Изнанка желаний

Однажды я зазевалась. Схватила буйную ветку, которая норовила залезть в волосы, и несколько секунд простояла, выбирая маршрут. Ладонь обожгло кислотной болью. Тихо зашипев, я отдёрнула руку и увидела, как впитываются в нутро растения выступившие капли ихора.

Наука стоила мне трёх ожогов, которые полностью слизнули кожу. Зрелище не для слабонервных; но я уже привыкла к тому, что быт девочек-волшебниц включал в себя и страдания, и тошнотворно-натуралистичное отражение этих страданий на теле.

Вскоре ожоги покрылись молодой кожицей и исчезли.

Я спешила, однако двигалась не напролом. Оберег Иоанна работал, однако пределов его силы я не знала. Судя по рассказу Вики, это вполне могла быть тайная разработка, личное изобретение чародея. А значит, никаких гарантий, кроме его слов, не было.

В кармане завибрировал первый будильник. Я отключила его и невольно ускорила шаг, подстёгнутая суровыми временными рамками. Близлежащие моли заволновались. Ко мне потянулись хваткие щупальца. Я резко затормозила, задержала дыхание, и они потеряли ко мне интерес.

Нет, эта хрень на шее определённо не была панацеей!

Если отвлечься от положения, в которое я себя загнала, внутренности стадиона дышали чужеродной красотой. Побеги тянулись по стенам, лианы свисали с потолка — я будто перенеслась ко входу в пещеру, затерянную в тропическом лесу.

На полу тут и там виднелись жутковатые чернильные наросты, похожие на опухоли. Их я обходила по широкой дуге. Это явно были не моли; иной вид растительности, куда более завязанный на ихоре. А от ихора правильные девочки-волшебницы держатся подальше, раз уж нет возможности уничтожить его.

Играть в санитара леса мне совсем не хотелось.

К сожалению, путь вверх, к трибунам, поставил меня на распутье меж Сциллой и Харибдой. Один проход был густо усеян чернильными псевдогрибами — взрослые особи по размерам не отличались от толстого домашнего кота. И они слабо пульсировали, распространяя вокруг себя чернильный дымок.

Альтернатива была, пожалуй, не лучше. Стволы двух моли срослись так, что образовывали тесное окружие. Как ни вертись, а без тесных обнимашек с обоими деревьями не пролезть.

Я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Поморщилась — помойная вонь усилилась, и ноздри решительно отказывались к ней привыкать. Ладно, поверим в чудодейственные способности жутковатого дедка. Если уж он нашёл способ отвадить щупальца, то и прикосновение к стволам я переживу.

Ведь так?

Быстро, пока не передумала, приникла к моли, скользнула в щель и…

В мозг ударила молния. Встревоженными голубями разлетелись мысли, чувства вспыхнули и сгорели, оставив после себя пепел отстранённости. На смену родным ощущениям пришли иные.

Чужие.

Восторг от победы. Пьяная горечь пропущенного мяча. Искра недовольства — жена злилась на мужа, который за каким-то чёртом потащил её с собой. Яркое счастье друзей, вернувшихся из армии; наконец-то увидят матч вживую.

Боль. И слепая ярость. Бездумная радость хорошей драки. Холодная сосредоточенность, с которой давался пасс. Накатывающее разочарование: осталось семь минут, а вражеская команда ведёт два мяча!

Калейдоскоп впечатлений обрушился на бедную пустую голову. Осколки судеб, впитанные моли, наполняли сознание, резали его острыми краями. Деятельная бесконечность тысяч людей раздувала разум.

Меня спасла случайность. Я успела пролезть достаточно глубоко, чтобы вывалиться на другой стороне, когда потеряла контроль над телом. Разорвав связь с моли, я отсекла поток новых ощущений и принялась заторможенно, неумело выгонять из себя чуждое присутствие. Это было непросто; не всегда получалось отделить свою личность от ярких впечатлений футбольных фанатов. Но я справилась. Продрала глаза и обнаружила, что валяюсь на лесной подстилке, которая вяло лезет мне в уши и ноздри.

Резко поднявшись, я отступила от ветви, которая ползла ко мне. Проверила телефон. Хоть по внутренним часам миновала вечность, дисплей показывал, что прошла всего-то минута. Жалкие шестьдесят секунд, забитые до отказа сотнями лет эмоций.

В затылке стреляла боль. Я ухватилась за своё самоощущение. Саша, двадцать три года. Волшебница. Иду за бледным огнецветом.

Хорошо, что эмоции десятков тысяч людей были столь беспорядочны и противоречили себе. Если бы моли впитывали более структурированные чувства, меня могло попросту стереть. Заменить на какого-нибудь пузатого любителя футбола или подтянутого хулигана, который любит квасить носы фанатам противоположной команды после матча.

Когда я выбралась на трибуны, завибрировал второй звонок. Однако я уже заметила свою цель — на поле неподалёку от места, где я стояла, по призрачно-серым стволам бегали разноцветные всполохи.

Лихо спрыгнула вниз. Резкое движение взбудоражило растения, и вокруг меня заметались щупальца. Я переждала, пока они не успокоились, и двинулась навстречу зарнице.

Футбольный газон сплошь пророс травой Изнанки. Из-под серебристого ковра не проглядывал зелёный.

Сияние становилось насыщеннее, играло отражёнными огнями на глянцевых стволах моли. Я выбралась к поляне — нет, пожалуй, к проплешине в джунглях Изнанки.

Граница меж футбольным газоном и чужеродной порослью была настолько отчётливой, что возникало чувство, будто её прочертили гигантским циркулем. Вот слабо шевелятся побеги моли, а миллиметром далее — топорщится короткая земная зелень. В центре круга, куда не заползали даже пронырливые ветви-щупальца, гордо высился гигантский цветок. Ни стебель, ни бархатистые листья не представляли собой ничего особенного; но соцветие… О, если что и заслуживало звания чародейского цветка, так это бледный огнецвет.

Огромный, с два кулака бутон с изящными, нежно-хрустальными лепестками. Они будто пропитались кровью, настолько насыщенно-алыми казались. И по кромке их бегало искристое многоцветие, рассыпало вокруг цветка радужное сияние, которое подхватывали другие растения.

От взгляда на бледный огнецвет в глаза как стекло бросили — таким ярким, таким безумно-живым в своей жгучей пылкости был бутон.

Я склонила голову. И потому, что не могла дальше пялиться на растение, и потому, что так задумывалось в ритуале, который требовалось исполнить. Несмотря на это, я почувствовала, что сияние стало ярче; сконцентрировалось на мне. Бледный огнецвет обратил на меня внимание.

По сравнению с великолепием его формы убогие, исковерканные ветви-щупальца моли выглядели мазнёй первоклассника рядом с «Сикстинской мадонной» Рафаэля. И нелепые наставления Иоанна внезапно растеряли всю нелепость.

— О тот, кто сияет в ночи, о тот, кто указывает путь и есть путь, — начала я, осторожно ступив на газон, — Ты, что впитал в себя великолепие солнца и скрытность Ложной луны, смиренно прошу тебя благоволить моей просьбе.

Жар усилился. Если уж у моли наличествовало подобие сознания, то настоящему чародейскому цветку не обладать им было бы совсем неприлично.