Книга тайных желаний

— Если Антипа убьет моего мужа вслед за Иоанном, не представляю, как у меня все может быть хорошо.

— Если Антипа убьет его, ты будешь опустошена и безутешна, но есть в тебе нечто несокрушимое: твердость, частица самой Софии. Когда придет время, ты найдешь к ней путь. И тогда поймешь, о чем я говорю.

Я положила голову на ее руку, жилистую и крепкую, как сама Йолта. Смысл ее слов ускользал от меня, и я провалилась в сон без сновидений, похожий на черный бездонный колодец. Когда я проснулась, тетка по-прежнему была со мной.

— Нам надо поговорить о том, как ты собираешься возвращаться в Галилею, — сказала Йолта за завтраком на следующее утро.

Она обмакнула кусок хлеба в мед и положила его в рот. Немножко меда попало ей на подбородок, и я почувствовала, что ко мне возвращается аппетит. Я отломила кусок пшеничного хлеба.

— Ты боишься за Иисуса. Я же боюсь за тебя, — снова заговорила Йолта.

На пол у стола легло пятно света. Я смотрела на него, надеясь, что в нем появятся волшебные письмена и укажут мне путь. Возвращаться было опасно — возможно, не менее опасно, чем в дни моего бегства, — но мне было необходимо увидеть Иисуса.

— Если Иисус в беде, — отвечала я, — я хочу встретиться с ним, пока не стало слишком поздно.

Тетя наклонилась вперед и мягко посмотрела на меня:

— Если ты вернешься к нему сейчас, боюсь, Антипа утвердится в своем желании заточить его.

Об этом я не подумала.

— Думаешь, мое присутствие подвергнет Иисуса еще большей опасности?

Она посмотрела на меня, удивленно подняв брови:

— А ты нет?

VIII

Всю неделю я не показывалась в скриптории, но этим утром решила пойти, раз уж мне предстояло пока жить в Александрии. Я скользнула за стол, который, как я не могла не заметить, был прибран: желтая древесина сияла, источая аромат лимонного масла.

— Тебя здесь не хватало, — приветствовал меня Фаддей со своего места в другой стороне хранилища.

Я улыбнулась ему и начала работу: переписала прошение от женщины, которая хотела уменьшить налог на зерно, потому что прошлогодний потоп нанес урон ее полям, — документ весьма унылый. Но я была рада тому, что могу хоть как-то отвлечься от переживаний, и к середине дня бездумное выписывание хвостиков и крючочков, которые потом складывались в слова, захватило меня.

Фаддей бодрствовал. Возможно, мое возвращение слегка оживило его. Было около полудня, когда он заметил, что я посматриваю на него через плечо, и перехватил мой взгляд.

— Ана, могу я спросить, что вы с тетей искали в свитках?

Я молча уставилась на старика, чувствуя, что меня бросает в жар.

— Ты знал?

— Я был рад подремать, и за это я благодарен вам, но время от времени я просыпался.

Что он действительно видел? Я собиралась соврать, сказать ему, что Йолте хотелось скоротать время и она всего лишь помогала мне, но слова застряли на языке. Я больше не желала обманывать.

— Я взяла ключ от шкафа, — призналась я. — Мы изучали свитки в надежде найти записи о дочери Йолты.

Фаддей потер подбородок, и на одно ужасное мгновение я подумала, что он бросится к Харану. Я вскочила с места, усилием воли заставив себя не выдавать волнения.

— Прости нашу хитрость. Я не хотела вмешивать тебя в наши дела, ведь мы могли попасться. Пожалуйста, прости меня…

— Успокойся, Ана. Я не держу зла ни на тебя, ни на твою тетку.

У меня отлегло от сердца.

— Ты не расскажешь Харану?

— О нет. Он мне не друг. Платит немного, а потом жалуется на мою медлительность, хотя работа так нудна, что я дремлю, лишь бы отделаться от нее. Твое присутствие привнесло некоторую… живость. — Он улыбнулся. — Какие записи вы искали?

— Любые, которые указали бы местонахождение ее дочери. Харан передал девочку в приемную семью.

Никого из нынешних слуг, включая Фаддея, в те времена еще не было в доме Харана — это Йолта осторожно разведала сразу по прибытии. Я спросила, слышал ли писец что-нибудь о моей тетке. Он кивнул:

— Говорили, она отравила мужа и Харан отправил ее к терапевтам, чтобы спасти от ареста.

— Это ложь! — возмутилась я.

— Как имя ее дочери? — поинтересовался он.

— Хая. Ей было два года, когда тетка ее видела в последний раз.

Старик прищурил глаза и забарабанил пальцами по виску, словно пытался вызвать какое-то воспоминание.

— Это имя, — пробормотал он скорее сам себе, чем мне, — я точно его где-то встречал.

Я широко распахнула глаза. Стоит ли надеяться, что у него есть ответ? Фаддей распоряжался скрипторием и всем его содержимым в течение девяти лет. Он знал о делах Харана больше других. Мне хотелось подскочить к нему и постучать по голове с другой стороны, но я замерла в ожидании.

Старик принялся ходить кругами по комнате. На втором круге он остановился и кивнул:

— Ага. — Его лицо изменилось. Мне почудилось, что я разглядела следы тревоги. — Идем.

Мы проскользнули в кабинет Харана. Фаддей достал закрытую деревянную шкатулку, которая неприметно примостилась на нижней полке. На крышке была изображена богиня с соколиными крыльями — Нефтида, хранительницы мертвых, как пояснил Фаддей. Он снял ключ с крючка под столом Харана и отомкнул шкатулку. Внутри лежали несколько свитков, десять или двенадцать.

— Здесь Харан хранит документы, которые желает держать в секрете. — Старик перебрал свитки. — В самом начале моей службы хозяин велел снять копии с каждого из этих свитков. Если не ошибаюсь, среди них есть свидетельство о смерти девочки по имени Хая. Имя необычное, так что я его запомнил.

Кровь отлила у меня от лица.

— Она умерла?

Я опустилась в большое кресло Харана и медленно втянула воздух, пока Фаддей разворачивал на столе передо мной папирус.

Царскому писцу метрополии от Харана бен-Филипа Левита, члена Иудейского совета.

Сим удостоверяю, что Хая, дочь моей сестры Йолты, умерла в месяц эпифи тридцать второго года правления императора Октавиана Августа. Будучи ее опекуном и родственником, прошу включить ее имя в списки умерших. Недоимок по уплате податей за ней не имеется, так как на момент смерти ей исполнилось два года.

Я перечитала текст дважды, потом вернула свиток Фаддею. Он быстро его просмотрел и сказал:

— Закон не требует уведомления о смерти ребенка — только взрослых, которые внесены в податные списки. Иногда свидетельство все же составляют, но крайне редко. Помню, я счел это необычным.

Хая мертва. Я попыталась представить, как сообщу об этом Йолте, но не смогла.

Фаддей убрал свиток на место и закрыл крышку.

— Мне жаль, что так вышло, но лучше знать правду.

Чудовищная весть оглушила меня, а ужас от предстоящей мне миссии был столь велик, что я засомневалась, всегда ли истину можно счесть благом. В тот момент я предпочла бы оставаться в неведении, воображая, что Хая жива.