Избранное в двух томах. Том 2

стало...

Выводить самолет из штопора никто не умел... Так он и падал, вращаясь, до

самой земли.

В живых, отделавшись тяжкими травмами, оставались после этого немногие.

Они-то и рассказали, что в штопоре рули делаются совершенно неэффективными

— води ручкой управления и педалями как хочешь, все равно ни малейшего

влияния на поведение самолета это не оказывает. И привычное живое, упругое

противодействие воздушного потока на ручке пропадает — рули свободно

хлопают, будто в пустоте. А что еще есть в распоряжении летчика для

управления самолетом, кроме рулей? Ничего!

Все более укреплялось общее мнение: вывод из штопора невозможен. И

попавший в него летчик может уверенно считать себя покойником.

Штопор — это смерть!

И практика полетов, к несчастью, подтверждала это мрачное убеждение. Едва

ли не каждый раз, когда самолет попадал в штопор, дело кончалось могилой с

крестом из двух поставленных под углом друг к другу пропеллеров. Их немало, таких могил, на наших старых кладбищах.

Было сделано интересное наблюдение. Птица, если ее сбросить с самолета

или аэростата с завязанными глазами, лететь не может, падает. И не как-нибудь, а

именно штопором. Это наблюдение подтверждало общность или, по крайней

мере, сходство законов, управляющих полетом живых существ и искусственно

созданных аппаратов. Но практического значения не

424

имело. Да и сделано оно было значительно позже времени, о котором идет речь.

Перелистывая без малого 90-летнюю историю мировой авиации, мы видим

сегодня, как много барьеров — казалось бы, непреодолимых — вставало на ее

пути. Это злые разрушающие вибрации, звуковой и тепловой барьеры и многое

другое. Успешный опыт преодоления всех этих барьеров научил относиться к

ним хотя и серьезно, но, в общем, с оптимизмом. Но то сегодня. . Штопор —

первый из таких барьеров — воспринимался многими авиаторами как бедствие

непреодолимое.

Неужели действительно — непреодолимое?!

Среди тех, кому не давала покоя эта мысль, был русский военный летчик

прапорщик Константин Константинович Арцеулов.

Через сорок лет, в августе 1955 года, он писал:

«Быстрое, я бы сказал, «лихорадочное» начальное развитие авиации вызвало

большое количество аварий и катастроф, большинство которых оставалось

неисследованным и необъясненным. Иногда наблюдались случаи падения

самолетов с одновременным вращением. Летчики, оставшиеся в живых после

таких случаев, утверждали, что самолет, начав вращаться, становился

неуправляемым. В конце 1915 — начале 1916 года.. эти факты были обобщены в

особое явление, получившее название штопора. .» Многое, очень многое

прочитывается в этих внешне бесстрастных, выдержанных в стиле лаконичных

военных донесений словах!

Мог ли тогда прапорщик Арцеулов предполагать, что именно ему суждено

стать правофланговым в славном ряду победителей штопора?

Художник Иван Константинович Айвазовский во время работы никого в

свою мастерскую не пускал. То ли просто не хотел, чтобы его отвлекали, то ли

оберегал секреты своего искусства — ни у кого из маринистов не получалась на

картинах такая прозрачная, живая вода. Это признавали и поклонники его

творчества, и зрители, относившиеся к нему сдержанно, и особенно коллеги.

Художник А. А. Иванов, автор знаменитого полотна «Явление Христа народу», отмечал: «Воду здесь никто не пишет так хорошо, как Айвазовский». Посетители

музеев и выставок при первом взгляде на картины «Девятый вал», «Буря у мыса

425

Айя», «Черное море», «Чесменский бой», «Среди волн» безошибочно

определяли: это — Айвазовский.

Единственным человеком, который видел, как работает художник, был внук

— маленький Костя, сын его дочери Жанны и корабельного инженера

Константина Николаевича Арцеулова. Так что, если говорить о наследственных

способностях человека, есть все основания полагать, что и техническое и

художественное дарования были заложены в будущем летчике, конструкторе и

художнике генетически, от рождения.

«Я родился и вырос в Крыму, — писал впоследствии в автобиографии К. К.

Арцеулов. — Детство провел в доме моего деда, художника Айвазовского, до его

смерти в 1900 году».

В некоторых источниках (например, «Краткой записке о службе военного

летчика XVIII корпусного авиационного отряда прапорщика 12-го уланского

Белгородского полка Арцеулова К. К.») местом рождения Константина

Константиновича назван Петроград. Но это ошибка. По всем данным, включая

собственноручно написанную им биографию, он родился в Ялте. И на всю жизнь

сохранил привязанность к Крыму, его природе, горам, пескам, теплому морю.

Много лет спустя в беседе с космонавтом (и тоже художником) В. А.

Джанибековым К. К. Арцеулов рассказал, что в мастерской деда сам не рисовал, был только зрителем. Однако, как оказалось, зрителем весьма внимательным.

Однажды художник разговаривал с зятем, отцом Арцеулова. Айвазовский

показал только что законченную картину «Среди волн». Зять заметил, что

изображенная па заднем плане лодка нарисована неправильно, и выразил

удивление по поводу того, как «это корыто с людьми держится на поверхности».

Айвазовский — по свидетельству Константина Константиновича, человек по

характеру горячий — критику зятя решительно отверг: все, мол, написано так, как нужно. Однако, поостыв, видимо, решил все-таки мнением

профессионального корабельного инженера не пренебрегать. Во всяком случае, на следующий день юный Арцеулов обнаружил, что лодки, ставшей предметом

спора, на картине больше нет.

Правда, со временем злополучная лодка вновь проступила через верхний