Изменяя прошлое
Шрифт:
— Почему? — задал логичный вопрос Николай.
— Как бы вам это…, — пощелкал пальцами Рябинин. — Как мне объяснили, наши миры хоть и параллельные, но некоторым образом все же взаимосвязаны или взаимозависимы, не знаю, как правильно. Я плохо понимаю почему, но наши ученые предсказали, что если вы здесь останетесь, то дело у вас дойдет до термоядерного конфликта, что поставит не только ваш мир на грань уничтожения, но и в какой-то степени негативно скажется на нашем мире тоже. Но все же для нас это почти не опасно, хотя и неприятно, а вот у вас здесь будет настоящий ад. По сути, я предлагаю вам спасти ваш мир.
—
— Верно, но критическая опасность существует именно сейчас, а потом с каждым годом ее уровень понижается. Если получится хотя бы на десять лет отсрочить ваше изобретение, то она почти совсем исчезает и останется существовать лишь на уровне…, ну, скажем, вероятности ядерной войны между глобальными мировыми игроками. То есть, когда возможность теоретически существует, но на практике никто не хочет такого развития событий.
Они замолчали и так сидели какое-то время, думая каждый о своем.
— А что будет с сознанием того Суркова? — наконец прервал это затянувшееся молчание Николай.
— Оно заменится вашим, но он даже не почувствует, ведь он — это вы и вы — это он. И его жизнь до его гибели идентична вашей, никто ничего не заметит. Продолжите жить, но уже со всеми своими теперешними знаниями в голове. При этом наша страна получит стратегическое преимущество перед Штатами, что для государства очень важно. А всё получится, так вообще ничего их гений там не изобретет, а погибнет, как погиб у вас здесь.
Сказав последние слова, Рябинин поморщился, и Николай это подметил. Видимо, подумал он, сболтнул мент то, чего не должен был говорить.
— Вы из будущего, — Николай не спрашивал, а констатировал.
— Наш мир чуть-чуть впереди, на пятнадцать лет. Примерно.
— И я попаду в прошлое вашего мира, чтобы изменить расклад в пользу нашей страны? Именно это вам надо, правда?
Полковник ничего не ответил, лишь улыбнулся и развел руками.
— Пожалуй, мне стоит все очень хорошо обдумать, — физик вновь откинулся на спинку кресла.
— Думайте, — пожал плечами Рябинин и взглянул на часы, висевшие на стене, — у вас есть еще час. К сожалению, если мы сейчас не договоримся, я смогу повторить свой нырок сюда только через одиннадцать лет. Ну, или кто-то другой, вот только будете ли вы еще живы?
— У меня есть друзья, — медленно проговорил Сурков, — если, конечно, их можно так назвать. Семейники, если вы понимаете, о чем я.
— Пастор и Нечаев? — понимающе улыбнулся мент.
Не видя смысла отвечать, раз уж тот и сам все знает, он просто кивнул.
— Если они вам так дороги, можем перенести и их матрицы в их молодые тела у нас. Глядишь, зная будущее, нормальными людьми станут. Это не проблема, тем более все равно надо как-то решать вопрос с нахождением у них действующей машины времени. А так будет даже лучше. Думайте, Николай Александрович.
И Сурков действительно крепко задумался.
***
А я все никак не мог решиться на тот шаг, который мог бы, как мне казалось, кардинально изменить мою жизнь. К сожалению, почти уже прошедшую жизнь, поскольку для меня нынешнего изменится именно прошлое, а по сути — лишь воспоминания о нем. Конечно, изменится и настоящее, но, сколько там его осталось?
Последнее
время мы с Нечаем не вылезали каждый из своего прошлого, даже как-то раз, встретились на воле и славно покутили, чего в первом варианте не было. Но сколько бы я ни мотался туда-сюда, все равно по возвращении у меня оставались лишь воспоминания о том, что было когда-то давно. Воспоминание — вещь хорошая, но грустная, поскольку ты понимаешь, что все это давно в прошлом и уже никогда не повторится. Это как рассматривать альбом со старыми фотографиями или пересматривать старые видео. Да, там ты веселый, молодой и даже счастливый, но все это там. И пусть я могу на несколько часов вернуться назад и вновь пережить прошедшее, возвращаясь, я вижу себя все тем же почти уже стариком с кучей болезней и проблем.Я даже скажу больше, находясь в прошлом, я никогда не забываю о том, что на самом деле я уже давно не тот, и каждая очередная вылазка радует меня все меньше. Новизна ощущений уходит, последнее время я даже стал чудить, чтобы хоть как-то разнообразить свои путешествия.
И вдруг оказалось, что вообще-то, у меня не так много моментов в моей жизни, куда мне реально хотелось бы вернуться и вновь их пережить. По сути, все можно пересчитать по пальцам одной руки. Это так странно, раньше мне казалось, что должно быть больше. Но если разобраться, что там было, в моей жизни? Детство не берем, кому хочется вернуться в детство, в котором ты полностью зависим от всех? Я точно даже не пытался такое провернуть, еще не хватало мне пережить вновь детские радости и проблемы!
Несколько лет ранней юности, первая любовь, первая близость — это цепляет, конечно. Но это же очень мало. А потом, в перерывах между отсидками были в основном лишь пьянки, гулянки, мордобои, похмельная муть и очередная делюга ради денег на эти же пьянки и гулянки. Это если повезло, и тебя не поймали. И я вдруг понял, что настоящая жизнь у меня здесь, на зоне, а на волю я мотаюсь только в увольнения или отпуска — иногда длительные, иногда не очень. И в этих отпусках не было для меня особой радости, ничего особо хорошего, прям, точно как в старой комедии: украл, выпил, в тюрьму — романтика, мля! И сколько бы я ни возвращался в редкие счастливые моменты моей жизни, это, по большому счету, совершенно ничего не меняет.
Вот и сегодня мы с Нечаем сидим, пьем чайковского, а Нечай меня вдруг спрашивает:
— А ты чего это уже давненько, кажется, в прошлое не прыгал?
— А ты чего? — спрашиваю в ответ.
Тот пожимает плечами:
— Да чё-та как-то не особо тянет. Чего я там не видел?
И мы оба заржали. А ведь, действительно, все интересное в своем прошлом мы уже пережили раз по десять. И, учитывая, что все, даже самое лучшее, но повторенное многократно, рано или поздно приедается, надоело это и нам.
— Знаешь, Андрюха, а ведь я даже как-то стал себя побаиваться.
— В смысле? — поднял брови Нечай.
— Да, понимаешь, мне все время сейчас хочется что-нибудь учудить там, в прошлом, такое, чтобы все на уши встали. Останавливает только понимание того, что все это скажется и на настоящем. Пока останавливает. Но однажды, боюсь, мне станет и на это наплевать, пусть даже оно приведет меня в камеру смертников еще в СССР, или на пожизненное в новой России.
— Или даже меня там, в прошлом, убьют, — спокойно добавил Нечай.