Княжна Разумовская. Спасти Императора

Глава 24

Спала я очень чутко. Жесткий диван и кошмары, мучавшие меня после многочасового допроса, не способствовали крепкому сну. Поэтому проснулась и вскочила сразу же, едва уловила шум где-то снаружи.

Взгляд упал на окно: кажется, уже рассвело, но утро выдалось мрачным и туманным. Под стать царившим в городе настроениям.

Сонно моргая, я зевнула и села, пытаясь одновременно пригладить волосы и прийти в себя. От неудобно позы тело затекло, и правый бок покалывала тысяча иголок. Переждав дрожь, я поднялась с дивана и подошла к окну. Из кабинета виднелся лишь кусочек серого, затянутого облаками неба и угол соседнего дома.

Лучше, чем ничего.

А шум все усиливался и усиливался. Мной овладело дурное предчувствие: от ротмистра я ожидала чего угодно. Накануне он учинил мне многочасовой допрос, который под конец был больше похож на пытку. И пообещал, что на следующий день — уже сегодня — мы продолжим.

— Ваше превосходительство, Ваше превосходительство… — до меня донесся чей-то испуганный голос.

Час от часу нелегче. Значит, приехало большое начальство.

Резкий грохот открывшейся двери заставил меня подпрыгнуть. Но увиденное следом превзошло все мои самые смелые фантазии и ожидания.

На пороге стоял князь Хованский.

Бледный. Шатавшийся. Небритый. В несвежей одежде.

Но живой.

Позади него маячил несчастный офицер, который привез меня сюда вчера. За ними, кажется, стоял граф Каховский: он что-то горячо объяснял нескольким мужчинам, столпившихся у них за спиной.

Я сжала зубы.

Должно ли мне польстить, что князь Хованский примчался лично меня допрашивать, невзирая на собственное состояние?..

Губы сами по себе сложились в презрительную усмешку. Смотреть на него было тошно.

— Вы свободны, Варвара Алексеевна, — отдышавшись, объявил вдруг мой жених.

Или и впрямь уже бывший?

— Вы вольны уйти отсюда сию же минуту, — добавил он, когда не дождался от меня реакции.

Я сузила глаза, ломая голову над тем, какую игру затеял этот ужасный человек. И не тронулась с места. А вдруг из соседней двери выпрыгнет ротмистр и обвинит меня еще и в попытке побега?..

— Варвара Алексеевна? — вперед протиснулся граф Каховский. Он обеспокоенно посмотрел на меня, затем повернулся к князю.

Среди них он был единственным человеком, к кому у меня осталась капля доверия.

— Княжна, вы действительно свободны, — сказал он со всей убедительностью.

— А приказ? — я посмотрела на графа.

Князь Хованский дернулся, но ничего не сказал и лишь сильнее вцепился в дверной косяк, на который опирался рукой.

— Не было никакого приказа, — вытолкнул он сквозь плотно сцепленные зубы.

— Ротмистр Бегичев считал иначе, — я вновь обращалась лишь к Михаилу.

Тот замялся, но все же ответил.

— Произошла непростительная, невероятная ошибка, Варвара Алексеевна...

— Да? — я вскинула подбородок. — Приказа не было? Он не был подписан? Потому что накануне я видела его своими глазами. Ротмистр показал мне его. И внизу рукой князя Хованского были выведены его инициалы.

Мой голос сорвался и зазвенел, и я поспешно замолчала. Ну, уж нет! Бегичева я слезами так и не порадовала. И эти тоже не дождутся.

— Княжна, будет лучше, если мы покинем это здание и поговорим в другом месте. Обещаю, я все объясню, — настойчиво позвал меня князь Хованский.

Я даже бровью в его сторону не повела. Я нарочно избегала на него смотреть с той секунды, как заметила в дверях.

Боялась, что не могу сдержаться.

— Пойдёмте, Варвара Алексеевна, — совсем обреченным голосом попросил граф Каховский, и я кивнула.

Мимо князя прошла, как мимо пустого места. Кажется, услышала, как он заскрежетал зубами. Плевать!

Он растоптал меня дважды, нет, трижды за короткий срок. Я не собиралась смотреть на него до конца своей жизни.

Мы вышли на улицу, и там меня ждал очередной неприятный сюрприз. Рядом с роскошным экипажем князей Разумовских стояла Кира Кирилловна: вся в черном, словно в трауре. Я застыла на пороге, не решаясь шагнуть к ней, потому что сил на выслушивание упреков у меня не было. Но в затылок мне дышал еще более неприятный человек, князь Хованский, и поэтому я все же пошла вперед.

К моему удивлению, тетушка раскрыла руки, намереваясь меня обнять. Но выдержка и правила приличия взяли вверх, поэтому она лишь улыбнулась и на мгновение сжала ладонями плечи. Потом бросила неприязненный взгляд на здание Третьего отделения и обратилась к князю Хованскому без обычной сердечной теплоты.

— Где этот… ротмистр? — последнее слово она буквально выплюнула, дополнив крепким французским ругательством. — Где этот недостойный человек, который посмел так обращаться с моей племянницей? Клянусь Богом, Георгий Александрович, я пожалуюсь Императрице, дойду до самого Императора... Вместо того, чтобы искать настоящих преступников, искать моего брата, он задержал — кого? Княжну Разумовскую? Благовоспитанную барышню, девицу на выданье? Вашу невесту! — и ее указательный палец, затянутый в черную перчатку, обличительно уперся князю Хованскому в грудь.

— Графиня, я клянусь, что могу объяснить… то, что произошло — огромное, огромное недоразумение, — князь заговорил, страдальчески морщась. На висках у него выступила испарина, и он был почти таким же бледным, как вчера на берегу.

Я вспомнила, как его голова лежала у меня на коленях, и я уговаривала его потерпеть и не умирать... И он еще сжимал мою ладонь...

Да какая же я дура!

— Я хочу видеть Его высокопревосходительство, графа Меренберг, — Кира Кирилловна посмотрела на князя Хованского.

За его спиной офицеры одновременно втянули головы в плечи.

— Где начальник штаба корпуса жандармов? — спросила она, и теперь реакция офицеров стала мне понятнее.

Кажется, тетушка искала встречи с начальником Третьего отделения в Москве.

— Его высокопревосходительство расследует похищение вашего брата, — кисло отозвался князь Хованский.

— В отличие от вас! — припечатала Кира Кирилловна.

— Княжна, выслушайте меня! — князь смолчал на едкое замечание тетушки и повернулся ко мне.

— Вы за мной следили, — устало промолвила я. — Ротмистр вчера мне все рассказал, пока длился этот ужасный допрос... Вернее, не следили, а взяли под наблюдение, как и Сержа, которого подозревали в сходках со студентами и разжигании народных волнений.

Я поежилась. Было грязно даже говорить об этом. Хотелось забраться в ванну с горячей водой и хорошенько себя оттереть.

Князь Хованский вздрогнул и распрямился. В его глазах мелькнула тщательно подавляемая боль. Я не придала этому ни малейшего значения.