Избранная демоном

Словно говорит с малыми детьми, человек добавил:

– Таким драгоценным цветком может владеть лишь благородный газдэ.

Он приподнял меня, словно я ничего не вешу, и, прижимая к груди, понес куда-то. От слабости голова безвольно моталась из стороны в сторону, а еще тошнило и несмотря на жару бил озноб.

***

Снилось, что меня бросили в раскаленной пустыне. Солнце нещадно жжет кожу, во рту пересохло. Я пытаюсь ползти в поисках хоть какой-то защиты от солнечных лучей и глотка воды, но ничего не выходит. Тело деревянное, голова кружится.

– Пить, - шепчу потрескавшимися губами.
– Пить…

Откуда ни возьмись, появилась Лана. Сестренка водит по мне ладонями, они влажные, словно она окунула их в священные воды Гонгмы. Когда она приступает к лицу, я прошу дать мне попить, но Лана почему-то не слышит меня. И тогда я плачу от бессилия.

Разбудило прикосновение чего-то влажного к губам.

– Пить, - прохрипела я, жадно слизывая капли.

– Да, красавица, просыпайся. Тебе нужно подкрепить силы, - сказал мужской голос и я узнала того, к кому обращались «газдэ».

Я с трудом разлепила веки, и, когда мою голову приподняли и поднесли к губам глиняную бутыль, принялась жадно пить. Сделав несколько глотков я так устала, что едва газдэ перестал держать меня, откинулась обратно и закрыла глаза.

– Нет, красавица, - сказали мне.
– Пока рано засыпать. Тебе надо поесть.

Желудок жалобно отозвался на слова человека.

Он снова поднял меня, на этот раз подложив какой-то тюк под спину и голову, чтобы я могла сидеть.

– Я приказал зарезать курицу специально для тебя, - сообщил человек.
– Тебе нужны силы.

Он накормил меня бульоном с ложки, и терпеливо вытер губы, как заботливая нянька.

Блаженное тепло разлилось по телу. Я огляделась и поняла, что нахожусь в одной из крытых повозок, о которых говорил этот человек, пока я не потеряла сознание. Я лежу на низком ложе, у соседней стены такое же, длинное, во всю стену. Кажется, ложе это называется топчан. Рядом стоят сундуки и ящики. Сквозь протертую ткань над головой пробиваются солнечные лучи. Воздух пыльный и знойный, но несмотря на духоту, я дрожу.

– У тебя лихорадка, - сказал мне человек.
– Но тебе уже лучше. Главное, хорошо питаться и скоро встанешь на ноги.

– Как тебя зовут?
– спросила я.

– Называй меня газдэ, Рахат, - ответил человек.
– Это означает «хозяин». И пока мы не доехали до Аоса, я твой хозяин.

Я помотала головой, отчего в ушах зашумело.

– Я - дочь тсара, Оридана Мудрого и тсари, Велеи Огненной, - сказала я.
– Мои родные ищут меня. Если поможешь добраться до Вершины Мира…

– Помолчи, - отмахнулись от меня, как от назойливой мухи.
– Тебе вредно много говорить. Слишком слаба. Но о какой Вершине Мира ты говоришь?

– О той, на которой расположены семь тсарств, семь Джаров, - ответила я.
– Меня ищут. Помоги.

– Я помогу тебе, чем смогу, розовая красавица, - ответили мне, и в голосе человека зазвучали стальные нотки.
– Если двое предложат за тебя одинаковую цену, я позабочусь, чтобы тебя купил тот газдэ, кто будет добрее. На этом все, пери.

– Но мои родные, - прошептала я.
– Они заплатят столько, что ты… ты не можешь представить.

– Могу, пери, - ответил человек.
– Так же, как могу представить, сколько времени и денег уйдет на то, добраться до этой твоей Вершины мира. Я не говорю об опасностях, подстерегающих на пути. И не факт, что тебя там ждут.

– Ты не понимаешь, - запротестовала я.
– Я принцесса.

– Будь ты хоть тсари, в рабстве все равны, - отрезал человек.
– Ты - моя собственность, не забывай свое место. Ты могла быть кем угодно в прошлом, но сейчас ты всего лишь рабыня, имущество газдэ Мулея. Я выделяю тебя из пленных и запретил своим людям трогать тебя, и даже сам поил водой и бульоном, пока ты была в бреду. Но это потому, что я получу за тебя большие деньги.

– Ты не можешь продать меня, - ошарашенно проговорила я.
– Я не рабыня. Я свободна.

– Ты была свободна до того, как попала в рабство, - терпеливо поправил меня человек, пожимая плечами.
– Больше ты ничем не отличаешься от остальных рабов.

Он поставил мне на колени грубое глиняное блюдо с зачерствевшими лепешками.

Слабыми, непослушными пальцами я принялась брать по одной, макать в остатки бульона и отправлять их в рот.

Мулей смотрел, как я ем.

– Ты идешь на поправку, - удовлетворенно сказал он.

Я доела и откинулась на тюк, который Мулей подложил мне под спину.

– Пить, - попросила я, и, когда Мулей подал кружку с водой, жадно осушила ее.

Только сейчас я опустила взгляд и поняла, что на мне грубая холщовая рубаха голубого цвета и шальвары из той же ткани.

Мулей хмыкнул, заметив мой взгляд.

– К этому я не имею никакого отношения, - сказал он.
– Да, мне, как любому уважающему себя торговцу, полагается любить деньги больше, чем женскую плоть. Но если бы пришлось самому омывать тебя и одевать, вряд ли сдержался бы.

– Неужели меня касались твои люди?
– воскликнула я, часто моргая.

Мулей запрокинул голову и расхохотался, отчего его короткая бородка затряслась. Смеялся человек долго и с удовольствием.

– Ты забавная, Рахат, - наконец, отсмеявшись, сказал он.
– Это хорошо. Газдэ любят веселых рабынь. А уж если это пери… Готов поспорить, ты не достанешься даже такому же богатому торговцу, как я. Тебя купят в гарем благородного газдэ, может, даже вельможи…

Пальцы Мулея подрагивали при этих словах, словно человек уже считал прибыль.

– Да своим недоумкам я не позволил бы даже заглянуть в эту повозку. Как оказалось, деньги они любят меньше моего… Нет, прекрасная пери, твое коралловое тело, созданное для ласк благородного газдэ омывали другие рабыни, которые едут с тобой в этой повозке. Они же поили тебя водой, ставили мокрые компрессы на лоб и докладывали о твоем состоянии.

– Долго я спала?
– спросила я, и мне показалось, что мне снилось, как что-то влажное скользит по моему пылающему телу и я прошу еще. Осознав сказанное Мулеем, я добавила: - Какие рабыни?

– Трое суток, - ответил Мулей.
– И не просто спала, пери, бредила, металась в лихорадке, звала на помощь то ли Арона, то ли Ягата… из твоего бреда было не разобрать. А ухаживали за тобой те твои сестры, что едут с тобой в одной повозке, или как вы называете друг друга.

– Где же они сейчас?
– спросила я.