Из тьмы

знаю, как все устроено, если его снова поймают, какое мне дело? Ну, если прелюбодействующий фортвежец не подумал Гаривальд. Если я смогу выбраться отсюда, я знаю, как вернуться к жизни. Все, что мне нужно было бы сделать, это отделиться от него.

Думал ли бы он так до войны? Он не знал. Он надеялся, что нет. Последние четыре года прошли долгий путь к превращению его в волка. Он тоже был не единственным. Он был уверен в этом. Он протянул руку. “Да, я с тобой”.

“Хорошо”. Он уже знал, какой сильной была хватка Сеорла. По всем признакам, фортвежец был рожден волком. “Мы сможем использовать друг друга. Я знаю как, и ты можешь вести большую часть разговоров ”.

“Достаточно справедливо”, - сказал Гаривальд. И если мы выберемся, кто из нас попытается убить другого первым? Пока один из них знал о другом, они оба были уязвимы. Если он мог видеть это, Сеорл, несомненно, тоже мог это видеть. Он изучал негодяя. Сеорл улыбнулся в ответ, воплощение честной искренности. Это убедило Гаривальда в том, что он не может слишком доверять фортвежцам.

“Что вы, сукины дети, там делаете?” - крикнул охранник. “Что бы это ни было, приходите и делайте это там, где я смогу за вами присматривать”.

“Хочешь посмотреть, как я мочусь?” Сказал Сеорл, одергивая свою тунику, как будто он именно этим и занимался. В туннеле воняло мочой; он выбрал хорошее укрытие. Охранник скорчил ужасную гримасу и махнул ему и Гаривальду, чтобы они возвращались к работе.

У него есть мужество, подумал Гаривальд. Он не глуп, даже если не понимает Ункерланта. Если у него есть план, как выбраться отсюда, он может сработать.

Когда Сеорл шел обратно ко входу в туннель, он пробормотал: “Все это прелюбодейное королевство - не что иное, как лагерь для прелюбодейных пленников”. Гаривальд моргнул. Возможно, человек из бригады Плегмунда понимал Ункерланта лучше, чем тот думал.

Гаривальд начал размахивать киркой с прицелом, который он не показывал раньше. Он задавался вопросом, почему. Могла ли надежда, какой бы жалкой она ни была, сделать так много? Возможно, это могло.

С тех пор как Сабрино отказался стать королем Альгарве или части Альгарве, в санатории с ним обращались лучше. Он ожидал худшего. В конце концов, он предупреждал генерала Ватрана, что из него не получится надежной марионетки. У него не было причин думать, что ункерлантский генерал ему не верит. Возможно, Ватран проявил больше вежливости к честному и искалеченному врагу, чем он ожидал.

Мало-помалу Сабрино научился передвигаться на одной ноге. Он ковылял взад и вперед по коридорам санатория. В конце концов, ему даже удалось выйти на улицу, чтобы испытать свои костыли и уцелевшую ногу на настоящей грязи. Он продолжал испытывать боль. Отвар макового сока помог справиться с ней. Он знал, что пришел жаждать отваров, но ничего не мог с этим поделать. Если боль когда-нибудь пройдет, он подумает о том, чтобы отучить себя от них. Не сейчас. Тоже не скоро, он не думал.

“У тебя все очень хорошо”, - сказал однажды его главный целитель, когда он вернулся измотанный и вспотевший после путешествия в несколько сотен ярдов. “На самом деле, у тебя дела идут намного лучше, чем мы от тебя ожидали. Когда ты впервые попал сюда, многие люди сомневались, что ты проживешь больше нескольких дней”.

“Я был одним из них”, - ответил Сабрино. “И я бы солгал, если бы сказал, что был уверен, что ты оказал мне услугу, спасая меня”.

“Итак, что это за отношение?” Целитель заговорил укоризненным тоном.

“Мой”, - сказал ему Сабрино. “Это мой труп, или то, что от него осталось. Я тот, кому приходится в этом жить, и это не так уж и весело ”.

Целительница попыталась уговорить. “Нам было бы неприятно видеть, как все, что мы сделали, пропадает даром после того, как мы так усердно работали, чтобы поддержать тебя”.

“Ура”, - кисло сказал Сабрино. “Я не дурак и не ребенок. Я знаю, что ты сделал. Я знаю, что ты усердно работал. Чего я до сих пор не знаю, так это того, стоило ли тебе беспокоиться ”.

“Алгарве тоже изуродован”, - сказал целитель. “Нам нужны все люди, которые у нас остались, не так ли?”

На это у Сабрино не нашлось вразумительных ответов. Он сел на свою койку и уронил костыли. “Я никогда не думал, что буду надеяться на мозоли под мышками, - сказал он, - но эти проклятые штуки натирают меня до крови”. Прежде чем целитель смог заговорить, Сабрино погрозил ему пальцем. “Если ты скажешь мне, что у меня впереди остаток жизни, чтобы привыкнуть к ним, я возьму один из этих костылей и размозжу тебе им голову”.

“Я ничего не говорил”, - ответил целитель. “И если вы убьете человека за то, о чем он думает, сколько людей останется сегодня в живых?”

“Примерно столько, сколько осталось в живых сегодня, если вы думаете об альгарвейцах”, - сказал Сабрино. Он лег и почти сразу заснул. Отчасти из-за отваров - хотя иногда они также стоили ему сна - и отчасти из-за усталости, которая приходила с пребыванием на ногах, пусть и ненадолго.

Когда он проснулся, целитель парил над его кроватью. В своей длинной белой тунике он напомнил Сабрино морскую птицу. Он сказал: “У вас посетитель”.

“Что теперь?” Спросил Сабрино. “Они собираются попытаться сделать меня королем Янины? Я не мог быть хуже Тсавеллас, это точно”.

“Нет, в самом деле, ваше превосходительство”. Целительница повернулась к дверному проему и сделала приглашающий жест. “Теперь вы можете войти”.

“Спасибо”. К удивлению Сабрино, в комнату вошла его жена.

“Гисмонда!” - воскликнул он. “Во имя высших сил, что ты здесь делаешь? Я отправил сообщение, чтобы сказать тебе, чтобы ты отправилась на восток, если сможешь, и я думал, что ты это сделала. Куусаманцы и лагоанцы победили нас, но ункерлантцы...” Его жест был широким, экспансивным, альгарвейским. “Они ункерлантцы”.

“Я знаю”, - сказала Гисмонда. “К тому времени, когда я решила уехать из Трапани, было слишком поздно. Я не могла. И поэтому, ” она пожала плечами, ” я осталась”.

Целитель предупреждающе погрозил пальцем, направляясь к двери. “Я вернусь примерно через полчаса”, - сказал он. “Он не должен переутомляться. И, ” многозначительно добавил он, “ я оставляю эту дверь открытой”.

Находясь под действием отвара, Сабрино не особо заботился о том, что выходит у него изо рта. Злобно глядя на целителя, он сказал: “Ты не представляешь, каким бесстыдным я могу быть, не так ли?” Парень поспешно ушел.