Книга тайных желаний

Иисус молчал, что меня удивило. Он накрыл мою руку своей и сжал ее. Как и мой брат, Иисус был недоволен, когда я написала то письмо. Я попробовала представить, что поступаю иначе, и не смогла. Тогда страх начал отступать. Я была беспомощна и вместе с тем удивительно спокойна. Что сделано, то сделано. Даже будь у меня возможность, я не стала бы ничего менять.

— Прости, — сказал мне Иуда. — Не стоило передавать твое сообщение.

— Я не хочу говорить о том, чего не изменишь, — ответила я.

— Ты права, сестричка. Надо думать о будущем, и думать быстро. Иоанна считает, что солдаты Антипы придут за тобой в ближайшие дни. Я спешил изо всех сил, но у них лошади. Возможно, отряд уже в пути. Времени в обрез.

Иисус выпрямился. Я ждала, что он предложит нам спрятаться в Иудейских холмах, как сделал сам после ареста Иоанна. Нам было бы очень тяжело, и никто не мог предсказать, сколько времени придется провести в глухих дебрях, но куда деваться?

Когда муж заговорил, его голос звучал уверенно и твердо:

— Ты отправишься в Александрию вместе с теткой.

День выдался теплый, солнце ярко сияло, но по спине у меня пробежал холодок.

— Разве мы не можем укрыться в пустыне, как поступил ты сам?

— Даже там ты не будешь в безопасности, — возразил Иисус.

Меня охватило отчаяние: я провела без него почти шесть месяцев, и мысль о новом расставании была невыносимой.

— Мы можем вместе отправиться в Сирию, в Кесарию Филиппову, в Декаполис. У Антипы нет власти в тех краях.

Глаза Иисуса наполнились печалью.

— Ана, мое время пришло. Я должен начать свое служение в Галилее, следуя путем Иоанна. Я не могу ждать.

Значит, Александрия.

— Это лишь на время, — успокоил меня Иисус. — Поживешь у своего дяди Харана в Египте, пока гнев Антипы не утихнет. Мы дадим тебе знать письмом, когда можно будет вернуться.

Я посмотрела на него и, запинаясь, пробормотала:

— Но ведь… могут… могут пройти месяцы. Даже целый год.

— Мне больно думать о разлуке с тобой, — сказал он. — Но в Александрии ты будешь в безопасности, а я смогу продолжить служение. После возвращения ты сможешь присоединиться ко мне.

Йолта погладила меня по щеке:

— Твой муж прав. Завтра мы отправимся в Александрию, ты и я. У Иисуса своя судьба, позволь ему следовать ей. И у тебя есть своя судьба. Разве не этого хотела София?

Лави присоединился к нам под оливковым деревом, где мы просидели, совещаясь, несколько часов — или это время тянулось так долго. Наконец план был составлен. На рассвете Иуда отправляется со мной, Йолтой и Лави в Сепфорис, он доставит нас к Апиону, оттуда проводит до Кесарии и посадит на корабль до Александрии, убедившись, что все идет гладко.

Иисус тоже рвался с нами, но я была непреклонна.

— Не хочу, чтобы ты пропустил свадьбу сестры, — сказала ему я. До торжества оставалось всего несколько дней. — И не стоит затягивать наше прощание. Расстанемся здесь, где мы прожили вместе одиннадцать лет.

Это была правда, хотя и не вся. Чтобы убедить Апиона отвезти в Александрию еще и меня с Лави, который умолял взять его с собой, что я и намеревалась сделать, опять потребуется подкуп, а мне не хотелось, чтобы Иисус при этом присутствовал.

Когда мы наконец разошлись, я потянула Иуду в кладовую и там рассказала о продаже материнских драгоценностей. Неодобрения с его стороны не последовало: мой брат и сам достаточно крал у богатых, чтобы поддерживать своих сторонников.

— Уверена, Апион согласится взять меня с Лави в Александрию за две тысячи драхм, — сказала я. — Если так, у нас останется еще три. Иисусу нужен покровитель, который будет обеспечивать его средствами. Я хочу разделить оставшиеся деньги между нами с мужем. Эта сумма поможет ему продержаться несколько месяцев, возможно, ее хватит до моего возвращения. Пусть доля Иисуса хранится у тебя, Иуда, и ты ни при каких обстоятельствах не должен говорить ему, откуда эти деньги. Обещай мне.

Он какое-то время колебался.

— И как я объясню появление средств? Он захочет узнать, кто ему помогает.

— Скажи ему, что это человек из Тивериады. Скажи ему, что Иоанна отправила деньги в благодарность за спасение госпожи. Скажи ему, что покровитель желает оставаться в тени. Мне все равно, только не сообщай ему, что деньги дала я.

— Ана, он мой друг. Я верю в его дело. Иисус — наша единственная надежда на освобождение от Рима. Я не хочу его обманывать.

— Я тоже не хотела бы, но, боюсь, иначе он не примет мой дар.

— Я сделаю так, как ты просишь, но помни: я и так слишком добр к тебе.

— Тогда еще кое-что, — сказала я. — Ты должен писать мне. Отложи немного денег на писчие принадлежности и гонцов. Посылай мне новости об Иисусе и сразу же сообщи, как только можно будет вернуться. Поклянись.

Он обнял меня:

— Клянусь.

XXXII

Я достала чашу для заклинаний со дна кедрового сундука, где она лежала годами, отверженная и заброшенная. Она была размером с миску для теста, слишком большая для моей дорожной сумки, но оставлять ее я не собиралась. Как и свитки. Когда серебряные монеты из кожаного мешка перекочуют в руки Апиона, я положу туда и чашу, и свитки, а пока понесу их в руках.

Я посмотрела на шерстяной мешок, полный глиняных черепков, на которых я изливала свою скорбь по Сусанне. Их придется оставить.

День сменился вечерним сумраком. Со двора доносились приглушенные голоса. Стоя в дверях, я видела Иисуса и его семью. На небе сияла одинокая звезда.

— Твоя жена поступила неразумно, — проворчал Иаков. Она приведет солдат Антипы на наш порог.

— Что мы им скажем? — подхватил Симон.

Иисус положил руки им на плечи — напоминание о том, что они братья.

— Скажите им, что женщина, которую они ищут, больше здесь не живет. Скажите, что она покинула меня и ушла со своим братом, а куда — вам неизвестно.

— Ты просишь нас соврать? — спросил Иаков.

Просьба Иисуса удивила и меня.

Мария, стоявшая на некотором расстоянии от них, подошла к Иакову и Симону.

— Иисус просит вас помочь ему сохранить жизнь жены, — сказала она резко. — Вы сделаете так, как он велит.

— Мы должны поступить по совести, — возразил Симон.

Саломея всхлипнула. Что это было — вдох или плач, я не разобрала.