Каролина. Часть вторая

– Перегибаешь, – шепчу я.

Внутри поднимается волна гнева, и если эта сука сейчас не замолчит, то ее затопит. Понимаю, что не могу позволить себе потерять лицо на глазах у стольких людей, но и продолжать вытирать о себя ноги я тоже не позволю.

Матушка отступает на шаг и обводит внимательным и слегка высокомерным взглядом всех собравшихся.

– Будьте осторожны, Салем больше небезопасен.

Вот гадюка!

Каролины уходят так же быстро, как и вошли. Даже после того, как за последней девушкой в черном закрывается дверь, разговоры не возобновляются.

Я сажусь за столик и делаю вид, что ничего не произошло. Мне приносят еду. Сегодня день супа с гренками. Аппетита совершенно нет, но я ем, раздумывая над дальнейшими шагами. Матушка все запорола. Она специально явилась в людное место, а не пришла ко мне домой, чтобы мы могли поговорить наедине. Матушке это было не нужно.

Поздравляю тебя, Эшли, с новоприобретенным врагом.

12. Синим пламенем

Эти сучки с дарами все испортили. Уже пять дней как город гудит о том, что пансионат подозревает меня в сокрытии убийства женщины по имени Хелена. Как же тяжело негодовать на правду. Если бы Матушка знала, насколько она близка к истине, то уже бегала бы за мной по Салему с вилами наперевес.

Как повернуть эту ситуацию в свою сторону? Я без понятия. Все мысли, которые приходят в голову, кажутся такими глупыми. У меня нет умений управлять городом и успокаивать толпу.

– Об этом говорят везде и всюду, – говорит Охра, помешивая на плите кашу для Деймона. – Я сегодня ходила за покупками и не было места, где это бы не обсуждалось.

Сжимаю пальцами переносицу и откидываю назад влажные после душа волосы. Тренировка была изнурительной. Я выжала из себя все соки. Бегала, пока легкие не начали отказываться качать кислород, а ноги не одеревенели.

– Это плохо, – говорит Охра, снимая кашу с плиты.

– Знаю, – протягиваю я.

– Что будешь делать?

У меня есть единственная адекватная мысль по этому поводу.

– Пойду к ним в пансион и поговорю с Матушкой с глазу на глаз. Нужно уладить этот конфликт.

Охра поджимает губы и смотрит на меня с легко читающейся жалостью.

– Матушка достаточно сложный человек, – говорит няня. – Она добра и сострадательна, но ровно до того момента, пока человек не попадает в ее немилость. Из этой немилости невозможно выбраться.

И я, разумеется, туда попала. Кто бы сомневадся? Я вот даже не удивляюсь, что каждый день в моей жизни что-то идет не так. Как же хочется спокойствия. Я категорически не хочу ничего решать, искать выходы, подбирать слова, как общаться с Матушкой или с любыми другими людьми. Не хочу нести ответственность за других. Я и за себя-то с трудом тащу.

– Так не может больше продолжаться, – говорю я, допивая ароматный чай.

Поднимаюсь из-за стола и беру рацию. Теперь я всегда должна быть на связи с постовыми, Дейлом, Рэнди и медицинским блоком. Они меня почти не тревожат, а это единственное, что Крис просил делать, реагировать на срочные запросы населения. Жаль, что он не посоветовал, как мне обыграть грымзу Матушку и обелить свое имя.

Из-за расползающихся слухов и пересудов, которые постоянно подогревают Каролины, я стала не столь желанной особой среди местного населения. Они методично втаптывают меня в грязь.

Невольно вспоминаю записи семьи Куин и те жуткие вещи, что они делали, и искренне надеюсь, что мне не придется совершать ничего подобного. Может быть, каждый из них перед тем, как вырезать половину города, рассуждал так же? Что если им не оставили выбора? Нет. Я не могу даже думать в ту сторону. Мне с собой еще жить, а если я сделаю нечто подобное, то погублю в первую очередь себя.

– Когда собираешься с ней поговорить? – спрашивает Охра.

– Да прямо сейчас и поговорю.

Привожу себя в порядок, выхожу из дома и прямиком направляюсь в сторону пансиона. Стараюсь отогнать мысли, что они вообще могут не пустить меня внутрь и тем самым снова опозорить действующую главу города. Что я смогу сделать в этом случае? Скорее всего буду угрожать, тихо шепча мерзости в замочную скважину, чтоб меня услышали только Каролины. Немного отрепетировав угрозы, останавливаюсь на пороге пансиона, осмотревшись по сторонам, вхожу внутрь, даже не потрудившись постучать. На пути мне тут же встречается женщина в черном. Я и сама в черном, но меня раздражает, что они сделали этот цвет флагом их негодования. Ходят и машут им по всему Салему.

– Мне нужно поговорить с Матушкой, – без приветствия сообщаю я.

– Она назначала тебе встречу? – высокомерно спрашивает Каролина, которой перевалило за пятьдесят.

Она упирает руки в бока и немного выставив в сторону левую ногу, начинает методично ею постукивать. И каждый проклятый стук прилетает каплей в чашу моего терпения.

– Я сама ее назначила. Где найти Матушку? – спрашиваю я голосом, из которого безвозвратно ушли нотки доброты и понимания.

Около минуты стоим молча. Прожигаем друг друга взглядами. Не знаю, о чем думает Каролина, но я уверена в том, что не уйду отсюда без разговора с Матушкой, даже если мне придется скрутить всех Каролин в этом здании.

– Ладно, – бросает она и разворачивает свои тучные бедра на сто восемьдесят градусов.

С максимально недовольным видом она провожает меня вдаль по темному коридору. Кажется, что даже стены в пансионе не рады мне. Да я и сама бы сейчас желала находиться в любом другом месте.

Недовольная Каролина останавливается перед единственной комнатой, у которой отсутствует дверь, но зато проход перекрывают шикарные шторы. Да на это количество ткани можно было одеть половину Салема.

– Матушка, тут к вам пожаловала Эшли Куин, – громко сообщает Каролина, смотря на шторы.

– Я не назначала встречу, – раздается голос Матушки из-за тряпок.

Это уже порядком выводит из себя. Обхожу Каролину, отодвигаю тряпки и попадаю в царство кумара. В комнате Матушки горит около пары сотен свечей. Некоторые из них с ароматами. Из-за того, что весь кислород уже давно выгорел, а когда-то приятные запахи смешались и превратились в яд для носа, тут стало совершенно невозможно дышать.

Ну и вонь.

Матушка сидит на полу среди подушек, расшитых шелком и бусинами, лениво гладит черную кошку. Я даже не удивлюсь, если еще недавно она была рыжая, белая или любой другой расцветки. Они могли и кошку выкрасить в честь протеста.

– Я не назначала встречу, – повторяет царица кумара.

– Это не имеет значения. Нам нужно обсудить недопонимание.

Матушка смотрит на меня, склонив голову набок. Если бы взглядом можно было убить, она бы уже сделала это. Из-за дыма начинает щипать нос, глаза слезятся.

– Никакого недопонимания нет. Я пришла к тебе просить о помощи. Знаешь, как часто я прошу о чем-то? Практически никогда. Но мои девочки, Каролины, они важны для меня. Важнее, чем хорошие отношения с самозванкой.