Избранное в двух томах. Том 2

рассказывал впоследствии Константин Константинович, других самолетов в

аэроклубе не было. Этот был единственным.

Единственный был в аэроклубе и летчик-инструктор. И ученик тоже один.

Словом, кадрами клуб был не более богат, чем материальной частью.

И тем не менее эта работа подарила Арцеулову немало добрых

воспоминаний. Именно тогда он впервые познакомился с Михаилом

Никифоровичем Ефимовым, перед которым благоговел и которого «считал

недостигаемым — ведь французская авиация была впереди всех, а Ефимов

побеждал французских мировых рекордсменов». А однажды, рассказывает со

слов Арцеулова его дочь Ольга Константиновна, аэроклубный

442

аэродром посетил находившийся тогда в зените своей славы писатель А. И.

Куприн.

Главное же — это была первая в жизни Арцеулова «штатная» работа в

качестве летчика! Не любительство, не спорт, даже не отдельные задания, к

которым его эпизодически привлекали, пусть такие ответственные, как первые

полеты на «России-Б». Это — служба.

Но длилась она очень недолго. В сентябре того же 1912 года Арцеулова

призывают, в порядке отбытия воинской обязанности, в армию и зачисляют в

кавалерию.

Почему именно в этот род войск? Видимо, потому, что русская военная

авиация еще только-только начинала формироваться. Брали туда на летные

должности исключительно кадровых офицеров, к числу которых молодой

Арцеулов не принадлежал. Ну, а если не в авиацию, то не все ли равно — куда?

Все-таки из всех наземных родов войск того времени коннице была присуща

наибольшая скорость передвижения (кстати, когда в 30-х годах в Красной Армии

стали интенсивно развиваться танковые войска, их командный состав в

значительной мере тоже формировался из кавалеристов). . Не исключено, что так

или приблизительно так рассуждала и призывная комиссия, наверное, впервые

столкнувшаяся с новобранцем, имеющим звание пилота-авиатора. Не имел

сколько-нибудь веских оснований— да и возможности — возражать и сам

Арцеулов.

В упомянутой выше «Краткой записке о службе военного летчика XVIII корпусного авиационного отряда прапорщика 12-го уланского Белгородского

полка К. К. Арцеулова» его военная служба прослеживается с самого начала: «В

службу вступил вольноопределяющимся 1-го разряда в Крымский конный полк в

1912 г. 30 сентября».

Но тут современному читателю, видимо, потребуются некоторые

комментарии. Во-первых, как это понимать: «военного летчика» и тут же —

«уланского полка»? Кто же он в конце концов: летчик или кавалерист?

Объяснение этого противоречия состоит в том, что в царской России

официальное оформление авиации как самостоятельного вида вооруженных сил

произошло с запозданием — когда боевая авиация фактически уже существовала

и действовала. Подавляющее большинство военных летчиков пришли в нее из

других видов

443

войск — артиллерии, кавалерии, флота и продолжали поначалу носить воинские

звания, присвоенные им по прежнему месту службы. Только на погонах им

полагался знак военного летчика — черный орел. Отсюда и такие удивительные, на наш взгляд, словосочетания, как, например, «военный летчик, поручик конной

артиллерии Е. Н. Крутень» — вскоре ставший знаменитым летчиком-истребителем, или еще того эффектнее: «военный летчик, подъесаул казачьих

войск В. М. Ткачев» — один из известных летчиков и авиационных

военачальников того времени. На сохранившихся фотографиях мы так и видим

его: на аэродроме, у самолетов, но.. одетым в черкеску с газырями и пышную

казачью папаху.

Так что «военный летчик, улан» тогда ни у кого ни малейшего удивления

вызвать не мог. Бывало и не такое. .

И второе замечание. Наверное, следует объяснить значение слова

«вольноопределяющийся». Тем более, что в самом его звучании («вольно.. ») содержится что-то, вроде бы свидетельствующее о некоем независимом

положении носителей этого звания в царской армии. В действительности

вольноопределяющимися назывались рядовые, поступившие на военную службу

после получения среднего или высшего образования. Льготы, которыми они

пользовались по сравнению с другими солдатами, заключались в основном в том, что офицеры должны были обращаться к ним на «вы».

Видимо, в кавалерийском полку все-таки были умные командиры, отдававшие себе отчет в том, что к ним в часть попал не обычный новобранец, а

обладатель уникальной в то время профессии. И предоставляли ему возможность

заниматься своим делом. Косвенное тому свидетельство мы находим в том самом

рукописном листке, где Константин Константинович описал конструкции своих

планеров:

«А-4. 1913. Симферополь. Строил, отбывая военную службу в кавалерийском

полку, имея звание пилота-авиатора».

В мае 1913 года Арцеулова произвели в младшие унтер-офицеры, а в августе

того же года уволили в запас.

Таким образом, начав строить свой четвертый планер, отбывая воинскую

повинность, Арцеулов продолжал постройку и после окончания срочной службы.

444 Что ж, может спросить читатель, с момента увольнения в запас и до

мобилизации на войну в июле 1914-го (эти даты указаны в той же «Краткой

записке») Арцеулов только тем и занимался, что строил планер?

Оказывается, нет.

В это же самое время он создает иллюстрации к интересному, единственному

в своем роде изданию — «Легенды Крыма». В двух первых выпусках этого

издания рисунки принадлежат Арцеулову. С того и началась его работа

художника — книжного иллюстратора, в которой он достиг высокого мастерства

и которая стала основным делом последних десятилетий его жизни.

Третий выпуск «Легенд Крыма», над которым художник уже начал работать, в свет не вышел — помешала начавшаяся первая мировая война.