Избранное
Шрифт:
* * *
Мой светлый дух — предвечный трон, а сам я — небосклон, Весь мир моим огнем спален, а сам я — жар пламен... Мне в этом мире, как ни бьюсь, приюта не найти, Я смерчем без любимой вьюсь — пришлец иных сторон. Мечту о счастии тая, был роком я гоним, В злосчастии рожден был я: удел мой — плач и стон. Поверь мне: кто любви не знал, в том веры тоже нет, Но я склонюсь пред тем, кто пал под тяжестью бремен. Да будет внятна боль моя лишь претерпевшим боль, А для невежд — загадка я, след Ноевых времен... Знай: у людей понятья нет, откуда я пришел, А спросят, кто я, — вот ответ: нет у меня имен. Не ангел-небожитель, сам а — человечий сын, Сын Намангана я, и там на свет произведен. Сегодня,
* * *
Кипарис ты мой цветущий, о моя отрада, где ты? Розоустый светоч кущей, украшенье сада, где ты? Сколько дней уж я, несчастный, сердцем о тебе тоскую, Прелесть речи сладкогласной, уст моих услада, где ты? Сколько дней в тоске безгранной, разлученный, я рыдаю, — О покой души желанный, сердце жжет досада: где ты? Нет тебя — и сердце хворо, и больному телу плохо, — О любви моей опора, дух мой, светоч взгляда, где ты? Истекли слезами очи, я томлюсь в пустыне горя, Стоны мучат все жесточе, горе — горше яда, — где ты? Ты, Машраб, сгорел от муки, жаждешь ты живящей влаги, — О краса, с тобой в разлуке что еще мне надо, — где ты? * * *
Ужели ты убить меня, ужели меня сжечь захочешь, Ужели, муками казня, меня в беду вовлечь захочешь? Ужели очи-палачи меня ресницами изрежут? Ужель взметнешь слова-бичи — исторгнуть злую речь захочешь? Ужели на землю с небес меня низринешь, опозорив, Ужель, как птицу, под зарез отдашь меня — иссечь захочешь? Ужели соколом взлетишь и птицу сердца растерзаешь И, дробным боем руша тишь, меня в силки завлечь захочешь? Я сам умру, — о, пожалей, не нужен жертве страсти саван, — Ужели кровью ты моей окрасить острый меч захочешь? Я, как Мансур, — у той черты, где пьют вино заветной клятвы, — Ужели к виселице ты меня с позором влечь захочешь? А если я мою любовь предам и о другой помыслю, Ужель на части, в клочья, в кровь ты плоть мою рассечь захочешь? О, милосердье мне яви, взгляни, как я смятен любовью, — Ужель ты тех, в ком нет любви, огнем своим возжечь захочешь? Вот что на голову твою низверглось — сколько бед и бедствий, — Машраб, ужель ты и в раю любовь свою сберечь захочешь! * * *
Где есть всечасно гибнущий влюбленный — Умерший раз и дважды воскрешенный? Кто, как и я, томился по любимой, Весь в даль дорог очами устремленный? И кто, как я, готовый к лютой казни, Ждал смерти с головой под нож склоненной? Кто, острый нож в руках любимой видя, Готов расстаться с жизнью, присмиренный? И кто готов предать и честь и веру, Как я, молвой безбожной посрамленный? И в Судный день все толпища не я ли Сомну и размечу душой смятенной? Где есть другой, кто, день и ночь рыдая, Джейхуном слезы льет, вконец сраженный? * * *
Здесь, в чуждом граде, что ни миг — я весь горю, пылая, Стезей заблудших горемык иду, невольник зла, я. Где мать и где отец? Презрен, томлюсь я одиноко, Скитальцем сплю у чуждых стен, — где честь моя былая? О боже, чем я виноват, скиталец бесприютный? Я изнемог в плену утрат, огнем сожжен дотла я. Все сердце сжег мне злобный рок — пылают жаром клейма, — Отвергнут всеми, одинок, — вот моя доля злая. Я сердцем от мучений сник, другие — смотришь, рады, Я в муке рву свой воротник, стенанья воссылая. Вот что, Машраб, тебе к лицу — судьба рабов безгласных, Но, словно перл, хвала творцу, отчищен добела я! * * *
Я — степей любви скиталец, нет приюта мне и крова, От рожденья я — страдалец, и судьба моя сурова. Если в сердце — стон сокрытый, не сыскать уж друга сердцу: Чаше, на куски разбитой, не бывать уж целой снова. Всю монету боли страстной я тебе под ноги кинул, — Сколько от тебя, прекрасной, претерпел я в жизни злого! Мир, сей злыдень лицемерный, жизнь мою дотла разрушил, — Пусть вовеки правоверный не познает зла такого! Надо
мной враги смеются, обо мне друзья рыдают, — Мне с враждой не разминуться, от друзей не ждать мне зова. Нет числа моим утратам, верности вовек не знал я, Я от горя стал горбатым, и стезя моя тернова. Зло — ночное ли, деньское — безысходно меня мучит, Нет душе моей покоя, и беда моя бедова. Раб моих напастей грозных, сир, в пустыне я рыдаю, — От ручьев кроваво-слезных степь огнем горит багрово. Все, кто шел стезею зрелой, с этим миром связь порвали, — О Машраб, и ты так сделай, не безумствуя бредово! * * *
Тьмою кос твоих томимый, я смятен душою ныне, Не найдя пути к любимой, сломлен я судьбою ныне. Мир был весел изначально — прежде люди веселились, Жизнь моя стократ печальна, в мире все иное ныне. Если б эта чаровница на влюбленного взглянула, В рай смогла бы превратиться хижина изгоя ныне. Ты ко псам ее, бедняга, о Машраб, теперь допущен, — Боже правый, что за благо светит над тобою ныне! * * *
Ни минуты нет покоя, лишь с бедой знаком Машраб, Ты сияешь красотою — вьется мотыльком Машраб... В этот мир закрыл я двери, мир грядущий близок мне, — Что мне ангелы и пери! Стал им чужаком Машраб. Любо мне теперь иное — с бедняками я дружу, Днем и ночью пью вино я, лишь к вину влеком Машраб. Удивится беспредельно каждый видящий меня: От людей живет отдельно, от себя тайком Машраб! Словно молния сквозная, бродит по свету хмельной, О себе вестей не зная да и не о ком, Машраб! Нет, не тайною сокрытой славен я, а простотой: Весь нагой, босой, разбитый, бродит простаком Машраб. На стезе нелицемерной ты, Машраб, обрел свой путь, Истинному хмелю верный, сущ ты не в мирском, Машраб! * * *
От любви к тебе сгореть я, одержим тоской, мечтаю, И своей окрасить кровью я весь мир-мирской мечтаю. Если же хоть раз позарюсь на чужую красоту я, Выколоть себе же очи я своей рукой мечтаю. Если крови моей жаждешь ты, меча ресницы- стрелы, Мотыльком лететь на светоч я, забыв покой, мечтаю. Я в степях любви скитаюсь, дикой жаждой истомленный, — Дай вина мне, виночерпий, пить я день-деньской мечтаю. Пощади же, чаровница, и с чела сними завесу, — Изнемогший, я упиться красотой такой мечтаю. За тебя Машраб два мира позабудет, чаровница, — Пожалей же, я увидеть лик твой колдовской мечтаю. * * *
О твоей красе тоскуя, грустный, день и ночь я плачу, Одержимый, в степь безумья вдаль бредущий прочь, я плачу. Тайну, ранящую сердце, силы нет тебе поведать, — Боли ран и муки горя мне не превозмочь, — я плачу. О красавица, красою словно солнце и луна ты, А уста и речь, что сахар, — до сластей охоч, я плачу. Ты — весенний сад, раздолье кипарисам и тюльпанам, — Соловьем в саду стеная, горько во всю мочь я плачу. Я красу твою увидеть, о красавица, мечтаю, У дверей твоих, не зная, как беде помочь, я плачу. Из очей моих потоки слез кровавых горько льются, — Образ твой едва лишь вспомню — мне совсем невмочь, я плачу. * * *
В огне любви пылая, я, весь спален, рыдаю, О чаровница злая, я от пламен рыдаю. Моя мечта хмельная — хмель уст твоих багряных, А я иду, стеная, в хмельной притон, рыдая! Тьма кос твоих красивых меня томит безверьем, — В притоне нечестивых я, посрамлен, рыдаю. То соловьем зальюсь я, то горлицей томлюсь я, В глуши совою злюсь я — глотая стон, рыдаю. Меня лукавством юным ты, как Лейли, погубишь, — В степи разлук с Меджнуном я, отрешен, рыдаю. И мне ль брести скитальцем в глухие горы- долы, — Ведь я и здесь страдальцем из тех сторон рыдаю. Потопом расхлестнуться печаль мне повелела: Джейхуном слезы льются — я, сокрушен, рыдаю. Твоей красой прекрасной зажжен, весь мир пылает, — Я — мотылек несчастный, Машраб, сожжен, рыдаю.
Поделиться с друзьями: