Камень-1. Часть 4. Чистота — залог здоровья. Зачистка, баня и прочая гигиена

Понятно, что граната не фугаска из «Василиска», но… Чёрт, чуть ведь патроны не обронил, а ведь ждал же взрыв! Правда, один, а не три.

Подумал-подумал, и переснарядился, пока можно было. Последние два патрона (ну, то есть, последние в очереди на выстрел, а не на зарядку) закинул не просто картечь, а картечь с серебром. Может, на шаманов-то она, как на оборотней, позлее действует, чем простая картечь? У него был «Таран» со средней длиной ствола, в 63 сантиметра, и складным прикладом. Но трубка магазина была как на коротком, на 5 патрон. Ну, и шестой в стволе, тоже пулевой. Итого четыре выстрела первой очереди с пулей. Однако вынутую из магазина картечь далеко он тоже не убирал. Впихнул в держатели на прикладе огневую и серебряную закрутку. В правой же руке он держал два простых картечных патрона. Если что, так докинет их в магазин. А понадобится ему зажигательная или серебряная картечь, так просто обронит из ладони обычные патроны на землю — и вся недолга!

Ещё раз тщательно огляделся, прежде чем палить. Бережёного бог бережёт, а небережёного в данном случае закапывают. Сзади, сбоку — чисто. Фабия он может прикрывать, а вот Валеру и Мамона — нет. Ага, боевые пары, как же. Как лошпеты педальные. Да и даже того же Фабия прикрывать… Нет, если на него ломанут из сараюхи, то тут я король, подумалось Рыбачку. Фланг и всё такое, и поленница надёжно меня прикрывает. Короче, место козырное. Но вот только сам их командир… Все поныкались там, где были. И вот укрытие у обер-Игорёхи так себе, честно говоря. Ни выскочить, ни сманеврировать. И, если будет активничать, то рано или поздно его прищучат. А он будет. Вообще складывалось ощущение, что Фабия не гасят наглушняк намеренно, так, огнём, точнее, льдом слегка давят. Чтобы не борзел и не высовывался. И это наводило на нехорошие мысли. Юрец очень не любил, когда с ним играли в кошки-мышки. Ну, когда он не кошка. А тут, похоже, так и было, и мышками как раз была вся их четвёрка. Хоть боги их от Тополя спасли на этот раз, этот от всей дури дал бы стране угля. Мелкого, но… Короче, много. Правда, самого Юрца супостаты, вроде, даже и не видели. Или видели, но не могли сквозь сарайное окошко попасть? Пожалуй, я буду шхериться, исходя из максимальной угрозы, решил в уме Пряхин. Это само по себе говорило о многом, ибо Рыбачок был парень бедовый и рисковый. Так что, приказал он сам себе, Фабия пасём, вокруг бдим, жопу прячем.

Нуте-с, теперь с этим шаманством злопакостным. Угловые привязки ему были не видны, только вот эти вот чёрные молнии от них. А главный якорь всей этой байды — туточки он, пожалуйте бриться! Центральная опора этой, как её там, короче, коновязи паскудной — как на ладони, практически. Вот она, всего-то в десятке метров от него. И как же её сковырнуть? Он глянул вверх, где, строго над столбиком, молнии сходились в спираль. И сразу отвёл взгляд. В глазах рябило, гадское вращение словно завораживало, и тут же начинала болеть голова. Ну, уж точно не картечью, этакую мыргалку картечь не проймёт. Да и гранатой её тоже не свалить.

Центральная опора колдунства представляла собой надёжно и, видимо, глубоко вбитое в землю обтёсанное бревно, сантиметров эдак в тридцать толщиной. Именно вбитое, верхний торец бревна был слегка растрощен и размочален. Интересно, кто и чем его с такой силой вколачивал, бабы-колотушки или молота рядом не видно… Бревно торчало из земли примерно на шестьдесят-семьдесят сантиметров. Кабы не эти скрутки-молнии в десятке метров строго над ним, так мог бы и не обратить внимания. Ну, столбик, и что? В отличие от угловых закрепок, никаких чёрных соплей из него не исторгалось. Правда, само бревно было всё испещрено грубой и какой-то даже небрежной резьбой. Но глубокой. И ещё оно было густо измазано, судя по всему, кровью.

Для порядка два раза стрельнул в сарай. Тот, кто думает, что пулька из двенадцатого калибра на двадцати метрах это несущественный пустяк — сильно ошибается. Сарайка была каркасной, обшитой внахлёст досками. И вот какая там доска — дюймовка? Сороковка? Да даже и двухдюймовую прошьёт, а Мамона зато уже не затронет, самое то, что сейчас нужно.

И только тут он сообразил, что молочный пузырь защиты после бабаханья гранат пропал, а из сарая доносятся выстрелы, и, стало быть, летят пули, а не ледяные молнии. Ай да Мамон, ай, молодца! Похоже, теперь у нас ствол на ствол, что радует, хотя… Вот же она, центральная точка колдовства. Как крутились над ней сумасшедшим калейдоскопом эти чёрные моргалки, так и вертятся. Моргалки-моргалы… «Ах, эти чёрные глаза»… И, стало быть, как были они отрезаны от своих, так и остаются. Но, однако, похоже, что шамана теперь хватает только на то, чтобы держать это своё главное колдовство. Значит, что? Значит, не спуская глаз с сарая, давя харазцев огнём и не давая им оттуда выбраться, надо как-то разобраться со столбом. И делать это придётся Рыбачку, больше-то некому.

Огляделся и зацепился взглядом за колоду для колки дров. К ней был прислонён колун, но это было типичное не то. А вот топор, воткнутый небрежно в саму колоду, очень даже заинтересовал. Широким лезвием и мощным обухом он напоминал «тупицу», мясницкий топор, который на самом-то деле очень даже острый. Но, в отличие от мясницкого, был на длинной и почти прямой рукоятке. Зато, как и мясницкий, кажется, тоже острый. А вот если им стесать резьбу эту?

Диспозиция была такая. От дровяника до вражъей сарайки было где-то пятнадцать-семнадцать метров. Из самих ворот сарая лично его, Юрца, не было видно никак, впрочем, как и ворота не были видны ему самому. Забитый до верху берёзовым швырком дровяник был уже сарая, и лишь поленница, не поместившаяся в нём полностью, выступала почти вровень, в одну линию со стеной сарайки. Так что в его нынешнем укрытии из вражьей крепости он мог наблюдаться только в окошко. Оно было практически слуховое — маленькое и высоко расположенное, да ещё и зарешёченное. Ни тебе стрелять из него с чувством, толком, расстановкой, ни выбраться. Зато колода и сам столб… Нет, колода едва выдавалась вглубь двора от линии сарай-дровяник, метра на два, не больше, зато от неё бдить за окошком не выйдет, а вот его персональные и нежно любимые ноги (если он будет лёжа) — как на ладони. Резной же столб был метрах в десяти от него, почти на полпути. Но не к сараю, а к Фабию, и из ворот, правда, под довольно острым углом, был вполне себе виден. И укрыться за этим столбиком от выстрела — дело немыслимое. А вот та ямка рядом с ним… Практически, колдобинка. Может, подкопать? Да нет, толку-то от этого, только своё собственное внимание размажешь. И время, выигранное на нахалке, потратишь зря… А нахалку Юра любил и уважал. Ладно, значит, в темпе польки-бабочки цепляем «тупицу», потом тише мыши ползком к столбу и пытаемся стесать резьбу. При этом бдим в сторону сарайных ворот с помпой наготове, и, чуть что шарохнется — пожалуйте бриться, бросаем топор, бабахаем из «Тарана», чтобы сбить врагу прицел, да и на удачу, авось кого зацепит, и сразу же кошачьим галопом за поленницу.

Едва он добрался до колоды, как там, где был Грач, разразилась невидимая и неясная в исполнении и действиях Юрцу канонада, причём началась она с хлёсткого голоса винтовки Фабия. Что, как — непонятки сплошные. Одно ясно, у Мамона нелады какие-то. Не размышляя, Рыбачок с ходу все переиграл, и, пригнувшись, но для скорости даже не виляя зигзагом, устремился к углу вражьего сарая. А вот дальше… Получалось либо высовываться далеко, либо стрелять ему с левой руки. Пряхин плюнул на безопасность и высунулся далеко, надёжность попаданий сейчас всяко важнее.

Вовремя, как оказалось. Из ворот вприсядку выскочил засадный полк харазцев в количестве одного косоглазого, и устремился в противоположную от Юрца сторону. К другому углу, за которым как раз, видимо, был не ожидающий удара в спину и занятый своим бабахингом Мамон. Вот интересно, и откуда тогда нарисовался тот, в кого он этот бабахинг ведёт? Вражина же скакал себе, как бесмертный, не прячась и не боясь ничего, даже не пригибаясь.

Впрочем, у такой лихости харазца были определённые основания. Со стороны Фабия, сиренево искря при попаданиях последнего, его прикрывал чуть выпуклый синеватый диск магического щита. Видимо, на такое шамана пока хватало, ну, или же щит был амулетный, кто же его разберёт в такой горячке? Из чего следовало, что Юрца пока не видели, не ждали и не чаяли, потому, что с его стороны харазца не прикрывало ничего, кроме самомнения и чекменя. А вот такие кошки-мышки Рыбачок очень даже любил! Мухой вложившись в ружьё, он выстрелил последним в магазине пулевым патроном супостату в тазовую область. Попал, и тут же — ещё разок, обычной картечью, уже не сильно-то и тщась целиться, потому как его первый выстрел слился в один с выстрелом харазца. Тот, сцука такой, успел таки дорысить до угла и пальнуть в Мамона, по-прежнему невидимого Юрцу. У Пряхина заныло — как там Грачёв? И по дружбе, и из прагматичного расчёта. Потому что минус один у харазцев жизнь им украсит, а он попал, хорошо попал, и картечью тоже. Вражина словно застыл на долю секунды, а затем сложился циркулем в пояснице и со стуком рухнул, так что картечь его точно добила наглушняк. И щит погас, кстати.

А минус один у врага и минус Мамон у них жизнь им, наоборот, испортит, размен один-один в их ситуации совсем плохо. Да и он вскрылся, что тоже, практически, не есть хорошо. Даже, прямо говоря, плохо. Ладно, надеемся, что Мамонище жив, но действуем, исходя из «один-один». Пока не доказано иное. Значит, что? Значит, никто не отменял рубку столбика, хотя теперь это и будет совсем весело, пожалуйте бриться! А надо. И, практически, не рассусоливая.

Так что, кося на окошко, да не просто кося, а целя в него и в то, что может скрываться за ним, он изо всех своих щенячьих сил, но полуприсядью, устремился строго назад, к колоде. Как бы вот ещё тупицу пристроить, чтобы не мешался? Кое-как справившись и с этой задачей, и продолжая следить за оконцем, он по-рачьи пятился, по-прежнему низко пригнувшись, пока не вышел на линию «сарай-дровяник». Всё, тут или косоглазие зарабатывать, пытаясь одним ружжом и двумя глазами контролить и ворота и окошко, или рыбёшкой нестись. Как и положено Рыбачку, он выбрал рыбёшку, и порскнул к кроваво-резному пеньку. Окончательно плюнул на всякую осторожность, ну, разве что огляделся, и особенно пристально в сторону сарая. И всё же кто тот некто, в кого палил Мамон? И кто из них сейчас жив, Мамон или некто? Или оба? Или никто? Судя по тому, что Фабий, которому Мамон виден как на блюде, палить перестал, некту кирдык. Значит, что? Два-ноль? Или, упаси светлые боги, два-один?

Ладно, чего гадать. Пристроил рядом, так, чтобы легко подхватить, «Таран», попутно добив его до полного, включая и патронник. Чем добить думал быстро, но тщательно. Решил, с учётом шамана и его выученика, через одну картечь простую, огненную и серебряную. Вот не знает он, чем шаманов валить, не знает! Не было их пока на жизненном пути. Ну, война план покажет, что-то из этого да проймёт.

Рыбачок страшно не любил подобные ситуации, которые звал «годун». Всё должно быть чётко и ясно, тогда воевать проще. Жить, кстати, тоже. Риск не безбашенным должен быть, а отмеряным и взвешенным!

Потратил время, пытаясь вызвать Фабия по амулету. Без всякого толку. Подумал-подумал, и, окончательно себя демаскируя, заорал в паузе между выстрелами обер-ефрейтора, давившего теперь огнём ворота сарая:

— Фабий! Прикрой меня, я эту мандулу рубану!

Поплевал на руки, замахнулся и нанёс первый удар по столбу. И тут бабахнуло снова, словно Мамон продолжил свою гранатоманию. Гранаты, конечно, хлопают не сверхмощно. Но он так понадеялся, что это опять Грач, живой и невредимый, что у него аж уши заложило!