закрыта конечно.
– А окна? – Пятый выглядел растерянным. – Может, просто дует?…
– И окна тоже. До такой степени холодно?
– Не то слово. И голова какая-то дурная. Словно туман… хочу руку поднять, а она поднимается, как в воде, медленно…
– Температуру мерили?
– Да, тридцать пять с копейками. Спать все время хочется, только нормально не получается. Постоянно от холода просыпаюсь.
– Так за чем дело стало? Пойдем греться.
– Куда? – не понял Пятый.
– В ванную. Посидишь там, я горячую открою, паром подышишь. Подняться помочь?
– Нет, спасибо, я сам. Вадим Алексеевич, там где-то были мои вещи… я только не помню, куда их Валентина Николаевна положила.
Гаяровский прошелся по комнате, заглянул в шкаф и, поколебавшись секунду, вытащил оттуда первые же попавшиеся пижамные штаны и какой-то старый свитер Валентининого мужа.
– Твои я не нашел, но, по-моему, это сойдет. Олег это, наверное, и не носит, ему женушка кое-что поновей прикупила. Давай, одевайся, и пошли.
Оделся Пятый сам, но Гаяровский видел, что ему трудно – руки и ноги действительно слушались плохо. Гаяровский заметил на правой руке Пятого множество следов от уколов и пару новых гематом, а на левой – длинную ссадину. Такая же ссадина красовалась на плече. Когда Пятый натягивал свитер, майка, которая уже была на нем, задралась, и Гаяровский на секунду увидел у него на ребрах здоровенный синяк, уже налившийся черным цветом.
– Это тебя так в «девятой» приложили? – поинтересовался он.
– Нет, на этот раз – «Зарница», – пояснил Пятый.
– Чего? – не понял Гаяровский. – Какая «Зарница»?
– Это такая игра, – Пятый встал с кровати, пошатнулся, Гаяровский поддержал его и они неспешно пошли в сторону ванной. На пороге Пятый приостановился, бросил взгляд в окно и удивленно сказал:
– Снег… вот это да… а два дня назад не было…
– Только вчера лег, пора уже, – кивнул Гаяровский. – Так что такое «Зарница»?
– Юра иногда подходит и предупреждает, что мужики хотят поразмяться, – Пятый потряс головой. – Иногда даже кормят еще раз… скорее всего для того, чтобы лучше бегал. Я принимаю к сведению, инсценирую побег, но далеко не ухожу, прячусь, вожу их… Всем очень весело.