Избранные проекты мира: строительство руин. Руководство для чайников. Книга 2
Шрифт:
– …Нашло свое отражение в вазописи последующего времени, оказав влияние на тематику фресок, амфор и кратеров таких мастеров, как…
Голос экскурсовода отдавался эхом и подчеркивал дистанцию, что отделяла то, что было, от того, что могло быть. Обломки исполинских тяжелых колонн безмолвно нависали сверху, упираясь в пустое небо, экскурсия неторопливо осваивала территорию, все слушали и смотрели, кто-то шептался. На мой взгляд, место выглядело чересчур зловещим. Только боги могли играть этими камнями тысячелетий, чтобы, вдруг отвлеченные беспечными думами, бросить все и занять себя другим.
– …Но реальный герой лишь ценой известных усилий уживается с действительностью – здесь смысл трагедии, здесь благодарная почва для иносказаний. Так тема культурного героя не ограничивает себя одним рельефом – она идет дальше, шире, вновь и вновь
Голос Ноздри, друга народа, прервался, приглашая экскурсию посмотреть направо. Все послушно посмотрели направо. Шедшие за ним по пятам кормчие и всадники, склонив один к другому головы, вполголоса делились соображениями. Мне невольно тоже захотелось увидеть, куда все смотрят. Дослушать, чем там закончилась история росписи ваз, стоило: дальше по коридору, образованному обломками колонн, над концами которых вместо крыши висело летнее небо и пара тучек, стояло небольшое скромное изваяние меня самого. Я долго думал, чем я снова был недоволен. Бюст вышел каким-то странным, жестким и с неестественно правильными чертами профиля не то законченного уголовника, не то хищника, но это было мое собственное мнение – все остальные не видели в нем ничего особенного. Я бы точно выражению придал более философское содержание. Поэтому мы с моим критиком, сидевшим глубоко во мне, молчали тоже. Хотя, видят боги, это не было простым испытанием. Статуя в полный рост была тоже – дальше по коридору.
Я оставил обзор достопримечательностей и нашел знакомую тропинку, чтобы подняться по ней повыше. Там с обрыва, укрытого лесом и тишиной, вид был лучше. Мне нравилось сидеть здесь, просто смотреть, как усталое солнце заливает последним светом древние обломки и скелеты эпох и как уходит в ночь, оставляя после себя море звезд. В хорошую погоду я даже здесь загорал.
Но позагорать сегодня не получилось. Прямо по курсу за кустами было какое-то движение и возня, там пыхтели, словно в поединке патернариев, только это были не патернарии. Скавр, ужас-урод ночных кошмаров маленьких детей, крепко держа девицу в разорванной одежде, норовил ее согнуть и уложить на траву, девица отбивалась, лицо ее скрывал капюшон, из разорванной ткани вывалилась юная спелая грудь – увидев меня, девица забилась с новой силой. Скавр теперь выглядел озадаченным. Одной рукой он зажимал ей рот, другой зачем-то придерживал на девице одежду. Я больше не улыбался, предвкушая небольшой отдых на лоне природы в полной тишине и покое.
Я подождал, попутно высматривая для себя в траве сук потяжелее, потом мрачно просил:
– Девушка, сами справитесь, или вам помочь?
Вывернувшись, девица укусила скавра за палец, скавр разжал объятья, с изумлением разглядывая перед собой след укуса, потом одним хорошим рывком дикого хищника исчез в зарослях. Какое-то время был слышен дробный топот его козлоногих ступней, потом все стихло.
– Мой спаситель, да будут боги такими же мужественными… Старый похабный скот! – заорала девица вдруг куда-то в лес. – Чтоб твой нечистый отсох вместе с тобой и твоими помыслами!
Она радостно улыбалась, отряхиваясь и переводя дыхание. Приближаясь, девица откинула с лица капюшон, и я моментально пожалел, что не досмотрел сюжет со скавром до конца.
– Спаситель мой, – произнесла Элия, дочка Эхнатона. Большие бестыжие глаза ее были полны страдания и любви.
Она подбиралась ко мне, как пантера к любимому мячику.
Я невольно сделал шаг назад. Потом я взял себя в руки и решительно поднял перед собой ладонь.
– Стой, женщина, – произнес я повелевающим тоном. – Стой, где стоишь, ибо, клянусь богами, ты забываешь, с кем говоришь. Дистанцию между мной и смертными никто еще не отменял.
Девчонка растерянно остановилась. Было видно, что как быть дальше она еще не придумала.
Я покачал головой.
– Ты иногда думаешь головой, что делаешь? Он ведь и в самом деле мог тебя оседлать, придурочку, он ведь тоже не из железа. Или ты до этого места еще не додумала?
Элия смотрела на меня с сомнением.
– Может, ты импотент? – спросила она.
Я с кислым выражением вздохнул.
– Ах, если бы все было так просто.
– Я папе все расскажу, – пообещала она.
Я снова вздохнул, выбирая из завалов мыслей у себя в голове одну попроще.
Все они были такими же похабными, как сбежавший скавр.– Давай договоримся так, – сказал я, поправляя на ней разорванную тунику и убирая из волос опилки. – Ты не будешь доставать папу, а я за это приглашу тебя на романтическое свидание – самое настоящее. Без свечей, но при звездах. Я даже стихи тебе почитаю. Я никому их не читал, но для тебя сделаю исключение. Только пусть это останется нашим маленьким секретом.
Элия капризно надула губки.
Я наклонился, беря ее подбородок двумя пальцами и показывая взглядом, что все очень серьезно.
– Юная леди, – сказал я строго. – Это не подлежит обсуждению.
Декреталиум 5. О приятной обязанности быть живым
Лохланны поймали меня в коридоре Жертвенных Камней, когда я спускался по ступеням, прочищая горло. Я никак не мог подобрать нужную тональность голосовых связок, чтобы звучать внушительно.
– Я на совещании, – сказал я недовольно. – В чем дело?
Противостояние Мегалита обозленным конунгам варваров имело по крайней мере ту полезную особенность, что в ожидании его результатов бандиты помельче сидели тихо. Или, правильнее сказать, со скромным достоинством. Даже пираты Большого Шельфа на какое-то время свернули дела, устроив себе что-то вроде каникул, и, что уж совсем на них непохоже, пробовали терпеливо удить рыбку в темных водах дипломатических посольств, безуспешно пытаясь выяснить, кому нужно заплатить теперь, чтобы вести свой бизнес дальше.
Зримо нависшая в создавшихся условиях перспектива платить сразу в две руки, причем под до сих пор неясные толком гарантии, улыбалась им настолько мало, что они под давлением обстоятельств вынуждены были осваивать дипломатические лобби, в которых неуютно чувствовали себя даже пираньи политических скандалов. Ситуация выглядела милой, пока в тех же самых коридорах они, что называется, в лоб не столкнулись с подданными берегового ведомства, находящегося под прямым протекторатом Девятого легиона, гонявшегося за ними по всей географической карте. Впрочем, пока они в лучшей своей части скромно переминались, держась на некотором удалении от перспектив и аплодисментов, всем было не до них. С теплым чувством пожимая крепкие тяжелые ладони этим грубым представителям опасной профессии, я удивлялся, что таким весьма щепетильным во всем, что касалось чужих кошельков, людям, не приходило в голову не платить никому вообще, а просто заниматься каждый своим делом. Если это не деловая добросовестность, то тогда что это.
Была хорошая новость и плохая. Хорошая новость состояла в том, что пять авгуров, накануне коварно похищенных злокозненными ведьмами, были благополучно возвращены к родным пенатам на условиях обмена. «Это всего лишь деньги», – надменно ответил я, когда Конгресс начал задавать вопросы. Ведьмы, действительно, хотели от жизни много. Между тем ни о каких военных операциях ни на суше, ни на море не могло идти речи. Авгуры были нужны. Без их активного содействия боги растеряют остатки мужества и история будет беспомощно топтаться на месте. Теперь весь персонал занимал свои рабочие места, и нация могла встретить невзгоды, ждущие ее, уверенно глядя вперед. Здесь же выяснилась интересная подробность. Оказывается, по долгу службы в мои обязанности также входили обязанности триумвира. Бегло просматривая руководство к действию, я только качал головой. Оказывается, такой конвент вообще не был связан никаким формальным уложением обычного судопроизводства и никому ничего не был должен: решения принимались, «опираясь на естественное чувство добра и справедливости». «Этот Эксперт – сущий кусэномо, – кипятился Ноздря. – Их преосвященство только на днях удивлялись, как до сих пор он сумел остаться в живых и куда смотрит судебное производство…» Я плохо представлял себя в роли председателя судебной комиссии, но мое мнение не спрашивали. Присутствуя на торжественном мероприятии по случаю воссоединения авгуров с родными и близкими, я пожимал руки и думал, что теперь с чистой совестью могу отдать тунеядцев на съедение Конгрессу. Было произнесено много теплых, ободряющих слов с уверениями, что щедрые жертвоприношения произведены и будущее впереди дальше может быть только светлым. «Неужели вы верите в весь этот вздор с предсказаниями?» – спросил меня Энимий. «Неважно, во что я верю, – ответил я. – Важно, во что верят противники».