Книжный магазин «Булочка с корицей»
Шрифт:
— Ух ты, мам. Вот это ты перебарщиваешь, — заметила Кристен.
— Все средства хороши, — сказала мама, и Рейчел рассмеялась.
— Господи, мам, — пробормотал Ноа.
— Не поминай Бога всуе, Ноа Джеймс.
Ноа хмыкнул:
— Прости.
— Не стоит воспринимать эти годы как должное. Неизвестно, сколько мы с твоим отцом еще проживем на этом свете…
— Мама! — На лице Кристен отразился неподдельный ужас. — Это уж слишком.
— Откровенно грязный ход, — согласилась Рейчел.
— Он же так давно не был дома…
Теперь они втроем увлеклись беседой друг с другом. Каждая
— Привет, пап.
С тех пор как уехал из дома, Ноа разговаривал с отцом всего несколько раз. Всегда во время обязательных телефонных звонков, которые устраивала мама. И каждый раз разговор омрачало все то, что они так и не сказали друг другу, разочарование, которое, как был уверен Ноа, испытывал его отец.
— Здравствуй, Ноа. Как дела?
Ноа пожал плечами, но после расправил их. Ему уже не семнадцать. Он не ребенок, который сообщает родителям, что бросает школу. И не двадцать, как в тот раз, когда он позвонил с побережья Вирджинии и сказал, что не вернется.
— Хорошо. Туры этим летом прошли отлично. Много групп пришло по рекомендациям.
Отец кивнул:
— Это здорово.
— Согласен.
Документы в руках его тяготили. Ноа хотел рассказать отцу больше. Поделиться своими новыми планами. Может, даже попросить у него помощи с бумагами. Но у него не было такой возможности.
— Я горжусь тобой, — выпалил отец, и мама с сестрами замолчали в потрясении.
— Э-э-э… за что? — Ноа опустился на единственный стул и положил документы на колени.
Отец прокашлялся:
— Тобой… просто так… я просто тобой горжусь. Горжусь, каким ты стал мужчиной. И так далее. — Он снова прокашлялся.
Отец никогда не был жесток или излишне резок с ними в детстве, но слышать так много слов о его чувствах было… мягко говоря, непривычно.
Ноа судорожно сглотнул:
— Э-э-э, спасибо.
— Хотел, чтобы ты знал. Вдруг ты… в этом сомневаешься.
Ноа кивнул, потому что на большее сейчас был не способен. Почему даже во взрослом возрасте отцовское одобрение все еще значило для него так много? Он не знал, но факт оставался фактом.
— О. Да. Я… пожалуй… сомневался в этом. — Ноа прокашлялся. — Поэтому… э-э-э… спасибо, что прояснил.
Отец снова кивнул, а на глаза мамы навернулись слезы.
— Вот видишь! — воскликнула она, сложив руки перед собой. — Неужели было так трудно?
— А как же я, пап? — Кристен обняла отца за плечи, примостившись позади него. — Мной ты тоже гордишься? — дразнила она.
— Да, по-моему, мне ты тоже в последнее время этого не говорил, — Рейчел подтолкнула его с другой стороны, и отец добродушно фыркнул:
— Я горжусь всеми своими докучливыми отпрысками. Вот. Как вам такое?
— Прекрасно, — Кристен стиснула его в объятиях.
— Спасибо, папа, — рассмеялась Рейчел.
Теперь настал черед их матери закатить глаза:
— Ведете себя глупо.
И пока Ноа наблюдал, как члены его семьи дразнят друг друга, он почти ощутил запах маминого яблочного пирога. Смог услышать звуки футбольного матча,
доносящиеся из гостиной. Мог представить, как племянницы балуются, пока его зять тщетно пытается их приструнить.Впервые за долгое время Ноа позволил себе почувствовать тоску по дому. Он так долго игнорировал ее, подавлял и отрицал, всегда умудряясь затащить в свою постель незнакомку в дни важных семейных праздников, что теперь это чувство завладело им. Нахлынуло сильно и неистово, словно внезапный шторм.
— О боже, Ноа! Ты плачешь? — воскликнула Кристен так громко, что перекричала препирательства остальных членов семьи.
— Что? — Он спешно вытер глаза: — Нет. С чего мне плакать?
— Ты любишь нас и скучаешь! — прокричала сестра с ликованием.
— А ну цыц, — оборвал он, но не смог сдержать улыбки. Он любил этих чудаковатых людей и слишком долго позволял своей глупой гордости служить препятствием между ними.
Похоже, возвращение домой все же не самое страшное, что может случиться на свете.
Глава 27
В баре Мака было подозрительно пусто для вечера четверга и особенно для праздника по случаю дня рождения. Лишь несколько завсегдатаев сидели за стойкой. В зале было тихо, за исключением углового столика, откуда, едва Ноа вошел, послышался смех Энни и голос Хейзел.
Он согласился встретиться с Хейзел на месте, хотя предложил заехать за ней. Они не виделись с того путешествия на лодке, и в последующие два дня он не думал больше ни о чем. С тех пор его мозг работал круглые сутки, а мысли вращались вокруг Хейзел. Он думал о прикосновении ее губ, о том, как она выглядела в его одежде, о ее смехе, о том, как доверяла ему, о ее вкусе — боже милостивый, ее вкус! Ему едва удавалось быть полноценным членом общества, да и то за счет огромного количества кофе и холодного душа, который он принимал дважды в день.
Но оба были заняты. Ноа подвернулось несколько неожиданных туров под конец сезона, к тому же он пытался привести в порядок планы по аренде домов, а Хейзел занималась выкладкой книг «страшного сезона», как она их называла. Казалось совершенно неуместным прийти к кому-то на работу и признаться там в любви. Хотя у Логана все получилось…
Поэтому Ноа и предложил подвезти ее до места вечеринки и надеялся, что они смогут поговорить по дороге, но Хейзел сорвала и этот план. Она настояла на встрече сразу в баре. Теперь все важные признания придется отложить до завершения праздника. Он оглядел зал, пока шел к столу. Пока здесь и праздника-то никакого не было.
— Всем привет.
— Привет, Ноа! — улыбнулась Джинни. — Мы как раз о тебе говорили.
— Ой-ой. — Его взгляд упал на сияющее лицо Хейзел, и она усмехнулась.
— Хейзел рассказывала нам о том, как ты спас ей жизнь, — сказала Энни, вскинув бровь. — На редкость душещипательная история.
Ноа улыбнулся, не отрывая взгляда от лица Хейзел:
— А, вон оно что. Да, хороший был день.
Щеки Хейзел залились румянцем, и Ноа не сомневался, что услышал стон Логана, но не удостоил друга взглядом.