Избранное в двух томах. Том 2

рассказывающих о космосе. Тон и стиль , которых они придерживались, часто —

очень часто! — бывали поначалу далеко не безошибочными.

И вот на фоне всего этою неожиданно и трогательно вспыхнула реакция

народа на смерть Королева. Достаточно было посмотреть на очередь к Дому

союзов, вглядеться в выражения лиц проходящих у гроба людей, послушать

разговоры — в знакомых домах, на ули-

308

цах, в метро, — чтобы почувствовать всю силу и драматизм этой реакции.

Да, видимо, то, что мы называем общественным мнением, гораздо мудрее, объективнее, независимее от так называемой конъюнктуры, чем представляется

порой людям, прямо по службе призванным это мнение формировать. .

Наверное, история техники со временем подвергнет беспристрастному

анализу все сделанное Королевым: его научные воззрения, принципы, технические решения. И, вероятно, найдет в его наследстве что-то такое, от чего

рассудительным наследникам разумнее было бы отказаться: неоптимальные

решения, неточно оцененные перспективы, напрасно начатые (или напрасно

закрытые) разработки. . Иначе и быть не может: говоря о наследии конструктора

и ученого, нельзя понимать это выражение чересчур формально — как некий

перечень готовых решений и технических рецептов. То, что делал Королев (и как

он это делал), было передовым, прогрессивным для своего времени. А жизнь идет

вперед. Сегодня мы знаем больше и понимаем суть явлений глубже, чем вчера, учимся, совершенствуемся, растем — а мертвые лишены возможности

участвовать в этом естественном процессе. Они не могут отказаться от какого-то

устаревшего или неудачного, не выдержавшего практической проверки решения, чтобы принять вместо него более совершенное (в сущности, в этом и состоит

диалектика деятельности конструктора, год за годом создающего все новые и

новые вещи — будь то детская игрушка или космическая ракета). Вместо

ушедших эту работу — замену старого новым — делают живые. И порой

критикуют мертвых за то, что те и сами скорее всего отменяли бы, заменили и

переделали, если бы. . Если бы оставались живыми.

И вот снова — большой зал КБ.

Идет очередное традиционное собрание, посвященное Дню космонавтики

1966 года.

На стене рядом с портретом Циолковского появился новый портрет —

Королева. Это тот самый, «красивый» портрет, над которым изрядно

потрудились ретушеры. Впрочем, здесь, в этой аудитории, совсем не

существенно, похож или не похож на себя Королев: тут каждый знает и помнит

его живого.

309 В зале и в президиуме сидят люди, без которых День космонавтики вообще

не появился бы в нашем календаре. Нет только их признанного лидера. Нет СП. .

И впервые с этой трибуны, с которой выступавшие так любили проехаться по

поводу особенностей характера Главного конструктора, впервые говорят о нем

всерьез. Никого теперь не сдерживают ни мелкие обиды, отражения текущих

столкновений с шефом, ни естественная для порядочного человека несклонность

к публичному восхвалению собственного начальника. Все говорят свободно, раскованно..

Обычно, когда умирает человек, у живых возникает ощущение, что они

продолжают идти вперед, а он — умерший — остается во времени где-то позади.

Но когда умирает такой человек, как Королев, кажется, что он ушел от нас куда-то вперед, в историю. Пройдут десятилетия, нас, живущих сегодня, давно не

будет. А он — останется. Останется в памяти человеческой, в учебниках, во

многих делах, которые произрастут из содеянного им. Останется в Будущем. .

Впоследствии мне не раз приходилось слышать воспоминания о Королеве и

читать статьи, очерки, книги о нем. К сожалению, в некоторых из них он

выступает (причем с годами все чаще и чаще) в виде этакого ангела во плоти, только что без крыльев.

Нет, он был не ангелом. Далеко не ангелом!

Он был, па мой взгляд, гораздо больше, чем ангелом: он был человеком.

Человеком со своими слабостями, сложным, трудным, колючим характером, своей негладкой, временами очень тяжело складывавшейся биографией.. И с

несгибаемой силой воли, фанатической одержимостью, редким талантом

организатора, неисчерпаемой энергией, глубокими знаниями ученого.

Со всем тем, что сделало главного конструктора — Главным Конструктором.

Личность неповторимую и — по окончательному расчету всех нравственных

дебетов и кредитов — светлую.

Я написал несколькими строками выше, что в День космонавтики 66 года

Сергея Павловича Королева не было в большом зале его КБ.

Нет, неверно это. Он там был,

И — остался.

310 Глава пятая УХОДЯТ СО СТАРТА «ВОСТОКИ»

Жара!

Изматывающая, гнетущая жара.

Под знаком этой жары проходят дни, предшествующие пуску космического

корабля «Восток-2».

Днем температура на космодроме доходит до сорока — сорока двух градусов

в тени. Опытные люди говорят: бывает здесь и жарче. Но мне вполне достаточно

и того, что есть! Пот течет по телу липкими горячими потеками. Старательно

стучит — так топает идущая в гору лошадь — сердце. Образные слова

«разжижение мозгов» кажутся абсолютно точными. С нежностью вспоминаются

(неужели они могли нам не правиться?) хозяйничавшие здесь в марте

пронзительно холодные ветры.

В школе я когда-то узнал, что такое континентальный климат. У нас в

Ленинграде это понятие воспринималось как достаточно абстрактное. Сейчас, тридцать с лишним лет спустя, я получаю возможность закрепить полученные

когда-то знания практически. Места для абстракций, будьте спокойны, не

остается.

Налетающий из степи ветер не освежает. Напротив, он обжигает. Это и