Каролина
Шрифт:
– У меня было детство, – начинаю я, хотя Люк вовсе и не спрашивал. – Оливия была лучшей мамой.
Люк косится на меня.
– Она не замечала, что тебя пытали. Лучшая мать бы заметила.
Меня словно обухом по голове ударили. Былая злость выглядывает из темного уголка разума. Никто не смеет оскорблять маму. Никто не может плохо думать о ней.
– Даже не думай говорить, что она была не замечательной, – шиплю я. – Ты этого не знаешь.
Оливия не может постоять за себя, а я могу.
– Хорошо, – легко соглашается Люк и, остановившись, оборачивается. – Я не хотел задеть тебя за живое.
–
Скорость увеличивается, словно я хочу сбежать от Люка. Возможно, так оно и есть. Тело реагирует лучше разума.
На кой черт я вообще полезла к нему с вопросами? Шли же молча и все было нормально.
Тихо бурча себе под нос, продолжаю двигаться по натоптанной, но уже начинающей зарастать тропе – пользуются ею не на постоянной основе. Я возмущаюсь, перешагиваю через поваленное дерево и тут же ощущаю резкий рывок назад. Вскрикиваю, но рука Люка заглушает визг, готовый сорваться. Он утаскивает меня с тропы, и в какой-то момент я понимаю, что это не Люк. Начинаю брыкаться, меня выпускают из захвата, и я больно приземляюсь пятками на землю, отбиваю обе, но адреналин гасит боль. Меня поворачивают спиной к дереву, я открываю рот, чтобы завопить и позвать Люка, но он передо мной. Воображение слишком разыгралось.
Люк прикладывает указательный палец к губам и, смотря мне в глаза, тихо-тихо произносит:
– Ни звука.
Киваю, Люк бесшумно скидывает рюкзаки с плеч и отставляет их немного позади себя.
Замираю, а сердце не может так быстро среагировать, оно ломает ребра со скоростью света. Одним легким движением Люк достает два ножа, одно из лезвий отсвечивает с последних лучах заходящего солнца и оказывается у меня в ладони. Второе холодное оружие Люк оставляет себе и медленно выглядывает из-за укрытия.
Секунды перетекают в минуты. Мы продолжаем стоять, спрятавшись за широким стволом лиственного дерева. Я не слышу никаких подозрительных звуков, хотя вся превратилась в слух.
В какой-то момент из-за неудобства позы, меняю положение и выглядываю из-за укрытия и смотрю в том же направлении, что и Люк.
Там ничего нет.
Глазами я это вижу, но волоски на руках становятся дыбом, подсказывая – опасность рядом. Она уже вот-вот доберется до меня. Неумолимое чувство опасности, такое же, как я испытывала перед тем, как сесть в вертолет, атакует меня и пригвождает к земле.
Нельзя шевелиться.
Нельзя шуметь.
Нельзя попасться.
Спустя долгие минуты, когда последние лучи солнца скрываются из виду, до слуха долетает хруст. Он настолько неожиданной, что я резко, но беззвучно выдыхаю.
Люк еще раз показывает мне, чтобы я молчала, и жуткость ситуации усугубляется в десятки раз. Я уже совершенно ничего не вижу, только Люка и ближайшие несколько деревьев, а дальше непроглядная тьма. И в ней кто-то есть. Он смотрит на нас и думает, как же лучше поотрывать нам конечности и съесть. Встряхиваю головой, отгоняя от себя придуманные видения.
Я больше не могу находиться в неведении, меня начинает мутить от ужаса. Придвигаюсь к Люку, не отрываю ног от земли, чтобы ненароком не наступить на что-нибудь, что может издать лишний звук. Тянусь к уху Люка и практически касаясь губами, едва слышно задаю вопрос:
– Кто там?
Немного отстраняюсь и слышу то, чего меньше всего хотела
бы услышать:– Человек.
Кажется, я смотрю Люку в глаза, но это не факт, потому что я его не вижу. Ночь настолько темна, что выставив перед собой ладонь, сжимающую нож, я ее не вижу. Совсем. Нахожу руку Люка и переплетаю наши пальцы. Слегка сжимаю их, чтобы понимать, я тут не одна. Получаю ответное пожатие и на пару процентов из ста становится спокойнее.
Мы не шевелимся. Дышу ровно и прикрываю веки, чтобы сконцентрировать на слухе полностью. Очередной треск ветки звучит ближе, и я вздрагиваю. Мурашки ужаса бегут уже не по коже, и даже не по мышцам, они корябают кости. Мерзко, жутко, тошнотворно.
Хруста больше не слышно, но кажется, что до слуха доносятся мягкие звуки… поступь.
Кто-то крадется.
Я в этом уверена.
Когда пальцы Люка сжимают мои, это является подтверждением моих опасений, а не вновь разыгравшимся воображением. Люк тянет меня за руку и кладет мою ладонь на ствол дерева. Он отпускает меня. Черт возьми… Так намного хуже. Я слышу легкое копошение рядом, но не двигаюсь. Замираю и прислушиваюсь. Тишина. Но сейчас я не хочу слышать тишину. Только не ее.
Я слишком громко дышу, головой я понимаю, что это не так, но…
Рык и несвязное бормотание разносится так неожиданно, что я опускаю ствол дерева и сжимаю нож двумя потными ладонями. Рычание то становится громче, то тише, но одно я могу сказать точно – оно не стоит на месте, кружит вокруг меня. Поворачиваюсь лицом к звуку, руки держу вытянутыми перед собой, словно создание настолько тупое, что просто воткнется в него, а мы спокойно продолжим путь по темноте. Чертова хижина должна быть где-то недалеко.
В секунду меня обдает легким ветерком, я начинаю махать ножом, что-то задеваю, но не понимаю дерево это или опасность. Получаю удар под колени и падаю, нож не выпускаю.
Все в тишине.
Звуки копошения и тяжелого дыхания. И рыка.
Начинаю подниматься. По голове прилетает чем-то твердым. Тихо вскрикиваю от боли в виске. По лицу течет теплая кровь.
– Эшли.
– Тихо, – пищу я, хватаясь за голову.
– Он ликвидирован.
Адреналин не дает телу расслабиться. Ведь рядом могут быть и другие.
– Далеко до хижины? – спрашиваю я, когда Люк помогает мне подняться.
– Нет. Метров двести. Надо поторопиться.
– Тут же ничего не видно.
– Убери нож, – просит Люк, как только я прячу нож, он берет меня за руку и тащит вперед.
– Я ничего не вижу.
– Идем.
Люк идет слишком быстро с учетом видимости, я несколько раз спотыкаюсь, к счастью, не падаю.
– А рюкзаки? – вспоминаю я.
– Здесь.
Когда он все успевает? Еще несколько десятков шагов в темноте и мы останавливаемся. Я тут же напрягаюсь.
– Кто там? – спрашиваю я.
– Никого. Хижина.
Люк отпускает мою руку и через пару ударов сердца меня ослепляет слабый свет из хижины. Моментально вхожу в открытую дверь и закрываю ее за собой. Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Люком, вижу на его шее кровь.
– Боже, тебя ранили.
Опускаюсь у брошенных рюкзаков и открываю свой, ищу аптечные принадлежности.
– У нас мало времени на сон. Иди в ванную первой, потом я.
– А ранения?
– Они не серьезные, разберемся потом.