Избранное в двух томах

передавал чрезвычайную подвижность натуры с не оставляющей никаких

сомнений достоверностью) человек с двумя шпалами майора и летной птичкой в

петлице. Как следовало из подписи, изображен на этом рисунке был отличник

боевой подготовки, летчик М. В. Котельников. Я не мог, конечно, тогда знать, что впереди меня ждут многие годы доброго, знакомства с этим незаурядным

человеком, и просто заинтересовался портретом как таковым.

Вскоре Котельников перешел из строевой части на испытательную работу.

До самой войны он пролегал, испытывая серийные скоростные

бомбардировщики, на одном из старейших авиазаводов.

А как только началась война, Котельников пошел воевать. Правда, в этом он

не был одинок: добрая половина летчиков-испытателей разъехалась тогда по

фронтам. Каждому хотелось сделать все, персонально от него — летчика имярек

— зависящее, чтобы добиться победы. К тому же и испытательной работы стало

очень мало: тогда господствовала официальная доктрина, согласно которой война

должна была продлиться недолго, а раз так, то какой смысл заниматься

испытаниями новой техники, которая все равно к делу заведомо не поспеет?

Исходя из этой логики, испытательные полеты были свернуты едва ли не вдвое, и

значительная часть летчиков высвободилась. Насильно держать их в тылу

никакого смысла действительно не имело.

Закончил войну Котельников генерал-майором авиации, командиром широко

известной своими боевыми делами дивизии штурмовиков Ил-2. Он сохранил и

остроглазость и подвижность, запечатленные некогда Верейским, хотя утерял—я

бы сказал: решительно утерял! — присущую ему в то время худощавость.

Лучшего кандидата на должность организатора и первого начальника Школы

летчиков-испытателей, в котором так полно сочетался бы летно-испытательный

опыт с опытом боевым, опытом руководящей работы и, наконец, просто

житейским, человеческим опытом, — отыскать было едва ли возможно.

448 Вместе с Михаилом Васильевичем массу труда, инициативы и энергии

вложили в это новое дело его ближайшие помощники — начальник штаба

Школы Д. Т. Мазур, инструкторы-летчики Б. В. Мельников, В. Е. Бойко, П. П.

Москаленко (один из известнейших пилотов полярной авиации) и, конечно же, сами летчики-испытатели, формально не числившиеся в штатах Школы, но много

потрудившиеся при подборе и обучении первых слушателей. Правда, иначе и не

могло быть: кто лучше действующих летчиков-испытателей представляет себе, как должна выглядеть «продукция» этого уникального учебного заведения, а

значит, чему и как надо учить в нем людей.

Из таких общественников больше всех поработал в Школе летчик-испытатель Леонид Иванович Тарощин — один из первых советских

реактивщиков, летающий на многих десятках типов самолетов, дипломированный инженер, а главное, веселый, заводной человек, быстро

разбиравшийся в психологии слушателей и легко находивший ключик к каждому

из них.

Мне было поручено вести в Школе занятия по методике летных испытаний.

Поначалу это было довольно нелегко. Все тут было уникально: и состав

слушателей, и курс, который пришлось составлять для них заново, так сказать,

«на пустом месте», да и сам порядок занятий — я читал лекции в классе, а потом

садился с каждым из своих подопечных в самолет (чаще всего — двухместный

истребитель), чтобы отработать в воздухе приемы, о которых только что

рассказывал у доски. Не уверен, что все это получалось у меня вполне

безукоризненно. Что ни говори, а опыта — и инструкторского и вообще

педагогического — мне явно не хватало. Но нужных для Школы людей —

испытателей, педагогов и инструкторов одновременно — взять было негде.

Подобное сочетание мы получили лишь несколько лет спустя в лице

выпускников Школы, поработавших некоторое время после ее окончания

испытателями, а затем вернувшихся в нее же инструкторами, таких, как В. А.

Комаров, М. К. Агафонов, М. М. Котельников (сын первого начальника Школы), П. И. Нуждин, Г. С. Тегин, Л. В. Фоменко.

Но все несовершенства методики обучения, как и неопытность обучающих, с

лихвой компенсировались самими слушателями первого набора — их

целеустрем-

449

ленной работоспособностью, жадностью к знаниям, активным желанием

обязательно стать настоящими испытателями.

И это их желание, по крайней мере у подавляющего большинства

выпускников, осуществилось. По-разному сложились впоследствии их судьбы —

капризные, переменчивые, далеко не у всех долгие авиационные судьбы! Но

трудно найти среди первых выпускников Школы такого, о котором в летной

среде не заговорили бы по тому или иному поводу в ближайшие же после

выпуска годы.

Василий Архипович Комаров — я уже рассказывал о нем как об одном из

первых (если не первом) среди молодых испытателей, получивших без отрыва от

летной работы квалификацию авиационного инженера, — особенно отличился, участвуя в испытаниях тяжелых, неманевренных пассажирских самолетов на

сваливание в штопор. В это заведомо опасное, совершенно дикое для такого

корабля положение его загоняли нарочно. Загоняли, чтобы найти способы

выхода, если что-либо подобное случится самопроизвольно под действием

мощных воздушных возмущений в струйных течениях стратосферы. Путь к

безопасности лежит сквозь опасность — такова диалектика авиации.

Участие в подобных испытаниях вместе с опытными летчиками Анохиным, Ковалевым, Хаповым было для Комарова своего рода аттестатом зрелости.

А Федору Ивановичу Бурцеву — в будущем в течение ряда лет

возглавлявшему Школу — довелось показать, на что он способен, в других