Каюр

— Держится? — Очередная снежная хижина, на моё удивление не развалилась, и мы с Ричардом стояли и не веря глядели на творение наших рук.

— Вроде да… — Как-то не уверено ответил Ричард — Получилось, что ли?

— Так. — Я тоже не мог поверить, что после стольких неудачных попыток у нас наконец-то что-то вышло — Строим вторую, рядом, это могла быть просто случайность!

Только когда и второе иглу, которую мы построили, затратив в два раза меньше времени, не развалилась под своим весом, я смог признаться самому себе, что у нас вышло!

На протяжении следующих двух недель, мы с Ричардом продолжали почти каждый день совершенствоваться в строительстве снежных домов. Проведя весь день на охоте, мы возвращались на зимовье, и не заходя в теплый дом, тренировались строить снежный лагерь. Почти неделю мы жили в разных иглу, и в конце концов поняли, какой из вариантов для нас является оптимальным. Мы настолько приловчились управляться со снежной пилой и длинными ножами, что вскоре тратили на постройку не более трех часов. Как раз столько, сколько требуется на устройство обычного лагеря. Уже никто не смеялся над нами, наоборот, план закладки складов и устройства постоянных лагерей на пути движения экспедиции, стал основным.

Эта экстремальная триеровка и ежедневные выезды на охоту на собачьих упряжках сильно закалили меня. Я уже не терялся в тумане, который периодически опускался на побережье и ледник, я научился доверять собакам и ориентироваться в снежной пустыне, где из ориентиров было только почти севшее солнце и глыбы льда.

Тем временем наш фьорд уже начал затягиваться льдом. Еще не прочным, его часто относило от берега, но с понижением температуры воздуха, лед становился всё крепче. Время новой попытки похода подходило всё ближе и ближе.

Закончил я и свою баню. Деревянный короб был установлен в отрытый в сугробе котлован и обложен снежными блоками, оставшимися от наших неудачных попыток строительства иглу. Печь, обычная буржуйка, оставленная мне Матвеем, заняла в нем своё место, трубу вывели через крышу, которую тоже покрыли снегом, на печь положили камней, отрытых на берегу, и наступило время её испытания.

Когда мы с Ричардом вошли в жарко натопленную баню, это было не забываемое чувство. Горячий, почти раскаленный пар окутывал привыкшее к морозу тело, приятно стягивая кожу.

— Отстань, я сейчас сдохну! — Ричард кричит от ужаса, а я продолжаю удерживать его на самодельной лавке, которую мы используем вместо полок. У меня в руках охапка сена, которая заменяет мне веник. Этим веником я не жалея охаживаю Ричарда по спине, ягодицам, ногам, и вообще, бью куда придется, ведь клиент не лежит спокойно. Он уже весь красный, с него градом льется пот.

— Всё, хватит с тебя, пожалуй, пошли — Тот, кто парит, обычно выдыхается первым, и я тоже уже на пределе.

— Надо одеться… — Бессильно шепчет лыжник.

— Так пошли, голыми, и не спорь!

Я почти силком выволакиваю Ричарда на улицу и толкаю его в сугроб. Над зимовьем раздается новый вопль отчаяния…

Мы сидим за общим столом зимовья, распаренные и расслабленные. В руках у нас по кружке исходящего паром чая. Двигаться и даже думать не хочется. Я впервые с момента моего попадания в эту историю почти счастлив, и самое главное чист до скрипа кожи. Ричард прибывает в нирване, он почти засыпает над своей кружкой, беспрерывно клюя носом. Все остальные полярники смотрят на нас с нескрываемой завистью.

— Что ты с ним сделал? — Спрашивает меня Чарли, кивая головой на Ричарда — Такое впечатление, что он в раю побывал.

— Почти в раю братец, почти в раю! — Прошептал Ричард — Это не передать словами!

— Черт! — Итан стукнул кулаком по столу — Я теперь тоже в эту вашу баню хочу!

— И я! — Один за другим все полярники кроме Томаса, который сидит с хмурым видом, выражают желание испытать новые ощущения.

— Ладно — Я тяжело вздыхаю, и отодвигаю от себя кружку — Надо только ещё дров подкинуть, и я готов пострадать ради вас и потратиться. Но это в последний раз, дальше сами! И дрова будете искать сами, и баню топить, и парится! Идем по трое, больше туда не поместится.

В общем к концу дня, когда баню посетили все желающие, я полностью истратил весь свой невеликий запас топлива, и едва не угорел от жара и пара. Быть банщиком и парить других, это трудная работа, но я не жалел о том, что сделал. Баня понравилась всем без исключения, и самое главное, мой авторитет поднялся ещё выше, почти на недосягаемую высоту. Теперь сидя за столом в зимовье, я был всегда в центре внимания. Ко мне обращались за советами, мои просьбы воспринимались как приказ, а бедного Томаса все напрочь игнорировали. Даже со своими болячками и жалобами на здоровье, полярники шли ко мне, видимо забыв, что я вовсе не доктор, а всего лишь ветеринар.

Вот и сейчас, ко мне обратился Джо, который чествовал недомогание, похожее на пищевое отравление.

— Признавайся, что сожрал? — Спросил я плотника, осмотрев его. — Или руки перед едой не мыл?

— Да ничего такого мистер Волков — Отрицательно покачал головой Джо — Всё как обычно, а руки я мою всё время, как вы и велели. Разве что…

— Что? — Подбодрил я плотника.

— Я случайно перепутал стаканы, и выпил лекарства, которое для мистера Соверса готовит мистер О’Нил. Тогда оно и понятно, мне говорили, что лекарствами легко отравиться. Виноват, признаю, но мне бы этого вашего уголька, а то сил нет, живот крутит, и голова раскалывается. А ещё руки и ноги как будто иголками колит.

— Не понял… — Я удивленно уставился на Джо — А кто лекарства готовит?

— Ну сейчас то доктор, а когда вы уходили, я смешивал. Да я сейчас покажу!

Джо метнулся к своим нарам, и уже через пару секунд поставил передо мной склянку, с каким-то порошком, напоминающем сахар.

— Вот, по немного надо в отвар ромашки добавлять!

Я открыл склянку, и в нос мне ударил раздражающий запах чеснока. Я тут же понял, что передо мной. Томас «лечил» Соверса мышьяком!

Глава 16

Любой яд в малых дозах может быть лекарством. Именно этому принципу люди следовали веками, используя мышьяк и для того, чтобы отравить, и чтобы вылечить. Я точно знал из курса истории медицины, которую нам преподавали в университете, что мышьяк раньше использовали как косметическое средство, средство от сифилиса и от малокровия. Да и ещё кучу болезней им пытались когда-то лечить, даже вплоть до начала двадцать первого века, его использовали в стоматологии, чтобы «убить» нерв зуба перед его пломбированием и лечением. Так что вскакивать и орать о том, что Томас травит Соверса я сразу не стал. Это всё надо как следует обдумать, разобраться и только потом принять какое-то решение. До следующего приема Соверсом «лекарств» есть ещё почти сутки, а значит у меня полно времени.