Китайская гувернантка

Подойдя к этим двоим, они услышали окончание серьезного и интимного разговора.

“Я так надеялась, что ты пойдешь к мистеру Люку”. Голос Джулии был чистым, как у птички. “Я так рада. Как только я услышала, что он послал за няней Брум, я поняла, что вы, должно быть, послали.”

“Моя дорогая, успокойся”, - сказал Советник. Он был изможденной фигурой в агонии. Невозможно было ошибиться в его беспомощном страдании. Он повернулся к Тимоти и упрямо заговорил.

“Вы не причинили ему вреда”, - сказал он. “Я очень благодарен, что вы не причинили ему вреда. Правильно ли я понимаю, что он несет ответственность за нечто совершенно ужасное наверху?”

“Нет, сэр. Он вообще ничего не делал с тех пор, как попал в дом, только разговаривал со мной”.

С точно таким же упорством Тим игнорировал отчаянное давление Юстаса на его руку. “Мы с Джулией увидели свет от его фонарика, когда он забрался в подвал с колодцем, и после этого не выпускали его из виду. Когда мы услышали шум и поднялись, чтобы разобраться, я привела его с собой. Мы вместе зашли в комнату Бэзила Тобермана.”

“Бэзил Тоберман? Это тот человек, которого убили?”

Когда вопрос вырвался у советника, Юстас сделал безрезультатный жест отказа и сделал долгий свистящий вдох. Это было так, как будто он прислушивался к слову, и когда оно прозвучало, у него не было сил сопротивляться. Он упал в ближайшее кресло и сидел там, как мешок. “Он мертв?” - требовательно спросил он.

“Я не знаю, дядя”.

“Я не думал, что в этом есть какие-либо сомнения”. Корниш одновременно извинился и почувствовал глубокое облегчение. “Меня ввело в заблуждение то, что я слышал, как один человек в штатском говорил другому”.

Юстас поднял глаза на Тимоти. “Если он умрет, и в этом будет какая-то тайна, нам конец”, - серьезно сказал он. “Эта сцена за ужином сегодня вечером и все, что этот глупый парень наговорил Бог знает кому в самолете, все это выплывет наружу. Все газеты, везде, и это составит четверть ущерба. Как только старый олень падает, вы знаете, на него сворой набрасываются гончие!” В его устах витиеватое сравнение звучало достаточно естественно, но Тим, который был сверхчувствителен к достоинству старика, оборвал его.

“Тогда нам придется копать глубже и смириться с этим, потому что мы больше ничего не можем сделать”.

“Мальчик мой, это достаточно легко сказать”. Юстас представлял собой странную смесь отчаяния и своего рода наслаждения. “Подожди, пока не увидишь реакцию отца Джулии. Подожди, пока это не коснется тебя лично ”.

“Но как к этому относится Тим? Какое это имеет отношение к нему? Он не Киннит”.

Вмешательство Джулии полностью нарушило личную неприкосновенность каждого. Она нарисовала ужасающую картину невинного безрассудства, заинтересованную только в своей любви. Оба пожилых мужчины умоляюще повернулись к ней, но Тима это не отвлекло. Он обнял ее одной рукой и крепко прижал к себе. “Ты помолчи”, - сказал он. “Мы больше не можем беспокоиться обо всем этом, дорогая. Мы знаем обо мне все, что нам нужно знать. Считай, что со всем этим покончено. Теперь, если твой отец говорит, что ты должна подождать, пока тебе не исполнится двадцать один, нам придется подождать, и на этом все закончится. Мы поженимся, как только сможем.”

Советник Корниш колебался. Казалось, он испытал облегчение, найдя кого-то своего веса, с кем можно иметь дело.

“Правильно ли я понимаю, что вы можете предоставить Барри полное алиби на... на то, что происходит, что бы это ни было, наверху?”

“Я ничего ему не даю”. Тим никогда не выглядел более точной копией молодого мужчины до него. “Я просто подтверждаю, что был с ним, когда он был в этом доме сегодня вечером. Он подтвердит, что был со мной и Джулией. Мы обеспечиваем алиби друг другу. В данном случае его слово так же твердо, как и мое. У него есть личность. Он мне так сказал ”.

Глаза советника сверкнули из-под суровых бровей.

“Вы знаете об этом, не так ли? Мне было интересно, что я собирался сказать вам и этой молодой леди по этому поводу.” Он заколебался. “И собирался ли я вообще что-нибудь говорить”. Последовала пауза, и вскоре он заговорил торопливо: “Он очень серьезно относится к своим бумагам”, - сказал он, и это прозвучало так, как будто он говорил о каком-то странном животном, за которое он нес ответственность, но которое он никогда не мог надеяться понять. “Они - единственный аспект закона и порядка, к которому он, кажется, испытывает хоть какое-то уважение”.

“Он серьезно относится к своей личности”, - сказал Тим. “Естественно. Похоже, это все, что у него есть”.

Это был необычный фрагмент беседы, важный и полностью просветляющий каждого участника и в то же время, для всех остальных, почти случайный.

Корниш с тревогой посмотрел на Тима.

“А как насчет тебя самого, сынок?”

Взгляд Тимоти упал на гладкую головку Джулии у него на плече и переместился на Юстаса, все еще сидевшего, сгорбленного и старого, в своем кресле. Наконец он встретился взглядом с советником.

“У меня есть обязанности”, - серьезно сказал он. “Со мной все в порядке”.

“Мистер Тимоти Киннит?” Стокуэлл, появившись в дверях, резко задал вопрос. Он был взволнован, и его привычка раскачиваться на своих легких ножках никогда не была более очевидной.

“Вот, сержант”.

“Понятно”. Стоквелл оценивающе посмотрел на него. Он вел себя так, как будто чувствовал, что ситуация слишком хороша, чтобы быть правдой. “Со мной приедут суперинтендант и мой старший инспектор. Они будут здесь через минуту. А пока я хотел бы спросить, могу ли я попросить вас прояснить возникший небольшой вопрос. Как я понял от моего констебля наверху, вы признались в его присутствии, что это вы привели некоего Лича в комнату мистера Тобермана?”

“Совершенно верно. Мы с моей невестой взяли его с собой наверх, когда услышали шум. Мы не знали, что еще с ним делать ”.

“Понятно, сэр”. Стокуэлл приближался к выводу, так сказать, на цыпочках. “Значит, когда вы привели его в комнату мистера Тобермана, по вашему мнению, это был первый раз, когда он там оказался”.

“Конечно. Разве он так не говорит?”

“Это именно то, что он действительно говорит”.

Тим стоял, глядя на широкое лицо с наполовину торжествующей ухмылкой на нем.

“В чем дело?” требовательно спросил он. “К чему ты клонишь?”

“Вы выдали себя, молодой человек, не так ли?” Стокуэлл, все еще немного не веря в такую удачу, тем не менее решительно сделал решительный шаг. “Это вы уложили мистера Тобермана в постель, не так ли? Когда он был слишком пьян, чтобы добраться туда самому, не говоря уже о сумке? Это правда, не так ли?”

Вывод, настолько прямой и простой, что его чудовищность стала предметом сложного расследования и бесконечных юридических споров у них на глазах, взорвался в комнате подобно бомбе.

Последовал долгий момент потрясенного молчания, в конце концов нарушенный голосом из дверного проема за спиной сержанта.

“Ну что ж, если ты собираешься быть глупой и воображать, что это сделал мистер Тим, - раздраженно сказала няня Брум, - полагаю, мне придется сказать правду”.

Когда сержант медленно повернулась, чтобы посмотреть на нее, из холла внизу до них донесся голос суперинтенданта Люка, разговаривавшего с констеблем, дежурившим у входной двери.