Камень-1. Часть 4. Чистота — залог здоровья. Зачистка, баня и прочая гигиена

Глава 4

Глава 4, в которой сплошной зоопарк, коза всё ещё идёт по кукурузе, а зайчик помирает. Да и волки тоже. Потому что «Пиф-паф, ой-ой-ой!». Серия 2

Фабий, однако, никого не проворонил. Убедившись, что оборотень не добрался до Грачёва и тот успел использовать подаренные ему мгновения на все сто, он вновь обратился к тёмному провалу ворот сарая. И вовремя! Несколько размытых голубоватых кругов, мерцающих там, ничем, кроме щитов, быть не могли. И ничего хорошего это не сулило. Выпустив ещё пять пуль в самый близкий щит (и считая про себя оставшиеся в магазине патроны), он со злобной радостью увидел, как тот, отполыхав сиреневыми вспышками, замерцал-заискрил. Но вот только на прорыв к Мамону ринулся не прикрытый этим щитом харазец, а совсем даже другой, с не траченой ещё его выстрелами защитой. Матерно рыча, Фабий перенёс огонь на новую цель. Он вопил Грачёву изо всех своих щенячьих сил: «Мамон, сзади!», и палил даже чаще, хотя это и казалось невозможным, чем за минуту до этого по оборотню, надеясь успеть расклевать защиту и достать харазца. А тот, словно Кащей бессмертный, не обращал ни малейшего внимания, ни на самого Фабия, ни на его стрельбу. Зато его дружки из сарая очень даже обратили. Шаман больше в дело не вступал, но не меньше трёх стволов гаркнуло из ворот. Фабий уже приметил, что его не убивают, а давят, и, плюнув на всё, даже не дёрнулся и не стал укрываться, а продолжал колотить по харазскому Кащею, как безумный, взяв с него же пример. В этом был свой резон. Ну нельзя так мазать с двадцати пяти метров! А вот прицел сбить — занефиг делать! Живьём взять планируют? И именно это его напугало, если обдумать слова Садикова и вспомнить подворье Барсегянов. Напугало до усрачки. Чем так, как несчастный Гагик Суренович, лучше подорвать себя, честное слово! Или словить пулю, но закрыть Мамона. Однако он так и не успел снести проклятый щит. Харазец бодро перенёс не менее шести попаданий в него, доскакал до угла и уже начал вскидывать свой винтарь на Грачёва. Игорь чуть не взвыл, продолжая орать Мамону и стрелять в эту непробиваемую паскудину.

Мамонище, наконец, услышал, и начал поворачиваться к опасности лицом, одновременно приседая-съёживаясь, но точку в этом огнестрельном мордобое поставил Юрец, допрыгавший до правого от Фабия угла сарая. Так же, как и Фабий, наплевав на безопасность, он чуть не по самые портянки вылез из-за этого самого угла и, не мешкая, начал лупить из своего «Тарана» по излишне самонадеянному степняку в неприкрытую щитом жопу. И снёс его наглушняк почти благополучно. За одним единственным исключением. Косоглазая гнида одновременно с выстрелом Рыбачка облегчила спусковой крючок, а может, дёрнула его от болевого шока. Как бы то ни было, диспозиция была такая, что Фабий, одновременно с радостным лицезрением кувырка однозначно покойного (навидался убиенных, да-с!) степняка увидел и кровавую кляксу прямо посредине лба бедолаги Мамона. И то, как Грачёв пластом рухнул почти на своего убийцу. В голове, как дурацкий нервный смешок в важном разговоре, за который потом стыдно и досадно, мелькнуло: «Пиф-паф! Ой-ёй-ёй! Умирает зайчик мой!», и даже непонятно, о ком он это подумал…

Война есть война, и «Железный Феликс» в голове, позвенькивая, мгновенно выдал калькуляцию. 2 — 1. Или 2 — 2? Оборотень-то от Валеры прямиком бежал? Херовый смех, когда во рту четыре зуба… Что, выходит, они с Юрцом вдвоём против четверых? И то, если оборотень входил в учтённые шесть.

Быстро перезарядившись, он продолжил долбить в створ ворот, искоса наблюдая за телодвижениями Рыбачка. Вспомнив о нечаянных возможных союзниках, он рыкнул через плечо, не отвлекаясь от наблюдения за воротами сарая, Садикову:

— Скоро ты там Лолку свою развяжешь?

— Сейчас, сейчас, — пропыхтел могильщик.

Фабий возблагодарил всех светлых богов, что не отвлёкся от ворот. Он пропустил и вызов переговорника. Дай светлые боги, это Валера! Но, скорее всего, всё же Юрец. И лишь краем сознания он отметил вопль Рыбачка о прикрытии (так что точно не Беловолов вызывал, а жаль)! Потому, что никем, кроме шамана, появившаяся в створе ворот сарая фигура в перьях и лентах, с воздетыми к небу руками, что-то хрипло горлом и связками воющая в то же небо, быть не могла. Ну, запас карман не трёт, подумал он, и вместо пальбы из Светки, не раздумывая, швырнул прямо к шаману под ноги одну за другой две гранаты.

Бабахнуло, и ещё раз. Но сиреневые сполохи вокруг шамана говорили, что ничего ещё не кончилось, и он вновь, почти не прерываясь, выпустил в главного злыдня с десяток патрон. И твою-то мать, кривого лысого эльфа! Уже на восьмом щит замерцал, на девятый схлопнулся, а десятая точно вошла в печень седому тощему уроду!

Считай, полдела сделано! Без колдуна против них не сила, а так, полсилы! Для уверенности ещё дважды, до дна магазина, выстрелив в картинно и классично падающего шамана (тот сматывался вокруг вертикальной оси, как нитка на шпульку), он глянул на Юрца. И охренел. Теперь он сам был Грачёвым с разряженным оружием, а беда — вот она…

Рыбачок самозабвенно рубил столб коновязи какой-то матери, и той это явно не нравилось. Спирали-зигизуги, сходящиеся над неё, задёргались, затряслись, то ускоряя, то замедляя свой танец, лишившийся согласованности. Они наползали друг на друга или, наоборот, создавали между собой корявые прогалы. Казалось, Юрец вот-вот завершит начатое Валериком великое дело. Вот-вот, ещё пару щепок зажрет от столба широкое лезвие, еще пару ударов! Да только не будет этих ударов.

За Пряхиным замерцал-задрожал воздух. Сначала казалось, что это следствие его лихой рубки, что колдовство вот-вот разрушится. Но только почти сразу из мерцания позади Юрца стала проявляться могучая фигура ещё одного полупревратившегося оборотня, уже готового к прыжку.

Фабий аж застонал — и даже ругнуться не было ни сил, ни времени. Всей шкурой ощущая, что безнадёжно опаздывает, пусть всего лишь на мгновение, на жалкие полсекунды какие-то, но опаздывает, он подбивом сменил магазин. Невольно отвёл при этом взгляд от оборотня на оружие. Вот, наконец, затвор сорвался с задержки, отправляя патрон в патронник, и обер-ефрейтор, вскидывая винтовку к плечу, вновь вцепился глазами в парочку у столба. И именно в этот момент оборотень обрушился на Рыбачка, напрочь лишая Фабия возможности выстрелить. В поднятой пыли мелькали руки, ноги, а он тщетно всё пытался поймать миг, когда противники разделятся так, чтобы можно было сделать уверенный выстрел. Ну, хотя бы почти уверенный. Но вот, кажется, удача, пусть и кривой ухмылкой, улыбнулась ему. Так показалось в первую долю мгновения, когда от особо мощного удара оборотня, почему-то не пускавшего в ход зубы, Пряхин, отлетев на пару шагов, рухнул на землю. Ловя скалящуюся морду оборотня в прицел, Фабий запоздало подумал, что он сам — лох педальный. Надо было бросить разряженную винтовку, патроны-то в магазине всё равно самые простые и против оборотня малополезные. Может, и успел бы из револьвера серебром его приласкать до нападения на Юрца, если бы не провошкался с перезарядкой. Попутно с тревогой отметил, что Рыбачок как-то очень уж не торопится шевелиться, что несколько напрягало и пугало. Ну да ладно… Думать можно, а вот стрелять — нужно. Серебро-не серебро… Обычная винтовочная пуля с двадцати метров и оборотня притормозит жестоко, доказано пять минут назад. А там уж серебром разберу на запчасти.

И вдруг какая-то чудовищная, неодолимая сила вырвала винтовку из его рук, и пуля, предназначенная лбу оборотня, обиженно унеслась куда-то вверх, не причинив, впрочем, крутящимся спиралям ни малейшего вреда. «Светка», кувыркаясь городошной битой, улетела куда-то к сараю. Сам же Фабий, вздёрнутый сзади кем-то неведомым и мощным за шкирку, нашкодившим щенком взмыл над Садиковым, Лолкой и её несостоявшейся могилой. Он попытался вывернуться из захвата, или хотя бы повернуться лицом к неведомому врагу, и выхватить револьвер из кобуры. Первое частично получилось, второе — нет. Как только рука обер-ефрейтора дернулась к оружию, лёгонькое касание в бицепс обожгло её вспышкой лютой боли, словно вместо руки оказался больной зуб с оголённым нервом, и напрочь её отсушило. Что же до поворота к супостату… Супостат сам, неспешно и плавно, развернул его к себе лицом. Фабий не поверил своим глазам. Его, дюжего и рослого, не особенно-то и напрягаясь, держал вздёрнутым вверх на вытянутой левой руке высокий, но тощенький старик-шаман, убитый им ну вот только что! Ласково улыбаясь морщинистым лицом, он смотрел на Фабия своими янтарными раскосыми глазами и укоризненно покачивал головой. Правой же своей рукой зловредный старикашка лишал его оружия. Он проделывал это неторопливо и нехотя, чисто ради порядка, как ребёнок после сытного обеда общипывает малину с куста. Вот вслед за Светкой к сараю улетел револьвер, вот второй, с серебряными пулями, перекочевал за кушак старого мерзавца. Вот кинжал покинул ножны. Дальнозорко порассматривав гномьей выделки лезвие, шаман цокнул языком и аккуратно пристроил его себе рядом с только что затрофееным стволом, за пояс. Фабий было попытался дёрнуться, но, гнусно хихикнув, старец молниеносно ткнул его длинным желтоватым ногтем большого пальца правой руки в лоб, под нос, в рабочую пока ещё руку и в рёбра.

Эти несильные тычки приключились так быстро, что показались бедолаге обер-ефрейтору нанесёнными одновременно. На этот раз он едва не потерял сознание от лютой боли, вцепившейся во всё тело сразу, и с ужасом понял, что теперь парализован весь, целиком. А шаман, не обращая более на него внимания, продолжил обыск. Фабий не понимал, зачем. В своём нынешнем состоянии он один чёрт не смог бы воспользоваться оружием. Может, собрать трофеи? Или унизить? Скорее, последнее. Фабий догадался, что старикашка каким-то образом чует металл, когда рука последнего, помедлив и словно принюхавшись, нырнула в нагрудный карман маскировочной куртки обер-ефрейтора и выудила серебряный портсигар. Вещь, между прочим, цены нешутейной. Однако, повертев и даже ловко раскрыв одной рукой портсигар, шаман, вздохнув, аккуратно его закрыл и вернул в карман, старательно потом застегнув последний. Он, всё так же ищуще поводив рукой, почувствовал и дерринджер на правой щиколотке у Игоря, и небольшой нож в ножнах на левой. Вздохнув, совершенно неожиданно для обер-ефрейтора харазец не стал их вытаскивать, а отбросил его, как мокрую тряпку, и что-то прошепелявил грозно по-харазски своим спутникам. Или, вернее сказать, подчинённым, судя по тому, как они кинулись выполнять шаманские команды. Фабий больно шмякнулся оземь телом, которым не мог управлять. Но успел оглядется в полёте.

Четверо. Их было четверо, включая самого шамана. Значит, Садиков не врал. Двоих они обнулили, в том числе одного оборотня. Ну, вот откуда знать было, что харазцы — оборотни? Как минимум, двое из них. Шаман точно нет, иначе он портсигар бы в руках не удержал. Второй оборотень между тем, оставив бесчувственного Рыбачка на попечение ученика шамана, судя по украшавшим одежду последнего ленточкам и косточкам, метнулся стрелой и пропал из поля зрения Фабия. Но уже буквально через несколько секунд снова возник перед ним, свалив перед этим за его спиной два увесистых предмета. Судя по болезненному вою, предметами этими были сутулый Садиков и, скорее всего, так и не освободившаяся из-за его верёвочного крохоборства дочь Лола. Кто-то из них вплотную привалился к Фабию, но ни отодвинуться, ни, наоборот, придвинуться, ни даже пошевелиться он не мог. Он даже сказать ничего не мог, мог только наблюдать, чем и занимался. Потому, что пока он жив — жива и надежда. Вдруг он сообразил, что, если шаман его полностью парализовал, то как он может двигать глазами? Значит, что? Значит, амулет от ментального доминирования работает и нужно сопротивляться! Слава богам, что он не додумался до мысли, что, если бы шаман его парализовал полностью, то дышать бы тоже не вышло, и он бы уже умер от удушья. Яростно двигая глазами, он пытался пошевелить чем-нибудь. Рукой, пальцем, языком! И ему показалось, что язык пошевелился. На миллиметр, на волос, но — пошевелился! Пока же он фиксировал, кто, где и как из врагов расположен.

Оборотень (он оставался в боевой форме, ни волк, ни человек) стоял прямо перед ним. Стоял не просто так, а навытяжку внимал шаману. Ученик шамана тем временем подтянул бесчувственного Рыбачка к колоде, с которой тот слямзил тупицу. Четвёртого харазца ему не было видно. Фабий люто пожалел, что ни слова не знает по-харазски. Мог бы — спросил бы Садикова. Хотя нет, не при шамане с присными же. Но, когда подумалось о вопросе сутулому, ему показалось, что язык дёрнулся чуть сильнее, и Игорь изо всех сил стал пытаться расшевелить его ещё, как можно больше. Тем временем оборотень, получив от шамана новый приказ, ринулся его выполнять. Он пробежал прямо по Фабию и Садикову с Лолкой. Было больно. Шаман же присел на корточки рядом с Фабием, постаравшимся не двигать на всякий случай глазами, и достал трубочку. Игорь так и не понял, как он её раскурил — не было ни спичек, ни зажигалки, ни кресала. Только вот раз — и трубочка задымила. Приятно запахло хорошим табаком и яблоками. Возможно, шаман, поглядев на его портсигар минуту назад, просто захотел покурить, или же он, как главный злодей в плохой фильме, должен был рассказать о своих планах и поиздеваться над ним? Кто ж его знает, этого старого харазского пердуна? Пердун же тем временем, скорчив умильную рожу добренького дедушки, правильным великореченским, но всё же по-харазски шепеляво, словно во рту у него было полно горячей каши, спросил, ткнув в сторону Фарберовича своим чубуком: