Княжна Разумовская. Спасти Императора
Шрифт:
Сбоку раздался негромкий, чуть хрипловатый смех мужа. Он перевернулся на бок и притянул меня к себе одной рукой, прижал спиной к покрытой испариной груди. Сердце его билось быстро и ровно, как и мое.
— Не переживай, я следил, чтобы ее не задеть, — посмеиваясь, шепнул он.
Я фыркнула и закатила глаза, вспомнив его затуманенный, невидящий взгляд.
— Сильно сомневаюсь в этом.
Думать ни о чем не хотелось. Даже говорить не хотелось. Ни об отце, ни о нашем будущем. Хотелось лежать рядом с ним и чувствовать его тепло.
На
— Их будут искать? — спросила я Георгия. — Тех, кого вы не поймали.
Сержа, например.
— Не знаю, — он пожал плечами, отложив в сторону газету. — История получилась премерзкая. Обострять отношения с Британией Государь, верно, не захочет. Потому сомневаюсь, будут ли искать их со всем рвением и тщанием.
— Но вместе с моим отцом удерживали же и британского поданного, — я недоуменно вскинула брови. — Неужели это оставят без внимания?
Георгий бросил на меня выразительный взгляд, из которого все стало понятно. Кажется, историю и впрямь намеревались замять.
— А ты бы стал искать, брат? — отвлекла его Елизавета.
— Стал бы, — он едва заметно усмехнулся. — Оставить их на свободе то же самое, что повесить на стену заряженное ружье. Которое обязательно выстрелит в самый неподходящий момент.
— Нельзя же все просто так оставить и сделать вид, словно ничего не случилось!
— Всегда можно усилить давление и полицейский надзор, — едко отозвался Георгий и нахмурился. — Отправить на каторгу пару десятков студентов.
Он говорил со злым, невеселым сарказмом. Кажется, подозревал, что именно это и будет сделано.
— Любое действие рождает противодействие, — заметила я, катая чашку с остывшем чаем меж ладоней.
На душе было странное ощущение. Все было хорошо. Все, наконец, закончилось. Князь Разумовский — жив и здоров. Наши отношения с ним порваны или близки к тому, чему я только рада. Серж где-то скрывается и едва ли решит показаться в Москве в ближайшее время. Я, кажется, постепенно влюбляюсь в собственного мужа, и даже ранение над бровью начало затягиваться и болело все меньше и меньше.
Прошедшей ночью я таяла от ласк и прикосновений князя. Даже не подозревала, насколько изголодалась по ним! И теперь с нетерпением ждала, когда мы вновь окажемся с ним в его спальне...
И даже отставка Георгия виделась уже не в таких мрачных чертах. Он здоров, молод и богат. Он найдет, чем себя занять. А быть может, через три недели, когда будет дан обещанный Императором бал, все переменится в лучшую сторону, и его восстановят на службе. Схлынут первые эмоции, к людям вернется разум...
Но если все так хорошо, почему мне было так неспокойно?! Почему внутри не просто копошился, а грыз червячок сомнений?!
Может быть, я просто привыкла постоянно тревожиться и волноваться и теперь делала это машинально, даже не задумываясь? Может быть, пройдет время, и я успокоюсь?..
Тем утром я решила, что достаточно окрепла, чтобы выйти в свет. И в сопровождении
Елизаветы и ее компаньонки, которых позвала с собой, отправилась к модистке.Перед тем, как уйти в свой кабинет, Георгий поцеловал мою ладонь и коротко заметил.
— Надеюсь, выбор нарядов принесет вам удовольствие, княгиня.
Наклонившись к нему, чтобы не услышали посторонние, я успела игриво шепнуть.
— Ночью они точно принесут удовольствие тебе.
Георгий замер на мгновение, а затем его взгляд потеплел. В уголках губ мелькнула сдержанная улыбка.
— Тогда я с нетерпением буду ждать ночи, — ответил он негромко, но таким голосом, что я почувствовала, как меня охватил жар.
Он отпустил мою руку и, не добавив ни слова, вышел из комнаты, а в воздухе по-прежнему витала искра, которую он смог разжечь одной только фразой.
Я коснулась кончиков пальцев, где еще оставался призрачный след его губ, и потрясла головой. Меня уже ждали, и поэтому я поспешила в холл, чувствуя на щеках легкий румянец.
Пока мы ехали в экипаже, меня немного потряхивало от волнения. Но оживленная, легкая болтовня Елизаветы помогала отвлечься. Стыдно признаться, но мне было страшно появляться одной «на людях», поэтому я и позвала княжну с компаньонкой составить мне компанию.
Все же наше венчание с князем в глазах света было весьма скандальным. А отец, решивший, что вправе вмешиваться в наш брак, лишь подбрасывал бревна в костер сплетен.
Салон модистки-мадам Левандовской, в который мы приехали по совету Елизаветы, был роскошно обставлен: вдоль стен стояли манекены, на которых красовались изысканные наряды. Ткани блестели в лучах света, льющихся через высокие окна, а в воздухе витал тонкий аромат лаванды.
— Княгиня Хованская, княжна Хованская, — нам навстречу вышла хозяйка. — Чем могу быть полезна Вашим сиятельствам?
Она встретила меня любезной улыбкой, однако в ее взгляде читался едва уловимый холод. Особенно пристально она смотрела на мой живот, который был прикрыт наброшенной на плечи шалью. Я усмехнулась. Неужели они действительно предполагали, что сремительную свадьбу спровоцировала моя беременность вне брака?
О, как бы они удивились, узнав правду.
— Мне нужен новый гардероб, — ответила я, проходя к большому зеркалу в резной раме. — Несколько платьев для выходов в свет, несколько домашних. И да, еще пару сорочек. Кружевных.
Елизавета, стоявшая неподалеку, с любопытством на меня посмотрела, но ничего не сказала.
— Разумеется, Ваше сиятельство. Мы все так рады вашему... внезапному счастью. Ваш столь неожиданный союз стал главной темой в салонах.
Я заставила себя хладнокровно улыбнуться.
— Все же смею надеяться, что о чудесном освобождении моего батюшки вы беседовали чуть дольше.
Модистка поджала губы и распорядилась принести образцы тканей. Мне предложили несколько утонченных вечерних платьев: изумрудное с длинным шлейфом, бледно-розовое с кружевным верхом и глубокое бордовое из тяжелого атласа.
— Вы и князь Хованский предпочитаете яркие выходы. Мне кажется, бордовое платье идеально вам подойдет.
Я выдержала паузу и посмотрела ей прямо в глаза.
— Слухи редко отражают правду, мадам.