Избранное
Шрифт:
Молюсь — коль доведется мне
Еще чуток прожить —
Чтоб мог я, старый, до конца
Буянить и блажить.
ПУСТЫННИК РИБХ О НЕДОСТАТОЧНОСТИ ХРИСТИАНСКОЙ ЛЮБВИ (Перевод А.С.)
Зачем любовь, Господню благодать,
Кощунственно на части разнимать?
Я ненавистью занят не на шутку —
Понятен мне порыв
Он выметает из души метлой
Все то, что чуждо чувству и рассудку.
О ненависть, души ревнивый свет,
Ты — людям и событьям мой ответ.
Оставив слабым ложь и опасенья,
Я прозреваю, чем душа жила
И что она в грядущем бы нашла,
Не зная тленья и восстав от тленья.
Освободясь, я втаптываю в прах
Все, что о Боге люди мнят в веках;
В душе их мысли вызывают злобу.
Душа — невеста, ей ли не позор
Мишурных мыслей нищенский убор!
Кто ненавидит Бога — ближе к Богу.
С ударом полночи душа стряхнет
Покров телесно-умственных забот.
Что взять ей, кроме Божьего даянья?
Что, кроме дел Господних, увидать?
Что знать, пока Он не велел ей знать?
Чем жить, пока в ней нет Его дыханья?
ЛЯПИС-ЛАЗУРЬ
Гарри Клифтону
Я слышал, нервные дамы злятся,
Что, мол, поэты — странный народ:
Непонятно, с чего они веселятся,
Когда всем понятно, в какой мы год
Живем и чем в атмосфере пахнет;
От бомбардировок смех не спасет;
Дождутся они — налетит, бабахнет
И все на кирпичики разнесет.
Каждый играет свою трагедию:
Вот Гамлет с книгой, с посохом Лир,
Это — Офелия, а это Корделия,
И пусть к развязке движется мир
И звездный занавес готов опуститься —
Но если их роль важна и видна,
Они не станут хныкать и суетиться,
Но доиграют достойно финал.
Гамлет и Лир — веселые люди,
Потому что смех сильнее, чем страх;
Они знают, что хуже уже не будет,
Пусть гаснет свет, и гроза впотьмах
Полыхает, и буря с безумным воем
Налетает, чтоб сокрушить помост, —
Переиродить Ирода не дано им,
Ибо это — трагедия в полный рост.
Приплыли морем, пришли пешком,
На верблюдах приехали и на ослах
Древние цивилизации, огнем и мечом
Истребленные, обращенные в прах,
Из статуй, что Каллимах воздвиг,
До нас не дошло ни одной, а грек
Смотрел на мраморные складки туник
И чувствовал ветер морской и бег.
Его светильника бронзовый ствол,
И года не простояв, был разбит.
Все гибнет — творенье и мастерство,
Но мастер весел, пока творит.
Гляжу на резную ляпис-лазурь:
Два старца к вершине на полпути;
Слуга карабкается внизу,
Над ними — тощая цапля летит.
Слуга несет флягу с вином
И лютню китайскую на ремне.
Каждое на камне пятно,
Каждая трещина на крутизне
Мне кажутся пропастью или лавиной
Готовой со скал обрушить снег, —
Хотя обязательно веточка сливы
Украшает домик, где ждет их ночлег.
Они взбираются все выше и выше,
И вот наконец осилен путь
И можно с вершины горы, как с крыши,
Всю сцену трагическую оглянуть.
Чуткие пальцы трогают струны,
Печальных требует слух утех.
Но в сетке морщин глаза их юны,
В зрачках их древних мерцает смех.
ТРИ КУСТА
(Эпизод из «Historia met Temporis» аббата Мишеля де Бурдей)
Сказала госпожа певцу:
«Для нас — один исход,
Любовь, когда ей пищи нет,
Зачахнет и умрет.
Коль вы разлюбите меня,
Кто песню мне споет?
Ангел милый, ангел милый!
Не зажигайте в спальне свет, —
Сказала госпожа, —
Чтоб ровно в полночь я могла
Приникнуть к вам, дрожа.
Пусть будет мрак, ведь для меня
Позор острей ножа».
Ангел милый, ангел милый!